Моя идеальная

Мы ещё долгое время так и сидим, обнявшись, просто гладя друг друга руками. В какой-то момент мне в голову приходит абсолютно безумная мысль, которая вынуждает меня резко выпрямиться и ляпнуть, наверное, самую большую глупость в своей жизни, но тормознуть этот порыв я не успеваю.

— А знаешь, Тёма, я благодарна твоей маме за то, что она ушла. Ведь иначе мы могли бы никогда и не встретиться.

Парень скашивает на меня подозрительный взгляд, будто у меня вдруг вторая голова выросла.

— Что ты несёшь, Насть? — буркает одновременно зло и растерянно.

Не знаю, как правильно ему объяснить, поэтому толкаю, как сама это представляю:

— Если бы она не ушла, то отец не стал бы срываться на вас. И не было бы той ужасной ночи. Ты бы не уехал в Питер. Не встретил Антона. Не приехал бы с ним в академию. И никогда бы не увидел меня, а значит...

— Блядь, Настя, серьёзно, что за бред? — рявкает уже громче, но я просто не способна остановить поток своих мыслей.

— Каждое решение и действие имеет "эффект бабочки". Вот представь ситуацию: утром ты принимаешь решение поваляться в постели ещё пару минут. На кухне решаешь приготовить омлет вместо бутерброда, тратя лишние пять минут. Потом... Дослушай, Тёма. — затыкаю ему рот, когда снова собирается обвинить меня в том, что я свихнулась. — Когда одеваешься, берёшь рубашку, а не свитер. Пока застёгиваешь пуговицы, теряешь ещё минуту. Выходишь из дома на восемь минут позже, чем обычно, и идёшь на остановку общественного транспорта. И видишь там ужасную аварию, произошедшую на эти самые восемь минут раньше. А если бы ты не решил полежать подольше, съесть яйца и надеть рубашку, то стоял бы там и...

— Всё, хватит, малыш. Я понял, что ты хочешь этим сказать. — сипит и переводит взгляд на дорогу.

— Правда?

— Да. Не только наши ежесекундные решения, но и действия других людей влияют на нашу жизнь. Если бы в тот день, когда мы встретились в коридоре, я не забыл в машине телефон и не решил вернуться за ним...

— А я взяла американо вместо латте, которое готовится на минуту дольше...

— Всё могло бы быть иначе. — одновременно подводим итог.

Замираем, глядя друг другу в глаза.

— О чём ты думаешь, маленькая? — хрипит тихо Северов.

— О том, какой была бы моя жизнь, если бы всё не случилось именно так. А ты, любимый?

— О том же. — выдыхает глухо. — А ещё о том, что я бы сказал маме спасибо. — надрывный вдох. — И, Настя, я должен ещё кое-что тебе объяснить, чтобы у тебя не было больше никаких вопросов.

— Что, Артём? — спрашиваю полушёпотом.

— Наследство... Это не совсем так.

Прикладываю пальцы к его губам.

— Егор рассказал, что это мама откладывала вам деньги. Значит, она заботилась о вас, как могла.

Тёма так тяжело сглатывает, что кадык едва ли не кожу продирает.

— Она приходила, когда мне было пятнадцать. Подкараулила у школы. Рассказала о деньгах на счету. Блядь. — переводит дыхание. Запускает пальцы в волосы, прочёсывая их нервным движением. — Я сразу и не узнал её. Богатая, красивая, почти не изменившаяся за девять лет. Я даже слушать её не стал. Сказал, что срать мне на её деньги и ушёл. Она, бляядь... — взвывает тихо, поднимая голову к потолку. — Надо покурить, Насть.

Он впервые собирается курить при мне, поэтому сразу понимаю, насколько ему сложно даётся этот рассказ.

Киваю головой и выпрыгиваю из машины. Едва ноги сталкиваются с землёй, левое бедро прожигает острой болью.

Артём крепко прижимает меня к себе и даёт таблетки. Пока запиваю обезболивающее, он закуривает, продолжая обнимать. Забив на то, что от табачного дыма слезятся глаза, обвиваю руками его спину и опускаю голову на грудь, туда, где сбивчиво гремит его сердце.

— Извини, любимая. — сипит, сжимая крепче. — Мне это было необходимо. Но я брошу. Обязательно, Насть.

Поднимаю на него лицо. Север смотрит на чёрное ночное небо, выпуская в него струйку серого дыма.

— Я не просила тебя об этом, Тёма. — шуршу еле слышно.

