Острые углы

— А кто тебе сказал, что я не слетела, — сквозь слезы засмеялась Лерка, — я, походу, того…

— Не, — мотнула Натка головой. — Так Лёхе и скажи!

— Что я того?

— Что ты не железная! — воскликнула она и тут же сгримасничала: — Ой, кикимора эта вообще не стоит твоего внимания. Во-первых, там всё мутненько, во-вторых, это потому, что нет тебя. Не уверена даже, что он с ней спит.

— Ага, — скептически покивала Лера.

Ната хохотнула:

— Думаешь, он для себя ее завел? Для нас! Чтобы показать, что у него всё в порядке. Что у него нормальная жизнь, как у всех. Но это не значит, что так и есть на самом деле. Поверь, уж я-то знаю. Как психолог тебе говорю.

— Тут не поспоришь, — беззлобно усмехнулась Лера, — ты у нас умная. В аспирантуре учишься.

— Конечно! — самоуверенно подтвердила Ната. — А еще я знаю, что за сумкой ты должна сама съездить. Не надо никого посылать. Пойдем поужинаем. Ты ведь толком ничего не ела. Скажу, чтобы накрыли на стол.

Лера кивнула, еще минуту посидела, отяжелев от мыслей и нахлынувших чувств, потом натянула на себя черное платье из тонкого трикотажа и позвонила Матвею.

Брат ответил сразу, но говорил тихо.

— Спите, что ли? — спросила Лера.

— Нет. Но не хочу, чтобы она тебя услышала, а то будет искать и плакать.

Он переключил камеру, и Лера увидела дочурку, которая, лежа животом вниз на игровом коврике, пыталась дотянуться до валявшейся поодаль игрушки.

— Моя булочка, — прошептала она, и слезы снова навернулись на глаза.

Накатила тоска по дочери и еще какое-то безнадежное чувство.

Матвей чуть придвинул грызунок, и Эми схватила его, тут же потянув в рот.

— Подожди, я выйду, — предупредил он, чтоб Лера молчала. — Всё, можешь говорить. Как отец? Как дела?

— Как бы всё нормально… — задумчиво произнесла Лера.

— Почему как бы?

— Судя по анализам, он должен быть в коме, но выглядит довольно бодро. Стабилен, как док сказал.

— Тебя беспокоит, что отец не в коме? — посмеялся Матвей.

— Дурак, — засмеялась Лера. — Я рада, что всё нормально.

— А вы как? Как там Лёха?

— Хорошо у нас всё с Лёхой, — вздохнула она. — Он ни видеть, ни слышать меня не может. Как ты справляешься? Как булочка моя?

— Плакала целый день, не ела толком. Вот недавно только успокоилась. Не знаю, как ночь переживем.

У Леры сердце в комок сжалось от этих слов.

— Ясно. Значит, я лечу обратно, а ты к отцу. Когда его выпишут, я вернусь вместе с ней.

Лера уже поняла, что потеряла контроль над ситуацией, как только сошла с трапа самолета. Полевой знал, откуда она прилетела. Найдет и адрес проживания, если захочет. Что-то скрывать уже не было смысла. Будет ли с ней Лёшка — вопрос, но ее ребенок должен быть с ней. Только вот Лера не хотела, чтобы дочь закрутило в мясорубку их сложных отношений.

Спустившись в столовую, она сообщила Нате:

— Всё-таки придется за сумкой ехать. Мне документы нужны, чтобы улететь.

— Как улететь? Когда?

— В ближайшее время. Эми без меня не может.

— Лера, нет! Это Лёха без тебя не может, а Эми надо привезти сюда!

— Я приеду вместе с ней, когда папу выпишут, не бушуй. Какой смысл ее сейчас везти? Чтобы по больницам с ней таскаться? — ответила Лера.

— Ты точно вернешься?

— Точно. Ты лучше мне про Лёхину курицу расскажи, раз ты всё знаешь. Мне сюрпризы не нужны. Была — не была, ездила — не ездила, привлекалась — не привлекалась…

Наталина с удовольствием принялась посвящать ее во все известные ей подробности.

Лера изредка кивала, отпуская едкие комментарии и заодно пытаясь купить билет на ближайший рейс в Будапешт.

Когда две попытки по неизвестным причинам с треском провалились, ей позвонил Полевой.

