Дмитрий Донской

«Солнечный град Фригийской страны» — Илион во Фригии, в районе древней Трои (4, 253). Фантастическое на первый взгляд выведение псковской чумы из Индии в действительности не столь уж фантастично. Некоторые районы Индии ученые относят к эндемическим (постоянным) очагам чумы.

«Страх и трепет…»

Из Пскова мор перекинулся в Новгород:

«В лето 6860 (1352). Бысть мор силен велми в Плескове… Того же лета бысть мор силен в Новеграде, прилучися приити на ны, по человеколюбию Божию, праведному суду его; вниде смерть в люди тяжка и напрасна, от Госпожина дни (праздник Успения Богоматери 15 августа. — Н. Б.) почалося нольне (аж, даже. — Н. Б.) и до Велика дни (то есть до Пасхи, 24 марта 1353 года. — Н. Б.), множество бещислено люди добрых помре тогда. Сине же бысть знамение тоя смерти: хракнеть кровью человек и до треи день бывъ да умрет. Не токмо же в едином Новеграде бысть сиа смерть, мню, яко по лицю всея земъля походи; и ему же Бог повеле, тъ умре, а его же снабди (сохранил. — Н. Б.), сего кажа (показывая. — Н. Б.) наказует, да прочее дни о Господе целомудренно и безъгрешно поживем» (18, 363).

Новгородская летопись по списку П. П. Дубровского уже в первой фразе рассказа «О мору новгородцком» дает некоторые уточнения к приведенному выше сообщению: «Тое же осени бысть мор силен в Новегороде и в Ладозе» (55, 119). Таким образом, эпидемия, опустошавшая Псков, осенью 1352 года перекинулась не только на сам Новгород, но и на его «пригороды».

Никоновская летопись сообщает об эпидемии в Новгороде на основе местных источников, но в значительной редактуре (41, 224). Суровый лаконизм северных летописцев становится канвой, по которой вышивает свои узоры московское церковное красноречие.

Обычным средством для прекращения мора было строительство обетных церквей. Эта традиция была повсеместной. «Исследование традиции церковного строительства в Пскове XV — начала XVI века убеждает, что обыденные, или обетные, церкви сооружались во время эпидемий. С 1407 по 1532 год в городе было построено 9 таких храмов на средства государства» (87, 33).

В Новгороде в 1353 году также прибегли к старому средству. «Того же лета (6861) владыка Моисии с новогородци поставиша церковь Святыи Семион заветный мору деля» (53, 110).

Почти не затронув Литву, эпидемия перешла из северо-западных земель в Окско-Волжское междуречье и в Юго-Западную Русь. Никоновская летопись приводит страшный в своем лаконизме перечень «низовских» городов, опустошенных чумой:

«Того же лета бысть мор силен в Смоленске, и в Киеве, и в Чернигове и в Суждале, и во всей земле Русстей смерть люта, и напрасна (внезапна. — Н. Б.) и скора; и бысть страх и трепет велий на всех человецех. В Глухове же тогда ни един человек не остася, вси изомроша; сице же и на Белеозере» (41, 224).

На Руси причины бедствия видели прежде всего в Божьем гневе. Об этом говорили еще ветхозаветные пророки. Соответственно, размышления над конкретными причинами Божьего гнева сводились к бесконечному плетению библейских сюжетов. Летописные тексты о чуме проникнуты аллюзиями и прямыми цитатами из Священного Писания. Чаще всего цитировали Псалтирь, знакомую каждому христианину по церковным чтениям и песнопениям. «Сердце мое смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мя; страх и трепет прииде на мя, и покры мя тма…» (Пс. 54, 5–6).

Глава 4

«ВЕЛИКИЙ МОР»

Тем, кто не видел великих эпидемий чумы, не понять, к каким катастрофическим результатам они приводят.

Подобно тому как землетрясение повторяет разрушительные толчки, так и «черная смерть» напоминала о себе новыми волнами эпидемии. В первой половине 60-х годов XIV века чума вернулась в русские земли с новой силой. Ее второй приход был не менее, а скорее даже более опустошительным, чем первый. Русские летописцы называли это второе пришествие чумы «Великим мором». И если родившийся осенью 1350 года Дмитрий Донской едва ли имел какие-нибудь личные воспоминания об эпидемии 1352–1353 годов, то эпидемию 60-х годов он запомнил на всю жизнь. Такого рода впечатления не исчезают из тайников человеческой памяти. В особенности если речь идет о сложных и впечатлительных натурах.

