Симфония любви

По залу гомон предвкушения и искусственное задымление. Наши места в самом центре у прохода. Решаем не садиться и пропустить всех соседей, чтобы каждый раз не вставать. Дмитрий Романович плавно подводит к тому, что хорошо бы в неформальной обстановке перейти на "ты". Под напором новых эмоций и обаяния Макарова, у меня совершенно нет желания противиться, и наше общение становится ещё легче.

Когда свет в зале гаснет, зрители взрываются аплодисментами.

Звук барабанов и гитар вибрирует в теле. Сцену освещают направленные лучи света, два гитариста и барабанщик уже заняли свои места, и с течением мелодии, на сцену выходят остальные участники. Флейта, скрипки, виолончели, девушка за синтезатором…

Черпаю атмосферу огромными ложками. Мелодия замедляется, плавно переходит в другую, и свет на сцене гаснет, оставляя лишь синий луч прожектора на гитаристе. Он ловко перебирает пальцами струны, вводя зал в экстаз проникновенной мелодией. Это просто нечто… Невероятно! Потрясающе!

Несколько минут соло, потом снова гремит оркестр. Некоторые мелодии знакомы, я слышала их ранее. Сразу появляется желание добавить их в плейлист.

Всё стихает. Зал замирает. Луч света зажигается над вторым гитаристом, и я закрываю глаза, наслаждаясь мелодией. Тоже что-то знакомое, но как же жаль, что я совершенно не разбираюсь в жанре рок-музыки… Руки касается теплая ладонь, дыхание щекочет щеку.

— Потанцуем?

Даже не было мысли отказаться, потому что что волшебство, что творится вокруг, не может не вдохновлять. В проходе между двумя частями партера уже танцуют несколько пар, к которым мы с Макаровым присоединяемся.

Дмитрий обнимает меня за талию. Именно обнимает, потому что его движения до невозможности чувственные и нежные. Заботливые. Манящие… Я, позабыв, где мы находимся и все правила приличия, обнимаю в ответ. Обхватываю плечи Макарова. Соприкасаемся висками. Мелодия проникает в душу и руководит нашими телами. Никогда бы не подумала, что рок может быть таким…

Или это просто присутствие Макарова так влияет на меня? В голове туман, словно я слегка пьяна. Скрипки и виолончели, гитара, барабаны… Снова скрипки…

Кружимся в танце, а я словно не чувствую пол под ногами. Странное чувство. Совершенно непонятное. И сердце стучит где-то… Везде! Я словно вся вибрирую вместе с последними аккордами гитары. Дмитрий отстраняется. Глаза в глаза. Слишком близко… Лёгкое касание его губ к моим.

Дмитрий ведёт меня за руку к нашим местам. Меня запоздало нагоняет стыд. Ой, мамочки… Это он что, меня поцеловал?!

Макаров ведёт себя вполне спокойно, и лишь по довольной полуулыбке можно понять, что мне поцелуй не почудился.

Действо на сцене по-прежнему привлекает внимание, но не отвлекает от навязчивых мыслей. Я возбуждена, и это проблема. Потому что совершенно неуместно и стыдно. Хотя, чего стыдиться, если… Если он тоже хочет?

Дмитрий так и не выпустил моей руки. Почти невесомо водит большим пальцем по коже, спонсируя моё волнение.

Зал аплодируют, и мы тоже присоединяемся к овациям.

Музыканты встают со своих мест. Поклон. Барабанщик выходит из-за прозрачной ширмы, что отделяла его от оркестра. Ещё один поклон.

Из зала свист и крики благодарности. Зрители начинают скандировать:

— Бис! Бис! Бис! Бис!

Музыканты возвращаются на места и играют ещё две композиции.

Зал провожает оркестр долгими овациями.

Мы выходить не спешим, ещё немного ждём, пока основная масса зрителей разойдется. Немного отвлекает от волнения разговор с Макаровым. Не знаю, как ему удаётся, но разрядить обстановку у него получается без труда.

Делимся впечатлениями. Эмоции переполняют.

— Я рад, что тебе понравилось, — улыбается Дмитрий и снова берет меня за руку. — Поужинаем?

— Время позднее…

— Мы никому не скажем, что устроили ночной дожор. Мой повар сегодня приготовила рыбу с овощами. Совсем не вредно и очень вкусно.

— Вы приглашаете меня в гости? — И вот оно снова. Моё смущение. И так хочется заправить локон за ухо нервным движением, но все волосы убраны в пучок.

— Приглашаю. И мы, кажется, на "ты" перешли.

