Страница 28 из 169
В лестницу я вцепилась как в последний свой оплот жизни, собирая кожей десятки заноз. Вскарабкалась вверх. Мёрфи лежал на хлипких стыках деревянного пола, открыл приборную коробку и отключил питание плюс двенадцать вольт, из его распоротой голени текла кровь.
— А ну отвали, — я тут же приземлилась рядом, кидая ящик с инструментами.
— Они перерезаны, Рейес.
— Что?
— Провода всех твоих четырёх дублей. Болтаются в полнейшей экзистенциальной бесполезности.
Я похолодела. Попыталась притронуться тестером к паре контактов, но тут же коротнуло. Замыкание. Провод, ведущий к динамику, болтался. И второй. И третий. Мембрана динамика была мокрой наощупь. Злой гений, желающий нам всем смерти, додумался залить всё водой. Нож был у каждого. Фляга тоже.
— Ау, Рейес! — окликнул меня Мёрфи.
Вдох-выдох. Я снова думала не о том, только бы не впасть в панику. Свою схему я знала идеально, потому тут же принялась за работу. Тут соединить. Там отсоединить. Заменить. Пульс стучал в висках, пока в фоне доносился протяжный рёв и перекрикивания, выстрелы и снова рёв.
Я почти закончила, когда вышка пошатнулась от внезапного тарана. Заскрипели стыки. Пальцы свело судорогой от страха.
— Твою мать, — подытожил Джон, когда она снова зашаталась. — Моя кровь им как магнит.
Сквозь щели в досках она лилась на траву. В миг, когда я со всей силы нажала на кнопку повторного запуска излучателя, вышка окончательно потеряла равновесие. Первыми о деревянное ограждение ударился ящик с инструментами, затем Мёрфи, я проскользила следом. Бесплодно пыталась найти, за что ухватиться на гладком полу. Гравитация беспощадно тащила нас вниз. Мы подчинялись. Последнее, что я запомнила — треск. Запуталась: это мои кости или несущие конструкции под весом зверюги, рыщущей в поисках добычи. Рык раздавался совсем рядом, но вдруг стих. А затем была темнота.
Картинки неслись вокруг с бешеной скоростью, обманчиво знакомые, пугающе сюрреалистичные. Сознание напоминало дерьмово спаянную схему со вздувшимися конденсаторами и разрушившимся дорожками, тактовый генератор которой сходил с ума. Я то возвращалась в реальность, то вновь уносилась во мрак, тело лихорадило то жарой, то леденящим холодом, а мир скручивался в цветные вихри и растворялся сам в себе. Я куда-то бежала с бешено колотящимся сердцем, но не двигалась ни на дюйм. Лес схлопывался, сжимая меня стволами, а в неровностях коры которых виднелись лица разодранных медведями кадетов.
Внезапно я обнаружила себя в своей постели в техническом отсеке, замотавшейся в одеяло и свернувшейся в комочек. У стены, сложив руки на груди, сидела Харпер, она придремала, но заметив моё шевеление, тут же встрепенулась и подхватила флягу с водой. Моя левая нога ниже колена была туго перебинтована и болела так, что пришлось сжать зубы.
— Как самочувствие? — заботливо наклонилась ко мне МакИнтайр.
— Рассказывай.
— Рэйвен, — начала было она.
— Не-а. Есть и пить я буду только когда узнаю, что случилось в это чёртово утро.
— Это утро? Ты пролежала в лихорадке трое суток, — Харпер нервно заправила прядь волос за ухо, пока я уставилась на неё, пытаясь провести полный морфологический анализ фразы «трое суток в отключке». Пока не получалось, так что она сбивчиво продолжила: — После падения вашей вышки звери почти сразу отступили. Правда, они успели немного потрепать вас. Один из медведей разодрал твою ногу. Нам едва хватило антибиотиков, чтобы спасти тебе жизнь, в рану попала инфекция. Чуть не дошло до заражения, но вроде всё обошлось, — Харпер виновато опустила взгляд, сцепила пальцы. Я уставилась на перебинтованную голень и снова сжала зубы от пульсирующей боли. — Я зашила рану и делала перевязки и промывания каждые шесть часов. Будешь на ногах через недельку-другую.
Я тяжко сглотнула от её жалкого подобия ободряющей улыбки.
— Сколько?
— Девятеро из тех, кто лежал в лазарете и не успел вовремя скрыться, — голос МакИнтайр стал дрожащим и хриплым. Она прокашлялась и часто заморгала. — Ещё шестеро погибли, защищая всех остальных.
