Страница 4 из 21
— Ага, скукота та еще… — Саша закатывает глаза.
— То есть драк не устраивали, поджоги не планировали и не дерзили учителям? — Егор продолжает цепко смотреть на сыновей.
— Я четверку по русскому получил, — скучающе отвечает Саша.
— Четверку? — охаю я.
— Да, — вот тут он уже приосанивается.
— Ты? — Егор смотрит на Пашу.
— Про минус ты забыл, — тот пихает брата.
— Но четверка же, — Саша недовольно фыркает.
— Павел, — голос Егора становится тверже. — Что у тебя по русскому?
Паша с легким вызовом смотрит на него:
— Три с плюсом.
На лице Егора полное недоумение, и он переводит взгляд на меня, чтобы я объяснила систему оценок у учительницы наших сыновей.
А я тоже что-то ничего не понимаю.
Четыре с минусом и три с плюсом. Я, видимо, не улавливаю тонких нюансов в практически равнозначных оценках.
— Вот я тоже ничего не понял, — Паша пожимает плечами. — Просто Саня у нее в любимчиках, а я нет, потому что только Цинка нас различает. Остальные путают. Ваще, да? Мы же разные.
Перевожу с подросткового. Цинка — это Цинкова Любовь Ярославна.
— Мы близнецы, — Саша кривит лицо.
— Довод, да, — Паша выпивает залпом стакан компота и откидывается назад, похлопывая себя по пузу. — Близнецы, точно, да. Каждый раз об этом забываю.
— И твои косяки вешают на меня, — Саша морщит нос.
— А твои на меня.
Смотрят друг на друга и одобрительно стукаются кулаками.
— Каждый сам за свой косяк должен отвечать, — делаю глоток прохладного компота.
— А кто против? — Саша вскидывает бровь. — Но никого же не переспоришь. Я не хочу быть Пахой, а Паха мной, но нас путают. Говоришь, что я не Паха, так начинают заводится еще больше.
— Вы поэтому на прошлой неделе свои имена на лбу маркерами написали? — Егор устало потирает левую бровь.
— Да, — Саша кивает. — И не помогло. Опять получили люлей. Это какой-то замкнутый круг.
— Замкнутый круг люлей и отчаяния, — смеется Паша.
— Точняк.
Опять бьются кулаками, зевают и синхронно похлопывают себя по животам.
— А еще мы клюшки сломали, — Саша вздыхает. — Да. Случайно.
Я перевожу взгляд на Егора, который потирает свою короткую бороду. Они уже по третьей клюшке сломали.
— Как именно? — он задает вопрос и не спускает взгляда с сыновей. — Как в прошлый раз? Устроили фехтование? Или пытались пером клюшки срубить березу?
— Хотели приподнять шкаф, — Паша выдерживает взгляд Егора.
— Какой шкаф?
— Под который закатилась монетка, — медленно проговаривает Саша.
— Какая монетка? — интересуюсь я.
Замечаю румянец на щеках сыновей, и Паша сердито ворчит:
— Да у одной девки монетка закатилась под шкаф.
Встает, торопливо собирает тарелки. Саша следует его примеру. Через минуту их уже нет в столовой.
— Какие джентльмены, — Егор озадаченно постукивает пальцами по столу. — Рыцари с клюшками, — поднимается на ноги и идет прочь из столовой твердым шагом, — пойду свяжусь с этой Кукушкиной. И она должна нас принять завтра.
Опускаю лицо и закусываю губы до боли, чтобы отрезвить себя. Нельзя все вырывать с корнем.
Нельзя.
Егор — отец моих сыновей. Хороший отец. И даже моя обида и ревность не может с этим поспорить.
Господи, к чему в итоге придем?
Глава 6. Я теряю мужа
— Спишь на диване или в гостевой комнате, — зло шепчу я, когда в спальню заявляется Егор.
Делаю вид, что очень увлечена чтением книги.
Расстегивает рубашку, шагает в ванную комнату, игнорируя мое возмущение:
— Рыцари с клюшками дрыхнут, — задумывается на секунду. — Им бы клюшки из чугуна. Хотя… они и их сломают.
— Ты меня слышал? — откидываю одеяло, встаю и следую за Егором в ванную. — Эй, — сжимаю книгу.
— Почему я должен спать на диване или в гостевой? — Егор оглядывается и скидывает с плеч рубашку.
Помнится мне, как я вспыхивала румянцем, когда он так небрежно оголялся, а сейчас кроме злости ничего не чувствую.
