Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 57



Я упоминал — мы видим события, вещи, людей то глазами Сережи, то в авторском освещении. Некоторые эпизоды близки к изображению потока сознания Сережи — к портрету, а не к фотографии.

Переходы от изображения Сережиного восприятия мира, Сережиных раздумий к авторскому их определению и осмыслению незаметны — стилистическое единство повести не нарушается при смене точек зрения.

Событие, определяющее новый этап Сережиной жизни, начинается с сообщения мамы: «[...] знаешь что?.. Мне хочется, чтобы у нас был папа». Сережа не уверен, что без папы плохо, как говорит мама, но, поразмыслив, решает — может быть, с папой все-таки лучше.

Отец Сережи погиб на войне, мальчик его не знал и «он не мог любить того, кого видел только на карточке».

Выясняется, что папой будет знакомый, который ходит к ним в гости,— Коростелев. Он переезжает к Марьяне.

В первом разговоре с Коростелевым Сережа деловито выясняет перспективы:

«— Ты насовсем переехал? — спросил Сережа.

— Да,— сказал Коростелев.— Насовсем.

— А ты меня будешь драть ремнем? — спросил Сережа.

Коростелев удивился:

— Зачем я тебя буду драть ремнем?

— Когда я не буду слушаться,— объяснил Сережа.

— Нет,— сказал Коростелев.— По-моему, это глупо драть ремнем, а?

— Глупо,— подтвердил Сережа.— И дети плачут.

— Мы же с тобой можем договориться как мужчина с мужчиной, без всякого ремня» (стр. 209).

Конвенция заключена.

Вечером Сережину кровать перенесли в другую комнату. Это не только бытовое изменение, но и повод для сложных переживаний.

Смутное беспокойство, вызванное переменами в доме, для Сережи, как для всякого ребенка, состояние трудно переносимое. Он безотчетно подыскивает ясную, конкретную причину беспокойства — вспоминает утром, что все игрушки остались в комнате, где спят мама и Коростелев. Дверь закрыта. А ему нужна новая лопата, очень захотелось покопать. Он зовет маму, кричит изо всех сил — она не отзывается. Прибегает испуганная тетя Паша — нельзя кричать, мама спит и пусть себе спит. «Разумные, ласковые речи всегда действовали на Сережу успокоительно». Он согласился с тетей Пашей, что пока можно поиграть рогаткой. Пошел во двор, пострелял из рогатки, но отказался пойти с другими ребятами в рощу. Успокоение оказалось мнимым. «Его беспокойство усиливалось». Оказалось, что не только дверь, но и ставни на его окнах закрыты, а летом они никогда не закрываются. «[...] Получается, что игрушки заперты со всех сторон. И ему захотелось их до того, что хоть ложись на землю и кричи [...]. Мама и Коростелев даже и не беспокоятся, что ему сию минуту нужна лопата».

Соседские ребята — они старше Сережи — лучше понимают, почему он сегодня на себя не похож: «У него мать женилась»,— говорит Васька, а Лида сказала: «Переживает Сережка [...]. Новый папа у него» (стр. 211).



Когда наконец открываются ставни и показывается в окне Коростелев, то первые Сережины слова — «Коростелев! Мне нужно лопату». Но это сказано по инерции. Он тут же забывает о лопате. Теперь спокойнее — уже нет неестественно, таинственно запертых дверей и ставен, появляются другие важные дела. Надо получить папиросную коробку у Коростелева, уложить в нее фантики и взять свои игрушки. Мать напоминает, что ему срочно нужна была лопата. А ему уже расхотелось копать, но пришлось терпеть — и он увлекся. «Это была работа не за страх, а за совесть, он кряхтел от усилий, мускулы напрягались на его руках и на голой узенькой спине, золотистой от загара».

На протяжении всей повести Панова так же убедительно и точно изображает поступки, мысли и переживания Сережи. Порывистость его желаний сочетается со способностью полного погружения в игру. Чуткость к атмосфере в доме определяет и душевное состояние Сережи и его размышления. Здесь все характерно для возраста, но характерно и для Сережиной индивидуальности. Она выражена в остроте некоторых реакций на события, в упорстве стремления постигнуть непонятное, в интенсивности раздумий и чувств.

Сережа душевно и умственно растет у нас на глазах — от главы к главе, иначе говоря от месяца к месяцу, от события к событию его жизни. В повести изображен процесс развития мысли, углубления переживаний Сережи.