«Второй мор» во Пскове

Как и в первый раз, чума начала свой поход по русским землям с северо-запада. В 1360 году она пришла в многострадальный Псков. Вероятно, ее занесли сюда пришельцы «из-за моря». В Швеции в эти годы эпидемия носила опустошительный характер. И если около 1300 года население Швеции вместе с Финляндией составляло примерно 700 тысяч человек, то после 1350 года оно было менее чем 500 тысяч (368, 31). Эпидемия унесла и нескольких членов королевской фамилии.

«В лето 6868 (1360). Бысть въ Плескове вторый мор лют зело; бяше бо тогда се знамение: егда кому где выложится железа (чумное воспаление лимфатических желез. — Н. Б.), то вскоре умираху мнози тою болезнью, много же время той смерти належащи на людех. Тогда же и Остафь князь преставися, и дети его два сына Карп и Алексей» (61, 22).

Новгородская летопись сообщает о поездке в охваченный чумой Псков новгородского архиепископа Алексея. Память о трагическом финале поездки во Псков прежнего владыки Василия Калики была еще свежа. И летописец явно гордится мужеством Алексея:

«Того же лета бысть мор силен въ Плескове, и прислаша послове плесковици к владыце с молбою и челобитьем, чтобы, ехавши, благословил бы еси нас, своих детей, и владыка, ехав, благослови их и город Пьсков съ кресты обходи, и литургии три совръши, прииха в Новъград, а плесковицам оттоле нача лучши бывати милость Божиа, и преста мор» (18, 367).

«Великий мор» в Низовской земле

Для Северо-Восточной Руси неожиданным возвращением чумы был ознаменован 1364 год. В летописях, наиболее близко отразивших летописание ранней Москвы, под 6872 (1364) годом сохранилась своего рода повесть «О мору о великом». В ее основе, по-видимому, лежит свидетельство современника событий, жившего в Москве или Переяславле Залесском. (До конца XV века город Переславль-Залесский назывался именно так.) Позднее летописец присоединил к этой основе сообщения местных источников:

«Того же лета гневом Божиим за умножение грехов наших бысть мор силен велик на люди в Новегороде в Нижнем и на уезде, и на Сару, и на Киши, и по странам, и по волостем. Овии хракаху кровию, а друзии железою, и не долго боляху, но два дни или три, или един день поболевше и тако умираху. На всякъ же день мнози умираху и толь множество их, яко не успеваху живии мертвых погребати.

Тое же осени месяца октября в 23 преставися князь Иван Иванович, брат князя великаго Дмитриа Ивановича и положен бысть на Москве в церкви Святаго Архангела Михаила.

Тое же осени и тое зимы бысть мор велик на люди в граде Переяславли, мерли люди по многу на день, по 20, по 30 на день, а иногды на день 60 или 70 человек, а иногды 100. А таковы дни были же, поболе ста на день человек умирало. А болесть была такова: преже как рогатиною ударить за лопатку или противу сердца под груди, или промежи крил и разболиться человек и начнет кровию хракати и огнь разбиеть и по сем пот, потом дрожь иметь и тако в болести полежав овии (одни. — Н. Б.), день един поболевше, умираху, а друзии два дни, а инии 3 дни. Преже же мор был, кровно храчюче мерли, потом же железою (нарывами. — Н. Б.) разболевшесь, ти тако же два дни или 3 дни полежавше умираху, железа же не единако, но иному на шее, иному на стегне, овому под пазухою, овому же под скулою, иному же за лопаткою. Не токмо же в граде Переяславли было се, но и по всем волостем Переяславьскым был мор, и по селом, и по погостом и по монастырем. А преже того был мор в Новегороде в Нижнем, а пришел с низу от Бездежа в Новъгород въ Нижнии, а отътоле на Коломну, а с Коломны на другое лето в Переяславль (1364/65 год. — Н. Б.), а от Переяславля на другое лето (1365/66 год. — Н. Б.) на Москву. Тако во всех странах и градех и во всех пределех их был мор великыи, страшный» (43, 77).