Измена. Развод. Смерть

— Вер, тут нормально кормят, — пытаюсь отбрыкаться я.

— Конечно, нормально, мне ли не знать, я в гинекологии здесь пятнадцать лет пахала, а сейчас на кафедре.

Я встаю и иду умываться, представляю, как от меня сейчас пахнет. Вчера муж бил, полдня по больнице таскали, потом операция.

— Аааааааааа, — ору я, увидев себя в зеркале.

— Что, милая, что случилось? — беспокойно заглядывает ко мне Вера.

— Ты это видела? — тыкаю пальцем в свое отражение.

— Ещё вчера видела, — Вера утирает слезы.

Да на меня смотреть страшно. Все лицо вздулось подушкой, глаза почти заплыли, окрас кожи фиолетовый с желтоватый отливом у висков. Можно фото сделать и поместить в книжки для наркологов. Да если я выйду на улицу, люди шарахаться от меня будут. Даже хорошая одежда не поможет. Я как опойка после недельного загула.

Слезы брызжут из глаз. А Верунчик меня успокаивает.

— Все пройдет через недельку, а эту недельку ты в больничке полежишь. У тебя еще сотрясение, — бормочет мне на ушко Вера.

И тут скрипит дверь и в палату входит Богдан. Веркина рука застывает в воздухе. А я не знаю, куда деться, в таком виде на меня смотреть страшно, а на меня смотрит красивый мужчина.

— Здравствуйте, Василиса, — кивнул он головой. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — выдавливаю из себя.

— Сейчас к вам подъедет Рашид со следователем, вы составите заявление на своего мужа.

— Хорошо, — киваю я.

И мой спаситель исчезает за дверями.

— Уф, дышать забыла как! Какой мужчина! Блин блинский, Васька, это же золотой генофонд! — шёпотом говорит Верка. — Так! Значит! Не теряемся, юбку покороче, вырез побольше, охмуряем мужика.

— Вера, ты в своем уме? Ему столько не выпить, ты на мое лицо посмотри?

— Васька, с лица все быстро сойдет, я тебя вечерком к лучшему физиотерапевту стаскаю, она так процедуры делает, что все проходит на раз. Не успеешь оглянуться, опять красавица.

Но не успели мы договорить, как в палате появляются следователь и Рашид. Верка, извинившись, ускользает.

А Рашид со следователем внимательно осматривают меня.

Что и говорить, Верка к физиотерапевту поведет, да тут никто не поможет. Лицо-подушка, все фиолетовое, на руках синяки от рук мужа, про ребра вспоминать не хочу, хорошо, что не сломал, только две трещинки.

Следователь представляется и достает бумагу. Приходится вспомнить все дословно, что там происходило, очень тяжелые воспоминания. От таких воспоминаний можно легко уйти в депрессию, но возле меня все время люди. Меня дергают, со мной разговаривают, заставляют совершать какие-то действия. И у меня нет времени на переживание, некогда обдумывать события и поступки моего муженька, и нет и секунды на воспоминания.

И вот сейчас следователь окунул меня в тот ужас, что я пережила.

Я пишу на автомате. Рашид поправляет меня, иногда заставляет поменять формулировку. Ему виднее, он ведь адвокат. И наконец, опрос заканчивается. Рашид передает следователю копии заключений медицинского освидетельствования. И тот уходит. Мы остаемся вдвоем.

— Вчера ты выглядела немного лучше, — выдает Рашид, — сегодня очень плохо, но все заживет. Главное, чтобы ты на финальной стадии не дала задний ход.

— О чем вы? — поражаюсь я.

— О том, что твоему мужу светит статья, его не спасет заступничество мэра, он постарается надавить на тебя, чтобы ты забрала заявление.

— Я никогда не заберу! — резко произношу, немного пафосно.

Мой адвокат вздыхает и внимательно смотрит на меня.

— Василиса, помни, что пока над твои муженьком весит Дамоклов меч уголовной статьи, он любые документы на развод подпишет. Только стоит дать тебе задний ход, и твой развод затянется на годы.

— Я не откажусь от развода.

— Поверь мне, Василиса, девяносто процентов жен очень богатых мужчин перед разводом прощают все своему муженьку. Нередко у них налаживаются отношения на какое-то время, а потом все начинается по новой. Поэтому я предупреждаю загодя.

— Я хочу развода!

