Страница 50 из 54
– Анастасия! – закричал колдун, который не соизволил представиться. На самом деле мне было плевать на его имя, только в фильмах злодей в начале рассказывает свой план героям, чтобы спустя пять минут скоропостижно скончаться. Этот ни представляться, ни отказываться от задуманного явно не собирался. – Анастасия! – повторно закричал он, и тут я охренела.
Потому что величавой походкой, держа в руке копье, с видом собственного превосходства на не сильно симпатичном личике из-за кулис вышла… моя бывшая одногруппница. А ведь ларчик так просто открывался.
Я искренне считаю, что у любого человека есть свои демоны. Просто я своих вызываю, чертя на полу пентаграмму и изгнать могу. Какие демоны были у моей однокурсницы Насти я понятия не имею, хотя построить предположение могу. Она была умницей. Всегда самой лучшей. Но не потому, что учеба легко давалась ей. Отнюдь. Она проводила дни напролет за учебниками, лишив себя социальной жизни. Она не встречалась с парнями, питалась вредной пищей, толстела, покрывалась прыщами от стресса и переедания. Но она стала лучшей. Той, кто должен был получить ну если не парня, то хотя бы собственный спецкурс для начала блестящей карьеры. А еще была я. Лентяйка, исчадье ада, любимица нашей руководительницы. Парень, который в ее мечтах ходил с ней на свидания, предпочел меня, место, ради которого она рвала жилы, досталось мне. Последней каплей мог стать спецкурс. Настя ведь узнала о нем раньше, чем я. И тогда в ее голову закралась темная, гадкая мыслишка. А что, если все, чего, по ее мнению, я незаслуженно получила – следствие моей темной силы? А если я – зло, все, кто носит на себе печать демонических способностей несомненно такие же.
Могло бы быть так, что она познакомилась с этим красивым мужчиной в момент высшей душевной боли? Вполне. Он был старше ее, он был красив той мужественной красотой, от которой у молодых девушек болит сердце. Он был недоступен. И он мог попросить. Попросить о сущей малости, о чертежах для вызова джина. Ведь Настя специализировалась на средневековом востоке. Кому как не ей было составить из разрозненных кусков полноценную мозаику? Кому, как не ему было наполнить ее силой и позвать джина из мира грез и фантазий.
– Ой, дууура, – был мой вердикт. Правда услышать его было некому. Все были слишком заняты, начищая друг другу морды. Поэтому я подалась вперед, практически взлетая на сцену. Только права была Инна, когда говорила, что мне нужно заняться спортом. Колдун оказался быстрее меня, он схватил меня здоровой рукой за цепочку-«подарок» Вельзевула и дернул назад, вынуждая кубарем свалиться на пол. Настя тем временем встала в центр круга. Почему она, не имевшая ни капли силы? Ответ был прост – дева. В ритуалах светлых невинность имела особую роль, чистота, непорочность или, за неимением первых двух, хотя бы неприкосновенность плоти. Невинная дева звала ангелов, и они слышали ее глас.
– И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге. – ее голос зазвучал песней, столь сладостной, что у Алехандро пошла из ушей кровь. А я вдруг поняла, что она должна была предложить в жертву великому Архангелу.
Глава 14. В которой добро все же вырвалось на свободу
Дура я, дура я, дура я проклятая.
В жертву всех нас принесут, с первого по пятого.
Люди мечтают о приключениях, они страстно желают, чтобы однажды неизведанное постучалось в их дом и наполнило их жизнь яркостью, фантазией, чудесами. Вот только в мою жизнь неизведанное не стучалось, оно выбило ее ногой с криком "И только попробуй от меня скрыться".
Пол задрожал, иномирная энергия, яростная как рейнский водопад[1], отбросила Настю в сторону. Он услышал глас, и явился за предложенной жертвой. А жертвой здесь была тьма. Та тьма, что обитала во мне, Инне, Люце и Алехандро. Та, что жила в сотнях темных, населявших Москву. Мы были целью, мы были платой. И раз уж мы сами сюда пришли, жизни одного из нас ангелу стало бы достаточно, чтобы стать материальным.
– Крови! – раздались слова, произнесенные громовым голосом, – Мне нужно больше крови!
