По прозвищу Чумной

– Что тебе нужно, жрец? – мальчишка развернулся, недовольно кривя изгрызенные в лохмотья губы. – Не мешай.

– И как же ты тут оказался? – инквизитор сел, опираясь на согнутую ногу. – Вас же, некромантов, хрен загонишь в могилу. Признавайся, кому дорогу перешёл. У мёртвых секретов друг от друга нет.

– Когда я выберусь, я вселю тебя в умертвие и буду использовать как учебное пособие! – в удивительно низком для такого тщедушного парня голосе прорезался странный акцент, будто какая-то связь с миром живых всё-таки осталась. – Отлично! Я зна… да твою мать!

Некроманта протащило по серому песку, нить связи истончилась, пусть и не исчезла окончательно. От раздражения и явно уязвлённого неспособностью вернуться самолюбия на глазах мальчишки – ему совершенно точно нет и полувека, так, личинка некроманта – выступают злые слёзы. Инквизитор удивлённо гнёт бровь: а говорили, что личность и чувства смываются песками долины, а вот погляди ж ты. Да и он сам пока не спешит расставаться со своим прошлым. Ведомый этой мыслью мужчина проходит несколько шагов до красноволосого, все силы которого теперь уходят на поддержание тонкой ниточки.

– Точно не хочешь поговорить? – в другое время он бы предпочёл добить колдуна, но в обозримом пространстве никого нет, а вечность без общения пугает сильнее, чем нарушение оставшегося в прошлой жизни кодекса. – Как тебя зовут?

– Никак, – некромант садится на холодный песок, прижимая ладонь к груди, будто это может остановить обрыв связи с телом. – Не знаю, как это происходит на твоей родине, а у нас за нарушение чужого права на смерть лишают имени. И, вот, медленно упокаивают!

Лицо его больше походило на вылепленную больным скульптором маску, связь с жизнью выгорала. Видимо, именно это заставляло личинку некроманта заходиться в нервном хохоте под тяжёлым взглядом застывшего над ним инквизитора. И уж на что у последнего были крепкие нервы, а сжавшиеся на ноге костлявые пальцы заставили вздрогнуть, пусть и не дали ни пнуть колдуна, ни сделать шаг назад.

– А хочешь жить, жрец? Меня-то обратно не пропустит, а ты вполне сможешь занять моё место, м? У меня там даже какое-то имущество имеется, пусть за него и пободаться придётся.

– Вот при жизни на сделки с колдунами я не соглашался, – инквизитор понимает, что должен сейчас отказаться, но жить ему действительно хочется.

Он прекрасно понимает, что новое перерождение не для него. Слишком уж привык отравлять жизнь окружающим, особенно магам. Жалко, конечно, будет стать одним из них, но тем приятнее будет отыграться на них за всё и сразу.

– Ну, не соглашался и что? Ты не затягивай, я это долго не продержу, – некромант кивает на оплетающие его пальцы нити.

– А в обмен? – у магов ничего не бывает по доброте душевной, исключительно выгода и собственные интересы. – Что ты хочешь взамен? Я должен знать, на что соглашаюсь.

– Я отдам тебе силу, память, права. Уйду вместо тебя на перерождение. Но ты превратишь жизнь каждого из королевской семейки в кошмар, – он заставил себя встать на ноги, хотя всё больше напоминал обтянутый кожей скелет. – Они выносили приговоры моей семье, вынесли и мне, не став выслушивать. Я хочу, чтобы ты выжил и заставил их рожи кривиться от одного упоминания.

Пальцы свободной руки некроманта осыпаются прахом, сливаясь с песками пустоши. Вот уж подумать никогда не мог, что после смерти всех ждёт ещё одна смерть, о таком ни одна книга не рассказывала. Инквизитор рассматривает кончики собственных пальцев, будто покрытые тонким слоем пепла, и решается. Хуже смерти точно ничего не будет, а так он может насытится второй жизнью. Тем более, что его так настоятельно просят демонстрировать все качества характера, не только положительные. Чумной видит, что некромант понял его решение, и оскаливается в такой же ухмылке в ответ.

Колдун рассыпается прахом, тяжёлым, залепляющим глаза, забивающимся в лёгкие, стремящимся заполнить собой всё восприятие. Грудь инквизитора второй раз разрывает болью, только теперь она несёт не смерть, а новое рождение, от которого закипает кровь – по крайней мере, ему так кажется. Мозг наполняют картинки чужой жизни, некроманты осознают себя ещё в утробе, пусть этот период и первые годы жизни со временем смазываются, становясь чёткими лишь в определённых условиях. Передача своей личности, самой своей сути, кому-то другому явно входит в их число.