Понять малыша умеет не всякий. Широко распространено убеждение, будто тут и понимать нечего, и прислушиваться незачем к лепету несмышленышей — все очень просто: логики в поступках ребенка нет, переживания его — капризы, и слезы его, что вода, а размышления всего лишь забавны. А на самом-то деле логика есть и глубокие переживания тоже. Только причинно-следственные связи у малыша иные, чем у взрослых, ассоциации иначе обусловлены, и постигать их сложнее, потому что взрослые часто забывают опыт ранних лет своей жизни.

Тут и важны, неоценимо важны для всех, кто воспитывает детей, книги писателей, способных раскрыть и художественно воссоздать особенности мышления и поступков малышей, показать, какие травмы, иногда накладывающие отпечаток на всю жизнь, наносит детям непонимание их душевной жизни, обусловленности их поступков и высказываний.

Марьяна, мать Сережи,— начинающий педагог. В «Ясном береге» несколько страниц посвящены ее наблюдениям и раздумьям на уроке в первом классе. С удивлением Марьяна обнаруживает, что у каждого из ребят свои особенности. С удивлением она начинает понимать, как трудно малышам в первый раз написать букву «а».

«Чувство громадной ответственности поразило Марьяну. Народная учительница. Народ доверил ей тридцать две детских души, тридцать две судьбы...» (стр. 101).

В «Сереже» Марьяна[37] уже не та. Она поглощена любовью к Коростелеву, а позже радостями и заботами нового материнства. Нет и следа мыслей об ответственности за тридцать две детские души. Хуже того: Марьяну как будто стала тяготить ответственность за одну душу — сына, о котором год назад, вернувшись с ученья, она думала с такой нежностью.

Это проявляется сперва чуть заметно на страницах повести, потом яснее — Марьяна сама не сознает, что в новой семье Сережа стал для нее чуть ли не обузой. Но мальчик это чувствует. Обдумывает мать перед зеркалом новую прическу, а Сережа просит почитать ему. «Ох, Сереженька! Ты мне действуешь на нервы». И хоть обещает почитать вечером, но Сережа знает — вечером она от чтения опять увильнет.

Постепенному удалению мамы от Сережи Панова, со свойственной ее художественной манере отчетливостью, противопоставляет сближение мальчика с Коростелевым. Реакция мамы и Коростелева на поступки и слова мальчика резко различны.

Марьяна питается общими представлениями о воспитании, набором штампов, которые, может быть, ей внушили в педучилище, а может быть, в школе, где она преподает. Она применяет механически эти штампы, без вдумчивой оценки индивидуальности мальчика и конкретной ситуации.

Дядя Петя дал Сереже большую и редкую конфету — «Мишка косолапый». Поблагодарил Сережа, развернул бумажку, а в ней — ничего: пустышка. Сереже стало совестно и за себя, что поверил, и за дядю Петю. А тот смеется. «Сережа сказал несердито, с сожалением: «— Дядя Петя, ты дурак». Сережа видел, что и маме совестно, но она потребовала, чтобы он извинился. «Он сжал губы и отвел глаза, ставшие грустными и холодными. Он не чувствовал себя виноватым: в чем же он должен просить прощения? Он сказал то, что подумал». Почему мама заступалась за глупого дядю Петю? Вон она с ним разговаривает и смеется как ни в чем не бывало, а с Сережей не хочет разговаривать.

Вечером он слышал, как мать рассказывала о происшествии Коростелеву.

«— Ну и правильно,— сказал Коростелев.— Это называется — справедливая критика.

— Разве можно допустить,— возразила мама,— чтобы ребенок критиковал взрослых? Если дети примутся нас критиковать — как мы их будем воспитывать? [...] У него даже мысль не должна возникнуть, что взрослый может быть олухом.

— По-моему,— сказал Коростелев,— он давно умственно перерос Петра Ильича. И ни по какой педагогике нельзя взыскивать с парня за то, что он дурака назвал дураком».

37

Имя Сережиной матери мы знаем только по «Ясному берегу». В повести «Сережа» оно ни разу не упоминается, здесь Марьяна всегда «мама». И Марьяна и Коростелев в «Сереже» показаны только в их отношении к мальчику — нет ни слова о Марьяне-учительнице (кроме упоминания, что она проверяет дома тетрадки) и о Коростелеве — директоре совхоза (кроме отражения этого факта в Сережином сознании).