— Да, Алёшенька, — ответила она.

— Лерочка, у тебя не получится.

— Что не получится?

— То, что ты хочешь сделать.

Лера нахмурилась.

— Ты не сможешь уехать, — спокойно объяснил он. — Ни по воздуху, ни по земле, ни по морю. Разве что телепортироваться, но, насколько я знаю, таким талантом ты не обладаешь. На тебя уже «сторож» во всех базах.

Лера обескураженно замерла. Силилась что-то сказать, но ни слова не выкатывалось на язык.

— Приезжай на кофе, поговорим, — она прямо-таки слышала в его голосе самодовольную улыбку.

— Иди к хренам! — выпалила она.

Он расхохотался, она повесила трубку и снова попыталась купить билет.

Полевой снова ей позвонил.

— Говорю же. Ты даже билет не купишь. Ни как физическое, ни как юридическое лицо. Ни по своему настоящему паспорту, ни по тому, который у тебя в сумке лежит на девичью фамилию матери. А если каким-то чудом тебе это удастся, на границе тебя всё равно развернут.

— Поня-я-ятно, — протянула она. — Ладно. Вари кофе.

Лера привалилась к двери, разом ослабнув после пережитой вспышки ревности. Этот маленький взрыв, случившийся внутри нее, снес все барьеры. Смял и волю, и разум, и самообладание, оставив лишь голую, неприкрытую боль.

— Леший, ты мое всё. Да я половину себя здесь оставила, думала, что умру без тебя, что просто не выживу… — говорила она и не могла остановиться.

Слишком долго молчала, слишком много всего надо было сказать. Знала: лучше бы притормозить и выстроить свою речь как-то более связно, но не могла.

— Не смогла я поговорить с тобой… — не заметила, как из глаз побежали слезы, а Полевой вдруг понял, что не видел ее плачущую.

Помнил расстроенную, подломленную и как она сдерживалась, чтоб не разрыдаться, как сжималась в комок тоже помнил, но чтобы вот так тихо плакала — ни разу. Наверное, нужно было увидеть ему эти слезы и нутром почувствовать всю затаенную в них боль, чтобы окончательно его отпустило.

— Неужели ты думаешь, что я тебя не люблю? Что всё это время мне было легко? Ты же знаешь, что ты для меня значишь. Я тоже хотела бы любить тебя меньше, чтобы суметь оторвать от себя раз и навсегда, но у меня не получилось… Никогда не получалось… — она всё еще пыталась что-то объяснять.

Лёшка сначала вытирал слезы с ее лица, потом стал целовать, заглушая слова. Потом раздевать. Прямо здесь, в прихожей он задрал на ней платье и стянул трусики.

— Лёш… — Лера вроде бы попыталась его остановить.

Им же лучше сначала поговорить, а потом начинать всё с чистого листа.

Если они вообще смогут что-то начать. Или продолжить.

— Заткнись, — грубовато сказал он, — замолчи.

— Нам надо объясниться…

— Потом поговорим.

Он уже не хотел ничего слышать и ничего не хотел обсуждать. Точно не в ближайшее время.

Уложить Лерку под себя. Или взять прямо здесь. Хоть в спальне, хоть в душе. Плевать, где и как он это сделает. Но они должны сейчас заняться сексом. Любовью. Им надо утолить свой голод и многодневную тоску.

Можно сколько угодно топить обиды в разговорах или на дне стакана с алкоголем, но лучшего способа примирения, чем секс, еще никто не придумал.

Он целовал ее соленые губы, ласкал язык, скользнув в глубину теплого рта. Лера растворилась под его напором и забыла заготовленные слова. Острое желание вскипело в венах, и их накрыло, как раньше. Даже сильнее. Они продолжали целоваться, когда он, спустив с себя джинсы вместе с бельем, вошел в нее. Лера зажмурилась, принимая его в себя, была мокрая, уже ошалевшая от возбуждения, и ей не нужны были никакие предварительные ласки.

Они начали в прихожей, полностью отдавшись животному порыву, потом как-то добрались до спальни, где Полевой все-таки ее раздел.

Леркино тело осталось идеальным, беременность ни капли его не испортила, так что догадаться о ребенке по каким-то внешним изменениям он не мог. Она не кормила Эми, у нее не было молока, потому грудь ее тоже осталась нетронутой.