Как мужчина не старается, услышать в воспоминаниях имя некроманта у него не выходит, там, где к нему обращаются, в воспоминаниях лишь гул, будто кто-то со всей силы ударил по клавишам органа. Мир сильно отличается от привычного инквизитору, перед ним буквально распахивается вселенная: бескрайняя чернота, наполненная звёздами, странные корабли самых разных очертаний. Непохожие друг на друга люди – и нелюди, которых заклинаний перемалывают в крупный фарш.

Холодная красота костяных садов Зиланделикса, родной планеты некроса, дома из серого камня и яркие витражи в окнах, цветастая одежда на бледных людях, похожих на кукол. Некроманту всего девять, когда он стоит в первом ряду у помоста, стирая с лица густые багровые капли трясущимися руками, полуслепым взглядом различая два красно-белых пятна на фоне тёмной фигуры: палач, как и положено, поднимает головы казнённых перед толпой. Чужая, совершенно недетская, ярость и жажда мести сливаются с его собственным отношением к магам. Он совершённо чётко видит каждого сидящего на высоком балконе в тени тяжёлых занавесов, защищающих от серого зиланделиксийского солнца. Некромант помнит их лица, Чумной инквизитор знает, как прекрасно хрустят ломаемые кости, когда магия покидает своего носителя, прекращает держать его среди живых.

Прочие воспоминания несутся ещё быстрее, словно некромант из другого мира стремится показать ему самое важное как можно быстрее, обратить на это всё внимание инквизитора, чтобы тот принял эти воспоминания как свои. Это – совсем свежее. Некрос пытается поднять стремительно уходящую на ту сторону соплеменницу. Сейчас Чумной точно знает, что удерживать среди живых умирающего некроманта или поднимать кого-то из них строжайше запрещено. Такие твари теряют свою настоящую личность, становясь искажёнными злобными тенями себя прежних, жаждущих лишь власти, крови и насилия. Что усугубляет положение парня, так это происхождение девицы. Угораздило же его связаться с одной из ненавистной ему правящей семьи…

– Удружил, сучёныш, – беззлобно усмехается инквизитор, ощущая, как его тянет куда-то, не то во все стороны, не то сворачивая в шар. – Хотя я буду рад избавить новый мир от пары десятков колдунов. Даже если для этого мне нужно будет стать одним из них. Но патлы твои я перекрашу в нормальный цвет.

Чумной мысленно сплёвывает. Себя тощим мальчишкой-заморышем он уже не помнит, а уж смазливым, как игрушка для утех из магического квартала, он и вовсе никогда не был. Некрос в его голове практически неслышен, но безразличное “Да делай ты что хочешь” возникает как собственная мысль инквизитора. Или же колдуна?

Забивающая лёгкие пыль ощущается слишком уж натурально, но это как будто бы не мешает, ему даже не хочется дышать, что странно. Что-то давит, сжимает со всех сторон, в живот будто кол воткнули, хотя боли как таковой и нет. Сознание постепенно успокаивается, проясняясь далеко не сразу, образ Серой Долины ещё какое-то время заполняет его, чтобы смениться простым осознанием.

Он лежит в могиле.

*

И помните, комментарий всегда лучше лайка, но лайк и библиотека тоже стимулируют желание писать и увеличивают количество знаков в минуту со стороны автора

Упокой, Господи...

В той жизни его назвали Алексеем, а вот фамилия и отчество младенцам, найденным у дверей инквизиторской службы Его Величества не положены. Вообще, младенцам с ведьминской кровью – а отметка на спине, родимое пятно вполне определённой формы, говорила именно об этом – даже шанс на жизнь не положен. С другой стороны, кем бы ни был человек, подбросивший его сюда весенней ночью, а простым его назвать никто бы не смог. И дело даже не в стоимости колыбельки и пелёнок, нет, деньги и у хорошего торгаша водятся. Но ребёнка не тронула ни магическая чума, вылезшая после схода снега, ни бесновавшаяся в тот год ночная нечисть, заходящая даже в столицу. Пожалуй, именно это и спасло мальчишку. А уж кто из благородных господ изволил поразвлечься с ведьмой, получить от неё бастарда и выжить после этого, они как-нибудь потом узнают, пока это не так важно.