И он не обрюзг. Не растолстел.
Он занимается в спортзале. По четным дням — кроссфит, по нечетным — тягает железо.
Он, подлец такой, здоровый, как медведь. Широкие плечи, мышцы, рельефный пресс… Все при нем, но я уже не смущаюсь, например, его линии темных волос, что идет дорожкой от лобка до пупка.
Когда у нас был головокружительный вираж страсти и громкого секса, эти завитки мне просто сносили крышу.
— Что? — спрашивает Егор, когда замечает мой взгляд на его животе. — Сбривать не буду. И не проси. И никакого шугаринга, — наигранно вздыхает, — у меня кожа чувствительная, и волосики мои врастут в кожу, — имитирует женский капризный голос, — фу, отвратительно.
Расстегивает брюки, но без вызова в глазах, а через несколько секунд с голой задницей уже стоит у раковины и выдавливает зубную пасту на щетку:
— Спать я буду в своей кровати, — откладывает тюбик с зубной пастой, глядя на меня через отражение в зеркале. — Рядом со своей женой.
И он не возбужден. Его член даже не приподнялся, не дернулся.
Возмутительно.
Устроил мне домашний быстрый стриптиз, и теперь бесстрастно чистит зубы.
Однако и у меня тоже внутри ничего не шевелится. Но мне простительно. Я обижена. Мне наговорили сегодня кучу гадостей, а вот у Егора нет оправданий. Мог хотя бы для приличия…
На выдохе прижимаю корешок книги ко лбу. Я могу отстраненно признать, что мой муж в хорошей физической форме, согласиться, что он привлекательный, но без волнения в груди и бабочек в животе.
— Тогда я пойду в гостевую.
Выхожу из ванной.
Дверь заперта на ключ, а самого ключа нет. В прошлом, когда меняли при ремонте двери, Егор отказался просто от защелки. Супружеская спальня, по его мнению, должна запираться на ключ. Я тогда не спорила. У него много неожиданных бзиков по поводу и без, и переспорить его часто не представляется возможным. Нервы потрачу, но в итоге приму его решение.
Оглядываюсь.
Стоит голый и чистит зубы, меланхолично взирая на меня, а затем опять скрывается в ванной.
Я за ним.
— Это несерьезно, Егор, — шепчу я. — Где ключ?
Сплевывает белую пену, наливает в стаканчик воды и полощет рот.
Господи, как же он меня бесит.
Сплевывает воду, вытирает губы полотенцем и разглядывает свою бороду, которую я готова по волоскам повыдирать.
— Егор, — цежу я сквозь зубы. — Я не лягу с тобой в одну кровать.
— Сейчас приму душ и буду чистеньким, — зевает и заходит в душевую кабину.
— Егор! Ты ведешь себя как мальчик!
Включает воду:
— Возможно, — отвечает он. — Но за весь наш брак мы не спали отдельно даже после ссор, Инга. Это наше правило. И сегодня мы его не будем нарушать. Я не касался чужих женщин, чтобы у тебя сейчас была ко мне брезгливость. Не целовал, не гладил… Я чист.
Стоит ко мне спиной. Подозрительно.
И заговорил о чужих женщинах.
— Развернись, милый, — медленно выдыхаю.
Егор неторопливо разворачивается. Сжимаю книгу пальцами до боли в суставах. Эрекция.
У него эрекция. У моего мужа эрекция от разговора о других женщинах. Стекло душевой медленно запотевает.
На меня у него не стоит.
— Урод! — швыряю в дверцу душевой книгу.
Она отлетает, и я издаю клекот отчаяния.
— Я могу, конечно, сейчас извиниться… — намыливает голову.
— Заткнись!
Молчит, и я вижу сквозь запотевшее стекло, как он проходит рукой по подмышке.
— И после этого я должна лежать с тобой в одной кровати?
— Так мне молчать или вести с тобой беседу?
— Ты же еще полезешь ко мне!
— Ну, знаешь, мне особого удовольствия не доставляет, когда сухая и ныряешь в тумбочку за смазкой. Это унизительно. Поэтому не полезу. У меня есть скорая помощь. Мой крепкий мужской кулак.
— И как часто ты…
— Дрочу в душе? — снисходительно спрашивает Егор. — Может, мы об этом поговорим в присутствии психолога, Инга? Я серьезно. Одно неосторожное слово и ты мои яйца сегодня проткнешь шпилькой, пока я сплю. Или отрежешь маникюрными ножничками. И я верю, что у тебя это получится.