Страница 10 из 16
– На что ты готова пойти, чтобы выжить?
Надана криво ухмыляется, вытирает рот салфеткой, достает сигарету из пачки и сует за ухо.
– Типа тебе есть что мне предложить.
Прижимаю палец к губам, и ее лицо становится серьезным, в глазах загорается интерес.
– Да, но это смертельно опасно, не пались. Так на что ты готова пойти?
Она подается ко мне и хищно облизывается.
– На все.
Откидываюсь на спинку стула, провожаю глазами пролетающий над нами дрон и говорю:
– Тогда выйдем на улицу, ты ж хочешь курить? Но сначала доешь свою порцию. Тебе понадобится много сил. – Она кривится, но я стою на своем: – Я серьезно. Пока не доешь, никаких разговоров.
Она нехотя расправляется с ужином, и мы покидаем столовую. Но осуществить задуманное у меня не получается. В коридоре нас окружает возмущенная толпа, где предводительствует татуированный Вейлар. Просматриваю собравшихся: их двенадцать человек, четыре наемных убийцы, два агрессивно настроенных дурака, их фигуры очерчены красным, остальные – праздно шатающиеся.
– То, что ты сделал, тебе с рук не сойдет! – орет Вейлар, и над нами собираются дроны.
Интуиция подсказывает, что дело плохо, но я еще не понимаю, в чем подвох, и обращаюсь к собравшимся:
– Не я наемный убийца, а он.
– Да ну? Будем проверять? Давайте его обыщем, а потом – меня. Уверен, что где-то у него припрятан тесачок. – Вейлар щерится так, как будто…
Я все понимаю, и холодок бежит по спине. Ему ничего не мешало спрятать нож у меня в кровати, пока никого не было в комнате. Так и есть, иначе наемник не лучился бы уверенностью, и нужно что-то придумать, как-то не пустить их в спальню…
– Да, где ты ночуешь? – доносится голос из толпы. – Пойдем, обыщем!
А вот до Наданы не доходит, что происходит, и она разводит руками:
– Да не вопрос! Он всю ночь спал, мы все были на стреме…
– Потому что вы в сговоре и прикрываете друг друга, – квакает Жаба, придушенный ею вчера, благородное имя Эльвион совсем ему не подходит.
– Ну, мужик, веди, если подписываешься, – рокочет мускулистый здоровяк с курчавой черной бородой, как и многие, думающий, что Надана – мужчина.
Надана смотрит на меня, на них, снова на меня, чувствует неладное, но не понимает, что она сделала не так. Приходится объяснять:
– Похоже, меня подставили, и тебе лучше не вписываться.
– Ага! – радуется Жаба. – Подставили его, как же! На чистую воду вывели! Давай, топай к себе, а там мы вещи твои перетрясем и посмотрим.
– Народ, да вы че? – растерянно бормочет побледневшая Надана. – Да какой дебил будет холодняк при себе держать? Так же спалиться – как два пальца!
Ее вполне разумный аргумент, может, и подействовал бы за столом переговоров, но не здесь, где накрученные до предела рекруты жаждут сбросить напряжение.
Выход мне видится один: устроить потасовку в спальне, где есть полудохлая надежда, что соседи за меня впишутся. Начнется драка, и нас разгонят, как в прошлый раз. А может, и не разгонят, тут как повезет.
Иду не спеша, лихорадочно ищу выход и не нахожу его. Надана продолжает распинаться, что я нормальный мужик и зря они наезжают, но все зря.
Выход так и не находится, да к тому же в спальне только пугливый боксер Рейн, которого оттесняют в угол, а меня зажимают у выхода, чтобы не воспользовался ножом, если таковой обнаружится. Надана становится рядом, ее ноздри раздуваются от гнева.
Похожий на огромного павиана Вейлар устремляется к моей кровати. Молодец, давай, потом долго будешь объяснять, откуда знаешь, что именно эта койка моя. Но наемник вовремя спохватывается, хватает боксера за грудки и указывает на меня.
– Где спит этот вот?
Сейчас от его ответа зависит моя жизнь. Если он догадается, что происходит, и покажет не туда, конфликт будет исчерпан. Собираюсь ему сказать, что меня подставили, но он уже кивает на мою кровать. Жаба радостно шагает к ней, откидывает матрас…
Его широкая спина закрывает обзор. Мгновения тянутся бесконечно долго, а я отмечаю, что в комнате нет ничего, что послужило бы оружием, и в голове бьется мысль: «Как же тупо все закончилось».
