Принцип бабочки

- Тебя не отправят, все будет хорошо. Не теряй надежду, - я пыталась подбодрить ее как могла, но кто вообще знает, что произойдет с нами даже через час. Не считая уже дни, недели, месяцы и годы. Загадывать и мечтать сейчас явно не время, но мы продолжим верить.

- Пусть так и будет, хорошо, - Мила взяла меня за руку. Ее холодные ладони коснулись моей кожи. У нее постоянно были холодные руки и ноги, я не знаю почему, но прямо ледяные. При этом у нас в помещении всегда было тепло.

- Я была на улице вчера, - прошептала я, оборачиваясь на подругу.

- Что мать твою, на улице? - Мила тут же бросила мою руку и села на кровать в позу лотоса, сильно подгибая под себя ноги. Ее лицо надо было видеть, поднятые брови, распахнутые карие глаза и полуоткрытый рот.

- Да, Дима вывел меня подышать и покататься на качелях, - я закусила губу. Моя собеседница мечтает о свободе, а я так выбрасываю ей факт того, что ощутила ее малую каплю.

- И после этого ты говоришь, что ты ему не нравишься, ну-ну, - она стукнула меня по плечу. Затем еще раз и еще, - врушка.

- Я серьезно, Мила, не нравлюсь, нравилась бы, он не держал бы меня тут.

- Москва тоже не сразу строилась. Расскажи, как там было, что там было? Я не видела, меня привезли сюда с завязанными глазами, - Мила принялась греть свою ледяные руки о мои, сильнее сжимая предплечье от любопытства.

- Закрой глаза, - попросила я собеседницу, которая решила меня заморозить. Она послушалась, а я продолжила, - пахнет хвоей так, что захватывает дух, этот запах свежести пронизывает каждый сантиметр твоих легких, ты слышишь пение птиц где-то вдали, слушаешь как хрустят ветки от животных, которые гуляют рядом, держишь в руках кружку зеленого чая с мелиссой и он с горчинкой проникает в твое горло. Ты сосредоточена на высоких елях и соснах, окружающих тебя, видишь, как солнечные лучи проходят сквозь ветки пытаются дотянуться до твоей кожи. Ты спокойно, дышишь тихо, но глубоко, наслаждаешься каждой секундой, которую тебе удается находиться там. На свободе и в просторе, без цепей и оков. ты счастлива.

Мы еще несколько минут сидели в тишине, затем Мила распахнула глаза и улыбнулась.

- Спасибо, - она вернулась в прежнее положение, продолжая напрягать щеки.

— Это самое малое, что я могу для тебя сделать, - я уставилась на белый потолок.

- А что было потом, он увел тебя в комнату?

- Мы пили чай, а потом он запер в меня в комнате и ушел. Как вернулся не помню. Помню только, что проснулась от его прикосновений, - я не стала врать. Не хочу и не буду, не ей.

Мила тяжело выдохнула. Ей не доводилось видеть их добрыми или ласковыми, наливающими чай и рассказывающими историями.

После наших разговоров я пошла в душ. Хотелось искупаться и смыть с себя все. Все чувства и эмоции, прошедшие через меня за эти сутки, хоть они и не были плохи. Я стояла под струями горячей воды, мылила волосы и терла жесткой мочалкой по коже. Ощущение чистоты всегда поднимает настроение.

Я думала о Лебедеве, гнала эти мысли, но он не выходил из моей головы. Кажется, у меня начинает развиваться этот чертов синдром. Я начинаю привязываться к своему похитителю и мучителю. Хреново. Что тут скажешь? Плохо, ужасно! Противно мне от себя. Ну куда деваться, что тут поделаешь, когда такая ситуация происходит. А вот правда, что мне еще делать? Отвращение? Долго я на нем не продержусь, я дала себе обещание, что сбегу отсюда, значит сбегу и никогда не полюблю своего хозяина. Так и будет! Ну а пока временно заставим себя поверить в то, что все в порядке и наши взаимоотношения налаживаются. Почему нет? Надеюсь, сегодня он придет, я бы выпила еще чаю и спала на его мягкой кровати. С ним в обнимку или просто ощущая то, как он наваливается на меня во сне. Более чем спокойно. Крыша точно поехала, вызывайте психиатра. Или сразу в больничку. Точно!

Я смыла с себя пену, обернулась в белое, мягкое, до жути приятное полотенце и вышла из ванной. Но тот, кто тут стоял явно, не был мне мил. Женя был в одних трусах и так и норовил прижать меня к стене. В голову пришла мысль “никто кроме меня тебя трахать не будет” Я выдохнула и попыталась пройти, но он остановил меня.