И тут в двери протискивается Натка. Сногсшибательна, как всегда, в длинном голубом платье с разрезами по бокам, так чтобы было видно ноги, на высоченных шпильках. Она даже не посмотрела на меня. Ее взгляд прикован к Рашиду. И в этом взгляде столько обещания, похоти, желания, что даже я опешила, а у Рашида челюсть сжалась до зубного скрежета.

— Ой, Васька, а я не знала, что ты не одна, — томным голоском проворковала Ната. — Натали.

Она протягивает руку моему адвокату, но тот только холодно пожимает ее пальцы и сухо бросает: Рашид. А потом, обернувшись ко мне, прощается.

— Я прощаюсь с вами до завтра, Василиса, завтра продолжим разговор. Отдыхайте, — и удаляется быстрым, размашистым шагом.

— Блин, сразу бы сказала, что тут к тебе такие экземпляры ходят, я бы макияж ярче сделала, — шипит на меня Ната.

— Нат, ты и так, как новогодняя елка блистаешь, куда уж ярче, — смеюсь я, если это можно назвать смехом.

— Ой, Вась, прости, засмотрелась на мужика, ты сама-то как? — и Натка смотрит на меня с жалостью в глазах. — Неужели тебя так Стас отделал?

— А кто? Конь в пальто! Конечно Стас, — морщусь я.

— Но я за ним не замечала садистки наклонностей, — удивляется Ната.

— Знаешь, Наташа, я тоже двадцать лет с ним прожила, спала в одной постели, не было у него наклонностей к садизму, но вот случилась на старуху проруха, — развожу я руками, а Натка морщится от моих слов. Она не любит, когда ее называют Наташей, и ей не нравится мое упоминание мужа. Странность заключается в том, что она все время защищает моего мужа. Что в день нашего пьянства, что сейчас. Что это с ней? Или решила, что скоро мужик освободится от уз брака и весь твой?

И тут зашёл Богдан.

Натка опять встала в стойку: грудь вперед, платье с ног само сползло, открывая длинные, красивые ноги, губки бантиком, ресничками хлоп-хлоп. Не девушка — модель для глянца. Вот кому не дашь ее тридцать девять лет.

Но Богдан лишь усмехнулся на все потуги моей подруги.

— Василиса, я тут принес твой телефон, поколдовал немного, теперь я могу отслеживать твои перемещения, а твой муж — нет, — вещает Богдан.

Натка ведет плечиком, строит глазки.

— А вы ко всем клиенткам с таким рвением относитесь, — мурлычет мартовской кошкой Ната. — Тогда я хочу быть вашей клиенткой.

— Ну, разводиться будете, велком, — бросает ей сухо Богдан.

— Так я еще не замужем, — воркует Ната.

— Тогда ничем помочь не могу, — бросает ей Богдан и уходит.

— Блин, какой мужчина….

Ната течет мартовской кошкой, нить разговора уходит в сторону. Теперь говорить только Натка, и весь разговор о мужиках. У меня резко заболела голова, и я уже было хотела отправить Нату подальше, в пешее эротическое путешествие. Но на пороге возник тот, кого видеть я совсем не ожидала. И я хватаю подругу за руку.

— Привет, жена. Плохо выглядишь, — кивает мне муж, а у самого под глазом фингал, сбита скула и лопнула губа.

— Привет, тебе, смотрю, тоже вчера досталось, — бормочу я.

— По твоей вине, по твоей, — в глазах мужа вновь загорается злой огонек.

— Я, наверное, пойду, — Ната пытается встать, но я ловлю ее за рукав.

— Не вали с больной головы на здоровую, муженек, если бы ты меня не избил, я вряд ли бы бросилась к адвокатам, — вываливаю на мужа.

Надоело! Отболело! Во всем всегда виновата я. То не ту рубашку ему погладила, то не так чемодан собрала, то в кровати оргазм не соизволила имитировать.

— Во всем ты виновата, я тендер могу проиграть, у меня в бизнесе проблемы, а ты вдруг разводиться решила, — муж делает решительный шаг к моей койке.

— Я решила развестись потому, что ты по чужим койкам начал прыгать, — рычу я.

— По чужим койкам я прыгаю, потому что ты пустышка, родить мне не можешь, — рычит муж, а Ната, поняв, что попала в замес, начинает пятиться к дверям.

— Это я родить не могу? Так почему тринадцать лет назад ты меня не отпустил? Я бы за другого замуж бы вышла, родила бы, мои дети бы в школу уже ходили, — меня подкидывает от возмущения. — Это ты у нас пустышка, чья сперма никого оплодотворить не может.