Жаба сбрасывает матрас на пол, повернувшись к притихшей толпе, раздосадованно трясет подушку. Да он разреветься готов! Никакого ножа там нет. Морда Вейлара вытягивается, он глазам своим не верит, и теперь ясно как день, что он или Жаба были здесь, подложили мне оружие, но кто-то опередил их и забрал нож. Кто? Боксер Рейн? Кто-то из соседей?
Надана улыбается от уха до уха.
– Ну вот! А теперь проверьте-ка этого провокатора.
Вейлар и Жаба пятятся к двери, один из дураков, обведенных красным, кричит им вдогонку:
– Эй, а ну стоять! Вот козлы!
Бородач хлопает меня по плечу.
– Извини, мужик. Без обид.
Незваные гости начинают расходиться, из коридора доносятся крики.
– Охренели совсем, – ворчит боксер и делает стойку. – А давай догоним и дадим звезды? Чтоб неповадно было?
Мотаю головой.
– Там без нас разберутся.
Поднимаю с пола матрас, кладу на место подушку и сажусь на кровать, пытаясь успокоить мысли. Надана терпеливо ждет, кусает губы – она поняла, что не стоит привлекать внимание. Наконец не выдерживает и достает сигарету из-за уха.
– Курить идешь?
Наезд Вейлара сбил меня с цели. Киваю и направляюсь за Наданой, озираясь по сторонам – так, на всякий случай. Теперь в любой момент можно ожидать нож под ребра. Видно, что мою спутницу сжирает любопытство, но она дисциплинированно не задает вопросов.
На лестничной клетке она пропускает меня вперед, и я веду ее на улицу. За нами увязываются два дрона, хочется их прихлопнуть, но приходится разыгрывать комедию, и затеваю разговор о том, что у меня есть доброжелатель, который отвел подозрение. Надана соглашается и, косясь на дрона, начинает перечислять имена. Вскоре наблюдатель теряет к нам интерес, и дрон улетает, а мы направляемся к флаерам, там, я полагаю, найдется место, где камеры далеко, и можно будет поговорить, не боясь быть услышанными.
Прошу программу выделить камеры и, пока рассказываю о своей дневной тренировке, кручу головой. Останавливаюсь на площадке между машинами, где нет пилотов. Ближайшая камера в двадцати метрах от нас на столбе. Другая за моей спиной в парковочном ограждении, обе обведены зеленым кружком.
– Еще раз спрашиваю: на что ты готова …
– Да на все. Давай ближе к делу.
Неторопливо оглядываюсь и становлюсь так, чтобы Надана закрыла меня от камеры. Чешу щеку, чтобы прикрыть рот, и говорю:
– Я могу сделать так, чтобы ты выздоровела за пять дней. Кости срастутся, мышцы восстановятся. Завтра перед боем ты еще не будешь здоровой, но рука, думаю, начнет слушаться, и у тебя появится шанс.
– Ты какой-то бред городишь… – недоверчиво прищурившись, шепчет она и спохватывается, прикрывая рот. – Но ладно, допустим ты… колдун, маг… Жрецы ж могут, почему бы тебе не мочь. Что надо сделать?
– Отречься от Ваала.
Она распахивает глаза и хохочет.
– И всего-то? Да срала я на этого болванчика! Если он и есть, то помогает только им. – Она запрокидывает голову, кивая на воображаемую вершину зиккурата.
Когда получаю ее согласие, нужные слова сами ложатся на язык. Беру ее за руки и скороговоркой, стараясь не шевелить губами, шепчу:
– Надана, отрекаешься ли ты от Ваала?
– Отрекаюсь, – откликается она, и в ее глазах появляется страх.
– Отрекаешься ли от всех прислужников его?
– Отрекаюсь.
– Отрекаешься ли от всех темных дел его?
– Отрекаюсь.
Надана бледнеет, глаза ее закатываются, она сгибается пополам и начинает кашлять так надрывно, словно что-то раздирает ее легкие. Дают о себе знать сломанные ребра, она падает на четвереньки, хватается за горло, разевает рот и выкашливает черный сгусток размером с кулак младенца. Будто бы живая, чернота клубится, растекается кляксой, разбрасывает ложноножки, ощупывает асфальт, замирает и, почувствовав носителя, тянет щупальце к Надане – женщина вскакивает, забыв про боль в ребрах, шарахается. Дернувшись в агонии, сгусток светлеет, обретает прозрачность и рассеивается.