Спаси меня

— Ты был не таким уж старым.

— Пятьдесят восемь — это уже старик, Амороза. Я давно перестал испытывать спонтанную эрекцию. Давно, очень давно.

У меня нет никакого интереса слушать это. В данный момент у меня на уме только две вещи.

— Настоящая ли девушка?

Он перестает двигаться и делает шаг назад.

— О, si, mi amor. Лэджи очень реальна. Она так же близка к тебе, как и я, пока я был в заключении.

Его глаза пробегают по мне, словно руки на моей коже. Я застыла как статуя, обдумывая смысл его слов, связь, которую я почувствовала с фотографией. На этот раз он действительно протягивает руку и касается меня. Подлая рука с когтями сжимает мой подбородок.

— Я вижу, как работают твои изумрудные глаза, малышка.

Я отворачиваю лицо.

— Что ты хочешь сказать?

Он не отвечает. Он удерживает мой взгляд. При очередной затяжке сигареты струйка синего дыма попадает ему в глаз, и он медленно моргает.

— Я уехала из Майами после смерти бабушки. Она была последним членом моей семьи.

— Ты стала идеальной приманкой. Власти направили тебя ко мне, потому что тебе нечего было терять. У тебя не было семьи, на которую я мог бы опираться, не было ничего, что могло бы заставить тебя подчиняться. — Еще одна долгая затяжка, еще одна струйка дыма поднимается вокруг нас. — До сих пор.

— Эта девушка не моя семья.

— Возможно… Ты не слышала ее историю.

— А мне и не нужно. — Мои губы искривляются в хмурой гримасе, когда осознание этого проникает в мою кожу. В горле завязывается болезненный комок, и я быстро моргаю. — Вот почему ты приказал своим людям убить его… — Мне приходится замолчать, чтобы отдышаться от боли.

В его глазах вспыхивает ярость.

— Я приказал своим людям убить его за то, что он сделал со мной. Я должен был отрезать ему пальцы за то, что он прикасался к тому, что принадлежит мне, отрезать его член за то, что он трахал то, что принадлежит мне.

— Вот как? — В моем голосе звучит яд. — Почему ты этого не сделал?

— Я не хотел рисковать.

— Ты знал, что он тебя победит. — Я выплюнула эти слова в его сторону. — Он всегда тебя побеждал. Он посадил тебя в тюрьму. Он победил тебя вместе со мной. Я любила только одного мужчину всю свою взрослую жизнь. Мейсон…

Меня прерывают ударом! В глазах вспыхивает свет, и я падаю на пол, а комната начинает кружится. Нет… Я медленно трясу головой, пытаясь прийти в себя. Щека болит, во рту кровь из-за его кольца, порезавшего мне губу, но я не плачу. Я не позволю ему увидеть, как я сломалась. Я заставляю себя встать на колени. Я заставляю себя встать, даже не пытаясь скрыть ненависть, светящуюся в моих глазах.

— Да, Амороса. — В его голосе звучит похотливое рычание, а рука, которой он дал мне пощечину, движется вверх и вниз по его промежности.

Я не смотрю, но с периферии вижу эрекцию, напрягающуюся в его брюках. Насилие над женщинами всегда его возбуждало. Только вот я впервые стала объектом его издевательств. Я знаю, что он попытается меня трахнуть, и я с удовольствием примусь за этот нежный орган. Я заставлю его заплатить.

— Где она? — У меня болит щека, а голос ровный, с оттенком отвращения.

Его подлая улыбка вернулась.

— Не так быстро, моя любимая. Не так быстро. Мне еще предстоит решить, что с тобой делать. Я все еще планирую убить тебя, да, но теперь, когда я вернул тебя, ты должна поплатиться за то, что унизила меня.

Ты не вернул меня. Я не произношу эти слова вслух, и он продолжает идти, размышляя.

— Я не могу допустить, чтобы кто-то с улицы решил, что она может войти и попытаться превзойти меня.

Не стоит беспокоиться об этом. Я убью тебя, даже если умру при этом. Я молчу. Я только наблюдаю за тем, как он продолжает идти, слушая мягкий стук его ботинок по испанскому кафельному полу.

— Твоя старая комната ждет тебя. Твоя одежда все еще в шкафу. Похоже, мой домашний персонал либо испытывал ностальгию, либо боялся избавиться от твоих вещей без моего разрешения.