- Привет, Вероника, - прошептал мне на ухо черноглазка. Я съежилась подобно сливе, отстранилась подальше от его уст.

- Привет, - я сделала еще шаг вперед, но он уже зажал меня в руках, обхватив меня полностью, прижимая к своей груди.

Нет, нет! Уйди от меня, не прикасайся! Хотелось кричать, но я упорно пыталась вырваться. Никто мне тут не поможет.

- Ты куда это собралась? - он смотрел на меня, а я на него, сильно поднимая голову. Его черные глаза наводили жути и заставили бояться. Он же не должен ко мне прикасаться, он мне ничего не сделает… Думала я…

- В спальню, - выдавила я, вдыхая его противные, резкие духи, в которых он наверно искупался перед выходом. Как будто у меня тут есть выбор. В спальню или зал, даже не знаю куда еще.

- В мою? - ухмыльнулся черноглазка, делая со мной пару шагов в сторону выхода. Я пыталась вырваться, понимая, что это значит. Я не хочу спать с ним, я не хочу, чтобы он бил меня, а он будет. Черноглазка гребаный извращенец и законченный садист. Пожалуйста нет! Дима же сказал… А я верила ему, даже допускала мысли, якобы он не такой плохой. А он отдал меня своему другу…

- Да не вырывайся ты, хуже будет, - Женя поднял меня словно пух и закинул на плечо, смачно выписав ладонью по моей пятой точке. Его руки больше, чем надо сильные. Я уже представила, что он будет со мной делать, вспомнила Милу… Хотелось убежать, спрятаться, убить его, все что угодно, только не лечь под него.

Вот мы приближаемся к лифту.

- Отпусти, отпусти меня, нет, нет отпусти меня! - кричу я изо всех сил и вижу, как из проема выглядывает Мила и уже бежит в мою сторону, как дверь лифта замыкается. С этой самой минуты я ненавижу лифты…

Я понимала всю тяжесть ситуации и пыталась абстрагироваться.

- Дима сказал, что никому кроме него нельзя, - вопила я, ударяя его кулаками по спине. Но ему хоть бы что, он словно от слова совсем не чувствует моих жалких протестов.

- Дима? Не Дмитрий Константинович, а Дима? Интересно как он на это отреагирует, - Женя потащил меня в красную комнату Я запомнила дорогу. Он потащил меня в красный ад, в который я надеялась больше не возвращаться. Сердце забилось сильнее и было готово выпрыгнуть из груди. Еще я проболталась о этой мелочи в субординации. Сука!

Все становилось как в тумане. Он бросил меня на кровать, я пыталась вырваться, но он пристегнул мои руки на цепи у изголовья кровати. Нет, я не хочу, не надо, нет! Я кричала, кричала до хрипоты в горле, изо всех сил напрягая легкие.

Женя навис надо мной, облизывая губу, отшвырнул полотенце принялся сильно сдавливать мою грудь, с яростью зажимая мои

соски меж своих пальцев. Он щупал меня, а я плюнула ему в лицо. Ненавижу его, ненавижу этого сраного ублюдка и всех его друзей! Ненавижу этот дом и эту адскую комнату!

Он на секунду замер, затем вытер щеку и ударил меня по лицу. Я чувствовала на губах вкус крови. Губу жгло, нос болел. Я закрыла глаза, ощущая, как болят десна. Как вкус металла впивается в мой язык, и моя же кровь просачивается в горло.

- Буйная ты. Ничего, скоро будешь покладистой, - Я не видела, что он делал. только темноту и образы Димы, мерцающие в голове. Он должен меня спасти, пусть он придет и спасет меня, пожалуйста. Я убью этого Евгения, когда-нибудь я заставлю его пожалеть, о том, что он делал со мной и с другими. Я заставлю его кричать и ныть от боли, так же как я сейчас. И вот я чувствую, как смазанный противной холодной смазкой толстый член урода начинает проникать в меня.

Я так же держу глаза закрытыми и лишь прикусываю щеки от боли. Но тут этот входит в меня полностью. Это ад на земле. Ни возбуждения, ничего, только ненависть, разгорающаяся во мне с каждым его толчком. Я корчусь от его размеров и чувствую, как тяжелые руки обхватывают мою шею. Я широко распахнула глаза, понимая, что мне скоро нечем будет дышать. Я начала шипеть, ощущая, как он сильно давит на меня, совершая уже быстрые толчки. Живот болит, воздуха начинает не хватать, я начинаю вырываться всем телом, бить его колеями как могу, загибаю ноги чтобы ударить по пояснице, но не хватает гибкости. Я делаю, что могу. Я делаю, что могу мать его, чтобы вырваться из лап этого ублюдка. И вот он отпускает шею и придавливает мои плечи к кровати.