— Ладно…

— Едем? — Выжидающе смотрит, а я переступаю с ноги на ногу. Возбуждение никуда не делось…

— Едем.

41. Маша

Я знаю, что это не просто приглашение. И что сегодняшний вечер будет с продолжением. И что завтра мне будет стыдно, но сегодня я хочу всего того, что происходит.

К Дмитрию домой приезжаем за полночь. Входим в тёмный холл, Макаров ведёт меня в гостиную. И вроде бы ничего особенного: вполне непринуждённая беседа, Макаров открывает бутылку шампанского, разливает по высоким бокалам. Пузырьки сверкают в тусклом свете торшеров, и вся обстановка кажется очень интимной.

Дмитрий протягивает мне бокал.

— За прекрасный вечер?

— За прекрасный вечер, — отпиваем по глотку, Макаров делает шаг навстречу. Его лицо так близко, что я могу рассмотреть каждую черточку, каждую морщинку и невероятный цвет глаз. А ещё, кажется, что глоток выпитого шампанского кружит голову. Сокращаю оставшееся расстояние между нашими губами, глаза сами закрываются. Целовать его очень приятно, и мы изучаем грани чувственности. Макаров не позволяет мне долго быть ведущей. Перехватывает инициативу, но на секунду отстраняется, забирает бокал и ставит рядом со своим на столик.

Снова целует. У него твердые, требовательные губы. Поцелуй получается таким… по-взрослому неторопливым, словно мы дегустируем друг друга, как дорогое вино. Нас притянуло друг к другу, словно магнитом. И все ощущается так остро, горячо… по-новому. Дыхание сбивается.

Дмитрий обхватывает мои щеки ладонями, большими пальцами гладит мои щеки. Он смотрит, я чувствую его взгляд на своем лице, но глаза открыть не решаюсь.

Его губы оглаживают мои скулы, ползут к ушку, лаская дыханием, прихватывают шею, прокладывают дорожку из невесомых поцелуев до самого воротника рубашки. Макаров сжимает меня в объятиях и оттесняет назад. Делаю несколько шагов, упираясь спиной в стену. Открываю, наконец, глаза. Дмитрий просто великолепен! Волосы хоть и коротко острижены, но все равно каким-то невообразимым образом взъерошены. В глазах огонь, на шее бьется в безумном ритме венка, дыхание шумное.

Снова целуемся, словно припали друг к другу, как к живительному источнику в пустыне. Мне мало… Как же мне мало… И мне хочется большего. Прямо здесь, у этой стены! А вообще, все равно, где. Я так возбуждена, что, кажется, все тело горит. И одежда вот-вот осыплется с меня пеплом.

Но Макаров, словно прочитав мои мысли, начинает рваными движениями расстегивать пуговицы на моей рубашке. Справляется довольно быстро, накрывает ладонями груди, сжимает, продолжая целовать. Втискивает колено между моих бедер. Горячо…

Подаюсь бедрами вперед, скольжу промежностью по его бедру и уже бесстыже стону в его губы. Трусики мои уже можно выжимать, и от этого становится еще жарче.

Во всем этом безумии не сразу понимаю, что что-то не так. Лишь когда Макаров отрывается от моих губ и я открываю глаза, посторонние звуки начинают пробиваться сквозь шум в ушах и наше сбитое дыхание.

— Твой телефон. Третий раз звонит… — говорит Дима и, чмокнув в губы, идет к моей сумочке.

Дрожащими пальцами открываю замок и достаю телефон. Этот рингтон у меня стоит на мамином контакте, и я спешу ответить, но в трубке голос совсем не мамин.

— Але, — говорю я. Голос, словно я пробежала нехилый кросс.

— Здравствуй, Машунь. Это дядя Дима, ваш сосед.

— Добрый вечер. А почему вы с маминого телефона? — Сердце тревожно сжимается. Что-то случилось… Что-то случилось!

— Твоя мама в больнице. Она сказала тебе не гогворить пока, но я подумал, что ты должна знать…

Я выдыхаю шумно.

— Что с ней?

— Кровотечение. Забрали по скорой в районную больницу. Я ей вот вещи привез. Готовят к срочной операции ее. Ты это… приезжай?

— Да… да, дядь Дим. Я уже собираюсь! — Отбиваю звонок и словно одеревеневшими пальцами пытаюсь застегнуть пуговицы. — Дим, ты прости… Мне надо срочно… там мама… — всхлипываю. Пуговки не поддаются, и меня накрывает. Реву, бросив затею застегнуть рубашку, а просто запахиваю и заправляю в джинс.