Почти идеальная месть

Я впервые в жизни физически ощутила, как бледнею, и была уверена: в моём лице не осталось ни кровинки. Титаническими усилиями мне удалось заставить себя поднять взгляд, и мои глаза сразу встретились с глазами Матвея.

— Здравствуйте! — мне даже удалось вновь натянуть на измученное лицо какое-то подобие улыбки. — Согласна с вами.

— Вы танцуете? — игнорируя возмущенный взгляд Антона, Матвей встал почти вплотную по мне.

Он был в стильном светлом костюме и выглядел, как всегда, превосходно. Сногсшибательно. Я уловила едва заметный аромат моего любимого мужского парфюма, и голова моя закружилась.

— Потанцуем? — Матвей протянул мне руку.

У Антона чуть глаза на лоб не вылезли от такой наглости, однако мы с Матвеем уже забыли о нём.

Я вложила дрожащую ладонь в руку Матвея, и мы пошли к площадке для танцев.

— Матвей, — зашипела я, когда он повёл меня в танце. — Мы же договорились! Ты же обещал!

— Я пришёл к выводу, что первый наш уговор мне нравится больше. И не прогадал: ведь не появись я здесь, этот молодой хлыщ так и продолжал бы увиваться за тобой.

— Матвей, только не пытайся меня убедить в том, что ты ревнуешь меня к Антону! — поморщилась я.

— Тогда к кому надо ревновать? — Матвей нарочито внимательно огляделся по сторонам.

— На меня смотри, пожалуйста, — приказала я Матвею. — Ты ведь со мной танцуешь.

— На тебя я могу смотреть вечно, но мне необходимо быть в курсе, кто ещё на тебя смотрит.

— Матвей, ты всё шутишь, а дело серьёзное. Ты зачем приехал?

— Сначала ты хотела, чтобы я приехал, значит, для этого была причина, — Матвей осторожно погладил мою спину, и я невольно поёжилась. — А потом ты передумала, значит, и для этого была причина. Я очень любознательный парень. Ты, наверно, знаешь об этом.

Мне не понравился ответ Матвея. Он хочет докопаться до истины, а я всерьёз рискую выдать себя и обнаружить план несостоявшейся мести.

— Матвей, это был просто каприз взбалмошной девчонки, — я старалась говорить максимально убедительно. — Забудь о нём. Я, к счастью, опомнилась вовремя. Ведь ты очень рискуешь, находясь здесь.

— Я не хочу быть трусом в твоих глазах, Милана, — хмуро ответил Матвей. — Это недопустимо.

— Да не считаю я тебя трусом, Матвей! — испуганно воскликнула я. — Только не тебя…

Не успела я договорить, как рядом раздался голос, который я сейчас хотела услышать меньше всего, несмотря на всю свою любовь к его обладателю:

— Белов?

Рядом с нами стоял папа и сверлил тяжёлым взглядом Матвея.

— Как видишь, Валера, — невозмутимо ответил Матвей, не выпуская меня из объятий, и смерил отца холодным взглядом.

— Как тебя впустили? Ты не должен был присутствовать на этом мероприятии. Тебя никто не приглашал.

— Меня пригласила Милана. Правда, девочка моя? — Матвей поднял бровь.

— Да, — слабым голосом ответила я, не в силах спорить с ним.

Лицо отца напряглось и приобрело даже какой-то сероватый оттенок. Я поняла, что он в бешенстве.

— Как только закончите танцевать, я жду тебя для разговора, Белов! Ты знаешь, где.

Отец отвернулся и пошел прочь. Я лихорадочно размышляла о том, как бы увязаться в кабинет отца вместе с Матвеем, но понимала, что он запретит мне идти с ним.

В конце концов, я сделала вид, что увидела старую знакомую, оставила Матвея одного, а сама что было сил припустила к дому. Я знала, где хранится запасной ключ от кабинета отца. Вскоре я была в кабинете, и даже успела запереться изнутри. Пока размышляла, где бы спрятаться, услышала приближающиеся шаги и голоса.

Едва я успела шмыгнуть за длинную штору из плотной синей ткани, как в замке повернулся ключ, и в кабинет вошли Матвей и папа.

— Выпьешь? — резко спросил отец и достал из бара бутылку виски.

— Нет, — покачал головой Матвей.

— Как знаешь, — отец достал один стакан и плеснул в него янтарного цвета жидкость. — Не боишься оставаться со мной с глазу на глаз?