Я ставлю на последнее.

Тогда он останавливается, фокусируя взгляд на моем избитом лице.

— Да… — Это горловое шипение. — Ты чертовски привлекательна. Возможно, я позволю тебе пожить еще немного… Я должен найти способ наказать тебя так, чтобы не испортить твое прекрасное лицо. — Он протягивает руку и проводит ногтем по моим губам. — Иначе я порежу тебя так, что ни один мужчина не сможет больше желать тебя.

Роза, женщина, чье лицо он порезал, проносится в моем сознании. Я до сих пор вижу ее рот, зияющий и парализованный, с одной стороны, слюни, постоянно стекающие по подбородку. Я все еще вижу сердитые рубцы келоидных шрамов на ее скулах. Она прятала все это за завесой темных волос, но когда она смотрела на тебя…

Я не хочу дрожать. Я не хочу показывать страх. А главное, я не хочу говорить, что теперь он ничем не сможет мне навредить. Он отнял у меня единственного мужчину, которого я когда-либо любила. Эта мысль пронзает мой желудок, как нож, оставляя внутренности зияющими и выплескивающимися наружу.

— Когда я смогу увидеть девушку? — Я не хочу называть ее Лэджи, вдруг ее имя — ложь, как и все остальное, что он говорит.

— Возвращайся в свою комнату. Я позову тебя, когда буду готов.

С этими словами он вышел из гостиной, оставив после себя лишь резкий запах табака.

— Я не твоя, — тихо повторяю я. — Я никогда не буду твоей. Мейс — единственный мужчина… — Но я не могу закончить.

Слезы, с которыми я боролась несколько часов, хлынули по щекам, как незваные гости. Я поднимаю руку, чтобы вытереть их, и плачу от боли в разбитой щеке. Мне нужно выпить. Мне нужен сон. Мне нужен мой муж.

Ужин — это следующий раз, когда меня вызывают к Аранье. Он сидит во главе длинного стола из красного дерева, и, как в классическом фильме, по центру расставлены канделябры с белыми свечами, с которых капает воск по бокам на латунь.

Мое лицо опухло, но я не хочу этого скрывать. Я переоделась в белую рубашку и брюки из шкафа. Я с удивлением обнаружила, что брюки стали немного теснее, чем когда я была здесь раньше, но я списала это на то, что я была счастлива с Мейсом. Подняв подбородок, я отбросила все мысли о другой жизни. Моя жизнь закончится здесь, освободив девушку, о существовании которой я даже не подозревала, и покончив с жизнью монстра.

— Очень рад, что ты смогла присоединиться к нам, Амороса, — говорит он, не вставая.

Я не отмечаю то, что у меня было мало выбора в этом вопросе. Меня слишком отвлекает то, что он использует местоимение "мы". В этот момент в комнате находимся только мы с ним, но я знаю, что он что-то задумал. Я поняла это по тому, как он откинулся на обитую бархатом спинку своего богато украшенного деревянного кресла.

Я останавливаюсь у конца стола и выдвигаю подходящее кресло. Он выдаёт короткий смешок и тянется к своему маленькому стакану с виски.

— Никакие расстояния не отдалят меня от тебя. Ты моя.

Молчание стало моей постоянной реакцией на эти намеки на право собственности. Я бы хотела, чтобы он подошел достаточно близко, чтобы я отрезала ему член. Я приветствую его попытки сделать минет. Моя ненависть к нему — это расплавленная ярость, которая только и ждет выхода.

— Лэджи, — кричит он, хлопая в ладоши.

Я подпрыгиваю и быстро вдыхаю. Сердце бешено колотится, и я оглядываюсь по сторонам, не заботясь о том, что мои эмоции видны на моем лице. Я знаю, что меня это должно волновать. Любое открытое проявление привязанности — это прямая ответственность. Но я ничего не могу с собой поделать. Когда открывается дверь и в комнату входит миниатюрная девушка, мои глаза разгораются. Она двигается точно так же, как моя бабушка, только на десятки лет моложе. Откуда она взялась? Как он ее нашел? Может ли она быть моей родственницей?

Я отбросила эту мысль. Мейс помогал мне прочесывать маленькую центральную Америку в поисках следов моей семьи, и мы ничего не нашли.

— Hola, papacito! — Она оббегает стол и целует эту пиявку в щеку. Я с ужасом смотрю на это.