Он словно завис между этим и тем мирами. Столб света под его ногами переливался цветами, неразличимыми для человеческого зрения. Там пахло цветами, чистотой и покоем, на мгновение мне стало интересно, видят ли мои темные друзья то, что чудится мне. Алехандро прикрывал глаза и шипел, Инна наводила курок на ангела, пташки летели прочь, у одной в полете загорелись крылья. Джин замер, глядя на Феню с кольцом в руке. Он не спешил отбирать свое вместилище, а у Фени не имелось приказа отдавать его кому бы то ни было.
Лицо, столь прекрасное, что смотреть на него было больно, исказилось от гнева. Свет, исходивший от него был подобен сиянию солнца. Архангел Михаил явился на зов собственной персоной. Если бы Настя не лежала бессознательной кучкой белых одеяний, то наверняка бы собой гордилась. У нее вышло то, что я бы не смогла сделать никогда. На ее зов откликнулся верховный архангел. Он был похож на златовласого рыцаря, на силу в чистом виде. Ростом больше двух с половиной метров, плечи укрывали сияющие золотые доспехи.
Белоснежные крылья сделали тяжелый взмах, раскидывая как врагов, так и друзей. Мышцы бугрились, доспехи и меч сияли таким светом, что будь здесь Люц, он бы уже ослеп. Вдруг вглядевшись в его небесного цвета голубые глаза, я поняла… Это ангелы Михаила вели людей в крестовые походы, это по его воле горели костры инквизиции. Каждый темный или светлый архетип существует в рамках своей идеи. Идея Михаила – священная, мать его, война. Уничтожение ереси и зла.
Он смотрел на меня, я смотрела на него. Он на меня. Искра, буря, безумие.
И не потому что Архангел влюбился в меня с первого взгляда. Просто, он нашел свою первую жертву.
– Предавшая свет свой. Ведьма, – он выносил мне приговор. – Создательница темных тварей. Ты падешь от моего меча. – Он направил на меня столб света. Замахнулся легко, неторопливо, он знал, что я не успею убежать. Да и я это знала.
Говорят перед смертью перед глазами проносится вся жизнь, я же успела только рассеяно охнуть, поднимая руки в защитном жесте. И…
Джин оказался на пути ангельского меча, в руках его лязгнули две сабли, пылающие белым огнем. Он был куда меньше еще до конца не вышедшего из круга ангела, но гораздо быстрее. Удары посыпались словно град, а белые перья полетели, будто кто-то решил ощипать курицу.
– Джин! – закричал ангел, – Снова ты. Не всех мы переловили и обезглавили. Ну ничего, и здесь до тебя доберусь.
От взмаха ангельских крыльев первый ряд стульев взлетел и ударился об окна. Стены Гнесинки задрожали, посыпалась с потолка штукатурка. Ангел простер длань и из нее ударил ослепляющий луч света, джин только засмеялся. Он набрасывался на него с той яростью, с которой пес бросается на медведя. Вот только мне было ясно, долго джин его не удержит. Обычного ангела может бы и удержал, но не самого Михаила.
Раздался оглушительный выстрел и прямо посреди скульптурного ангельского лба появивилась хорошенькая, черная дырочка.
– Продавшая душу дьяволу! – сказал он, вскидывая руки, – темная ведьма. Твое сердце черно словно сажа, кровь твоя прогнила. Ты противна не только небесам, но и земле. Отверженная душа, грязная душа. Падение твое…
– Ой, да что ты знаешь о том, как быть независимой бизнес-леди? – прервала его она, прицеливаясь еще раз и выпуская пулю прямо в незащищенную шею. Ангел смахнул пулю, словно та была надоедливой мошкой, но Инна останавливаться не намеревалась.
Сорвался с пальцев ангельских злой белый свет, ударил в грудь мою ухмыляющуюся начальницу. Она взлетела под самый потолок и упала, к радости создания света. Тот засмеялся радостно, будто сотня праздничных колокольчиков зазвенела поминальную столетней ведьме. Инна лежала на ступеньках, растянувшись в неестественной позе и даже сейчас, изломанная, покрытая коркой крови, целила в ангела. А я поняла, что еще один удар, и ее не станет. А за ней не станет меня, Алехандро и джина. А потом придет время Велыча и Люца, которые вряд ли успеют убраться с парковки далеко. Я закричала и вложила весь свой страх в удар сырой силой. Тот дернулся, щека его ободралась до сияющего мяса.