— Семьдесят восемь, — мой мозг посчитал всё в десять миллионов раз быстрее, чем я смогла осознать. Харпер закусила губу и отвернулась. А во мне забурлил бесконтрольный гнев. — Вы нашли эту сволочь?
— Выборов так и не было. Канцлером негласно избрали Финна. Он защищал лагерь до последнего и вытаскивал вас с Джоном с поля боя, ему помогал Монти. Они уже закончили частокол, Джаспер помог пустить напряжение по сетке, которой они его обмотали. Теперь мы полностью защищены и не зависим только от излучателя.
— Вы. Нашли. Эту. Сволочь?
— Дакс и Атом теперь постоянно дежурят у новой вышки, которую построили на месте старой. Вчера мы похоронили десятерых у западной границы частокола, позавчера — пятерых. На церемонии был весь лагерь за исключением тебя, Зои и Гленна.
— Харпер! — не выдержала я. — Отвечай! Прекрати делать вид, будто не слышишь мой вопрос.
Она уставилась на меня в молчании покрасневшими от слёз глазами.
— Мы едва не поубивали друг друга, но виновного не нашли. Никто не знает, кто это сделал.
Я затрусила головой в неверии. Ну нельзя, нельзя быть такими никчёмными тупицами! Кто-то же должен был что-то видеть. Кто-то же должен был…
— В лагере знают, что это не случайность?
— Нет, — ещё сильнее побелела Харпер. — Все бы уже давно перерезали друг друга. Обезболивающее будешь?
Я устало откинулась на подушку и прикрыла глаза. Валялась в постели четыре дня и всё равно не выспалась. Мысли с трудом складывались в смысловые блоки, и только один вопрос пульсировал неоновым красным: кто затеял эту резню? Наш частокол был не закончен, мы слишком полагались на свою технику и мнили, что в безопасности. У неуловимых землян, которых до дрожи в коленях боялся даже Мёрфи, не было возможности пробраться к вышке и всё испортить. Они бы даже не знали, что искать. Значит, массовый убийца был где-то среди нас. И если исполнитель мог быть уже мёртв, то идейный вдохновитель — я не сомневалась в этом — жил и здравствовал. И почивал на лаврах Канцлера, и, возможно, ему даже супергеройский костюм немного жал. Я не стала ничего говорить Харпер, но всё ещё прекрасно помнила его странные планы в вечер перед этим всем кошмаром. Но у меня не было власти. И вообще не было сил.
Я начала нормально ходить через пять дней, а через семь уже не казалось, что мне переломали ноги. Гонка закончилась, не начавшись, и все силы я бросила на обеспечение лагеря энергией и прочими благами цивилизации. По вечерам мы с Мёрфи молча сидели у челнока, он пил разбавленный водой спирт, я — отвратную суспензию против инфекций от МакИнтайр. Иногда с нами сидел Монти, иногда — Харпер, разок даже сам Канцлер пожаловал. В тишине. Под звёздами, иногда вместо них были люминофорные светодиоды охранного контура. Мы ничего друг другу не говорили, а, значит, не осуждали и не возвышали. Мы смотрели на втоптанные в землю куски палаток. Затем на небо, где на орбите волчком вертелся «Ковчег», и при мысли о доме хотелось порой даже поплакать. А затем начинался новый день, в котором не было места слабости.
К концу второй недели я оцепила контур лагеря сетью инфракрасных датчиков. Они тут же отправляли тревожные сигналы по нашей внутренней радиосети, специальный отряд выдвигался к конкретному сектору лагеря, и когда датчики выдали мне на монитор фигуру, похожую на человеческий силуэт, я обрадовалась. Почему-то решила, что Кларк или Уэллс вернулись. Вызвала Джона, патрулировавшего сектор, он отшутился, что медведи решили повторить рандеву, только в этот раз подготовились лучше, но пообещал проверить, что там и как. Я отчего-то тоже поднялась, хватаясь за трость — уже скорее по привычке. Вспомнила, как бегала по этим круглым коридорам с запчастями и чертежами наперевес, и откинула её, стараясь идти ровно. Вроде получалось. Может, попробовать начать бегать? Я привалилась к обшивке челнока, наблюдая за шевелением у главных ворот лагеря, и рефлекторно напряглась. К челноку с самым решительным видом шагал Джон Мёрфи, я поняла: это не Кларк. Не Уэллс.