— Нет, — Матвей усмехнулся и сложил руки на груди. — Тебе гораздо выгодней, чтобы я был жив и здоров.

— Почему? — отец сделал глоток из стакана, пристально глядя на Матвея.

— Мне кажется, я уже не раз говорил, но теперь расскажу более подробно. У меня есть душеприказчик — человек, который будет выступать от моего имени в случае… В случае наступления непредвиденных обстоятельств. Например, моего исчезновения. Или моей неожиданной кончины. Просто поверь, Валера, что такой поворот событий совсем не в твоих интересах.

— Как тебе удалось раскопать это? — хмуро спросил отец.

— Просто я был уверен, что найду компромат на тебя, Валера, потому рыл всё подряд, везде и всюду. Понимаешь, такой ты человек. Если ты непорядочно поступил по отношению ко мне, то с какой радости ты будешь честным и принципиальным в отношениях с другими людьми? И результат моих поисков не заставил себя ждать.

— Доказать ничего не получится. Я непричастен к смерти дяди.

— Это официальная версия, Валера. Чья-то недоработка. Очень уж кстати не стало твоего дядюшки. До такой ли степени он был болен? И почему безвременно ушли в мир иной сиделка и повар, жившие тогда у твоего дяди? Слишком много совпадений, не находишь? Сначала дядюшка отдаёт Богу душу, потом сиделка неожиданно попадает в автокатастрофу. А потом на повара нападает какой-то психопат.

Я не могла поверить собственным ушам. Вытаращив глаза и зажав ладонями рот, я молилась только о том, чтобы не обнаружить своё присутствие раньше времени. Неужели всё это происходит наяву? Это не страшный сон?

— Однако я свято чту презумпцию невиновности, — невозмутимо продолжал Матвей. — Сейчас уже невозможно что-либо доказать, потому лично я смею предположить: вероятность твоей вины — пятьдесят на пятьдесят. И это гарантия моей безопасности. А для тебя — гарантия моего молчания при соблюдении тобой определенных условий.

— Будь моя воля, Белов, от тебя бы мокрого места не осталось! — в голосе отца звучала не просто неприязнь, а настоящая ненависть. — Самая большая ошибка в моей жизни — это то, что я отпустил тебя тогда, когда ты был ещё желторотым нищим студентишкой.

— Можешь попробовать уничтожить меня, — усмехнулся Матвей. — И увидишь, что будет.

— Да пошёл ты! Я слишком уязвим из-за своей семьи, этим ты и пользуешься. Что у тебя с Миланой?

— Тебя это не касается, — покачал головой Матвей. — Я в твою личную жизнь не лезу, а ты не лезь в мою.

— Милана моя дочь! — крикнул отец так, что я вздрогнула. — До тебя мне нет никакого дела, а до неё есть!

— Милане двадцать один год. Она уже по всем канонам совершеннолетняя и взрослая, так что поумерь любопытство, Решетников. Могу лишь успокоить твоё отцовское волнение: Милана — последний человек в этом мире, которому я способен причинить зло. Я никогда её не обижу.

— Почему я должен тебе верить, Белов? Особенно, после того, что произошло год назад?

— А у тебя нет другого выхода. Но если у тебя есть хоть немного мозгов, ты и сам поймёшь, что я не лгу. Так вот. Два условия моего молчания: моя безопасность и твоё невмешательство в наши с Миланой дела. А сейчас мне пора, меня Милана ждёт. Надеюсь на твоё благоразумие.

— А я на твоё. Давай, иди уже, я понял всё, — отец устало махнул рукой.

Я подождала, пока шаги Матвея стихнут, и лишь тогда вышла из-за шторы. Мне стало даже жаль отца — настолько он испугался и побледнел, увидев меня.

— Доча? — прошептал он.

— Да, папа, это я. И я всё слышала. Знала, что вы с Матвеем будете разговаривать здесь, пришла раньше и спряталась.

— Видимо, плохо я тебя воспитывал, недостаточно внимания уделял этикету. Не внушил, что подслушивать чужие разговоры нехорошо.

— Даже если разговаривают два человека, которых я больше всего люблю в этой жизни? Даже больше самой жизни?

— Не знаю, как реагировать на твои слова, дочь.

— И я не знаю. Но факт остаётся фактом, папа: я люблю тебя и люблю Матвея, и при этом вы друг для друга самые первые враги. Вы по-настоящему ненавидите друг друга.