Страница 1 из 17

Нигилист-невидимка

Гаврюченков Юрий Федорович

Юрий Гаврюченков

Нигилист-невидимка

При благоприятном стечении обстоятельств» редакторский карандаш может привести человека и на эшафот. Так и исследователь некоторых драм большевистской революции, в которой принимает участие много неудачных литераторов, должен был бы порою руководиться правилом: «ищите рецензию».

Серия «Исторический детектив»: всем любителям истории и почитателям детективного жанра!

1. Вступление

Я – мастер красного цеха. Я опять займусь ремеслом.

Изо дня в день, из долгого часа в час я буду готовить убийство.

25 июля 1903 года на перрон Николаевского вокзала сошёл молодой высокий мужчина. Он был худ и сутуловат. Узкое лицо его с редкими веснушками было украшено закрученными вверх светло-каштановыми усиками. Тонкий с небольшой горбинкой нос на узком лице и живые карие глаза, которые молодой человек близоруко прищуривал, придавали ему робковато-горделивый вид. Молодой человек не был обременён грузом. Весь его багаж представлял ковровый саквояж со впалыми, как щёки хозяина, боками. Поношенный серенький костюм-тройка, не первого года касторовый котелок и туфли со сбитыми носами составляли убранство пассажира. Он прибыл в вагоне третьего класса, сделав по пути несколько пересадок. Не возбудив внимания носильщиков и городового, молодой человек отошёл к Литейному проспекту, где было дешевле, чем у вокзала, нанять извозчика, и сговорился ехать в Озерки.

Бежавший из ссылки пропагандист «Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса» Борис Викторович Савинков вернулся в столицу, чтобы возобновить сношения с товарищами по партийной работе.

Борис Викторович Савинков

2. Опасное задержание в заброшенной ротонде

Маньяк прятался в заброшенной ротонде. Окружённый силами полиции, он метался и, не находя лазейки, рычал и рубил стены топором. Ветхие брёвна пошевеливались. Открывая деревянную решётку, сыпалась в траву старая штукатурка.

Трое нижних чинов не рисковали сунуться во мрачную залу, где кровавый душегуб мог выпрыгнуть из любого тёмного закутка. Ожидали прибытия начальства, дабы под его чутким руководством произвести задержание.

Застучали подковы по настилу моста. Пара гнедых жеребчиков, запряжённых в изящный экипаж на резиновом ходу, доставила на остров весьма примечательную пару. Сидящий на облучке крепыш годов около пятидесяти в мундире вахмистра бойко правил лошадьми. Пышные пшеничного цвета усы и голубые навыкате глаза свидетельствовали о его южнорусском происхождении, а простительный для возраста жирок не мог скрыть коренную мощь и ловкость членов.

Пассажир в форме жандармского ротмистра, не дожидаясь полной остановки экипажа, поднялся и легко соскочил с подножки, придержав рукою плоскую кобуру. Он оказался высок, тонок в талии и широк в плечах. Когда господин пружинистым шагом подошёл к крыльцу ротонды, дорогу ему заступил околоточный надзиратель.

– Здравия желаю…

– Ротмистр Анненский, – представился приехавший, не надеясь, однако, что окажется неопознанным.

Околоточный и в самом деле не ожидал приветствовать тут известного всему Петербургу сыщика, которого видал, впрочем, только на иллюстрациях в газете. Живьём он производил впечатление не столь молодцеватое, но значительно более геройское, нежели мог выразить художник-график. Изящное лицо портил раздавленный крепкими ударами нос. Вмятая переносица придавала глазам жутковатый стеклистый блеск, особенно, когда Анненский вперивался в кого-нибудь взглядом. Сыщик знал за собой это качество и пользовался им, когда требовалось надавить на подозреваемого, не прибегая к рукоприкладству. Бывая во Франции по долгу службы и для собственного удовольствия, он перенял методы парижской криминальной полиции и обучился грязным приёмам драки бродяг и моряков – шоссона, явившегося из портовых трущоб Марселя и прилипшего к французским жандармам, как грязь прилипает к подошве сапога. На русской земле Александр Павлович Анненский применял весь арсенал галльских уловок, дабы согнуть выи лиходеев под железное ярмо Закона.

Повозка накренилась и закачалась на рессорах, когда спрыгнул жандармский кучер.

– Вахмистр Кочубей, – представил его Анненский околоточному. – Мы проведём задержание, а вы отгоняйте зевак. Им незачем лицезреть Раскольника раньше, чем это будет необходимо.

– Слушаюсь! – околоточный взял под козырёк и умёлся выполнять приказание.

Анненский окинул взглядом ротонду. Это была закрытая петербургская беседка, надёжно заграждающая глухими стенами от промозглого злого ветра, в которой так славно пить чай под весенним ливнем, в затяжные летние дожди, и не менее приятно осенью, укрываясь от штормовых шквалов, наполненных ледяной водой с залива. Выращенная на унылых чухонских землях поколениями русских умельцев беседка прежде скрашивала своим владельцам исполненное милого очарования малоснежное петербургское лето, но теперь сделалась последним пристанищем исчадия ада.

– Обойдёмся без стрельбы, Платон, – как старому приятелю тихо сказал знаменитый сыщик, называя вахмистра по имени с французским прононсом. – Раскольник нам должен многое рассказать. Постараемся не увечить его до начала допроса.

Кочубей повертел головой, оттянул пальцем тесный воротник мундира, зарясь на ротонду и прикидывая шансы. Щёки и толстая шея покраснели от напряжения разума.

– Щас я его плетью по уху стебну, Лесандр Павлович? – сипловато пробасил вахмистр. – Врежу, он и с копыт долой, мужицкая порода.

Вдали от посторонних они вели разговор не как начальник и подчинённый, а как господин и слуга.

Анненский прислушался к шуму, издаваемому маньяком.

– У него топор. Я отвлеку внимание, а ты бей. Свалим и сразу фиксируем руку с оружием. Взял браслеты?

– Отож! – хлопнул по карману Кочубей. – Да я снурком его. Снурком сноровистее.

– Peu importe de quelle couleur est un chat, pourvu qu’il chasse des souris[1], – сказал Анненский, снял фуражку, бросил в неё перчатки и небрежно протянул вахмистру.

– Так точно, главное, чтоб мышей ловила, – Кочубей поместил фуражку на облучок, пристроил рядом свою.

Так они и ездили по миру – хозяин и денщик, приставленный дядькой с младых ногтей.

Маньяк в ротонде заругался особенно чёрной бранью и хрястнул топором в стену, отчего беседка содрогнулась до основания. Сухой стук сыплющейся в траву штукатурки и шелест смиренной травы были ему ответом.

– Пошли, – Анненский встряхнул плечами, передвинул назад кобуру с «браунингом», чтобы не мешала в физических упражнениях на ловкость и гибкость туловища. – Пора.

Взять своими руками душегуба, много лет наводившего страх на петербуржцев, было для Александра Павловича делом чести. Реноме знаменитого сыщика требовало поддержки подвигом, коли не сумел изловить Раскольника силой мысли в начале его кровавой карьеры, пока маньяка не прославили газеты и не заронили зёрна сомнения во всемогущество державы у столичного обывателя и алчущих любого повода к тому антивластных смутьянов. Ныне же прекратить череду похожих друг на друга убийств стало делом государственной важности. В середине сентября к Государю Императору должен был прибыть с важным визитом британский посланник. К этому времени было крайне желательно ликвидировать в Санкт-Петербурге нежелательный элемент, и к расследованию подключился Особый отдел департамента полиции.

Неважно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей (франц.)