Его рука усиливает давление на мои плечи, а мышцы каменеют под моими пальцами.

— Знаю, маленькая. А ещё знаю, что тебе это неприятно. Но сейчас... Мне сложно, родная. Столько событий, а теперь ещё и эти воспоминания. — резкий выдох до последней капли кислорода, а потом его грудная клетка раздувается до треска, когда вдыхает. — Она просила прощения. Но я не мог её простить. Если она так хорошо жила все эти годы, что смогла накидать нам с братом на счета в общем счёте лямов десять, то почему не забрала нас к себе? Я не понимал. Девять лет от неё ни письма, ни звонка, и тут она является как ни в чём не бывало, а мне даже смотреть на неё не хотелось. Впрочем, похую сейчас. Ведь если бы она это сделала, то я бы никогда не встретил тебя. Наверное, я готов сейчас сделать то, что не смог тогда. Только благодаря тебе я могу её простить.

Выбрасывает окурок на дорожное покрытие и, сжимая ладонями моё лицо, целует. Долго и нежно, гладя пальцами щёки и виски. Когда отстраняется, спрашиваю шёпотом:

— Ты бы хотел её найти?

— Возможно. Но не вижу в этом смысла. Что мы можем сказать друг другу спустя столько лет? Боюсь, только больнее будет.

— Поехали домой, Тём. Я замёрзла.

Он подхватывает меня на руки и усаживает на пассажирское сидение. Остальную дорогу мы почти не разговариваем. Начинается дождь, и Северов полностью сосредотачивается на том, чтобы довезти нас до дома целыми и невредимыми, а я погружаюсь в себя, расставляя на места последние кусочки паззла.

Теперь мне ясно абсолютно всё. И поведение любимого на протяжении всех этих лет, и его страхи и сомнения, и слова, которым я раньше не находила подтверждения. Я знаю всё о его семье. О том, откуда у него деньги на квартиру и машину. Чем он занимается и как зарабатывает. Нет больше секретов, кроме...

Я так и не спросила, куда он ушёл в тот проклятый день Х, но это подождёт. А впрочем, какая теперь разница? Пусть у моего человека-загадки останется хоть что-то, чего я не знаю. Так даже интереснее. К тому же у меня у самой появилась пара тайн, которые я пока не готова открыть ему. То, что сказал мне Егор перед уходом, и то, что я собираюсь сделать после рассказа Тёмы.

Тёмная пустая дорога, бесконечно стучащий по металлической обшивке автомобиля дождь, серая дымка тумана, тихая спокойная музыка, ровное дыхание любимого мужчины, его ладонь, гладящая мою ногу, делают своё дело, и я медленно проваливаюсь в сон. Даже несмотря на то, что спала сегодня почти до вечера, и на эмоции, пережитые от рассказа Артёма, я засыпаю так крепко, что Северу приходится меня хорошенько встряхнуть, чтобы разбудить.

— Ты чего, Тёма? — бурчу, всё ещё не выбравшись из объятий дремоты. — Я хочу досмотреть сон.

Закрываю глаза в попытке вернуться в место, где проходило наше первое свидание. Вот только в этот раз одними поцелуями парень не ограничился.

— Мы дома, малыш. — пробивается сквозь толщу сна его тихий голос, в котором слышится улыбка. Улыбаюсь раньше, чем поднимаю ресницы. — Просыпайся, соня. В кровати выспишься. — смеётся уже громче, прижимаясь к моим губам в мимолётном поцелуе.

Вот только мне этого мало. Он же так и не закончил того, что начал в моём волшебном сне.

Закидываю руки ему на шею и углубляю поцелуй. Толкаюсь языком ему в рот. Сплетаемся жарко и влажно. Разлепляемся, только когда заканчивается кислород. Любимый косит на меня странный взгляд.

— Ты чего так смотришь? — выталкиваю, сладко потягиваясь, отчего куртка задирается вместе со свитером, оголяя полоску живота.

Тёма тяжело сглатывает, проводя пальцами по кромке штанов и, одёрнув руку, бурчит:

— Что тебе такого приснилось, что ты так на меня набрасываешься?

— Ты, Тёмочка. Что же ещё? — отбиваю, смеясь.

До подъезда, конечно же, он несёт меня на руках. Как бы мне не хотелось возмутиться, всё же принимаю решение смириться с этим, хотя бы до тех пор, пока не смогу передвигаться без постоянной физической боли.