Страница 12 из 47
Напрягаюсь, ожидая, что вот сейчас он начнёт ко мне приставать. Обнимет сзади, может, поцелует в шею или плечо, прошепчет что-нибудь на ушко. Кусаю в нетерпении губы, но секунды превращаются в минуты, а Марк так и не делает первый шаг. А спустя какое-то время я слышу его размеренное дыхание.
Неужели заснул? После всего, что между нами было, он тупо вырубился? Оборачиваюсь и смотрю на Марка. Так и есть: он спокойненько дрыхнет, пока меня снедают противоречивые мысли и желания.
12
Я просыпаюсь совершенно разбитой: во всём теле чувствуется противная слабость, а лоб и щёки пылают, скорее всего, из-за высокой температуры. Хотела наказать себя за беспечность и доступность — на, получай, радуйся теперь, шмыгая покрасневшим носом, пока нормальные люди будут веселиться и юбилей отмечать.
Марка рядом нет, поэтому я с головой ныряю под одеяло и обнимаю колени руками, стараясь не поддаваться унынию. Простудилась, со всеми бывает. Хряпну чая с лимоном и мёдом, выпью парацетамол — и вновь стану жизнерадостным фальшивым огурчиком. Буду старательно убеждать милейших родителей Марка в том, что я — его возлюбленная и с нетерпением жду день нашего бракосочетания.
А мне свадьба пока не светит. От Вадика я давно не жду предложения руки и сердца. Однажды мы разговорились на эту тему, и он сказал, что ещё не готов к созданию полноценной семьи. Для него штамп — это очень серьёзно, один раз и на всю жизнь, поэтому он никуда не спешит. Я согласилась с его аргументами, хотя сама мечтаю о замужестве и детях.
Мне становится жарко. Отбрасываю одеяло и тупо смотрю в потолок. Ненавижу болеть! В такие моменты я хочу свернуться в клубочек и ныть. При высокой температуре я вообще размазнёй становлюсь: смотрю глупые мелодрамы, умиляюсь выдуманным историям любви и ем шоколад. Очень много тёмного шоколада.
Тихонько отворяется дверь — и в комнату заходит Марк. Он побрился, выглядит бодрым и отдохнувшим, улыбается, заметив, что я не сплю.
— Привет, — силюсь изобразить радость, но из моего горла вырывается болезненный хрип. Откашливаюсь, со второй попытки голос звучит лучше. — Добрый день.
— Простудилась? — Марк тут же мрачнеет, садится на кровать и прижимает ладонь к моему лбу. Такой простой жест, но сколько в нём заботы и тревоги! Я быстро моргаю, проклиная свою чувствительность. Я не специально, просто болезнь странно на меня влияет.
— Ничего смертельного. Скоро поправлюсь, — неловко бормочу под нос.
— Оставайся здесь. Я принесу градусник. Если температура высокая — выпьешь жаропонижающее и через час тебе полегчает.
— Не нужно обо мне беспокоиться. Я в порядке.
Пытаюсь встать с постели, но Марк окатывает меня красноречивым недовольным взглядом. И я вдруг перестаю хорохориться, строить из себя всемогущую женщину. Обессиленно падаю на кровать, жмурюсь, когда знакомые пальцы касаются моей щеки, дарят секундную ласку, а потом исчезают. И дверь захлопывается.
Неужели Марк чувствует ко мне что-то большее, чем банальное физическое влечение? Внимание, забота, сопереживание, нежность, страсть — столько всего намешано в его синем взгляде, в прикосновениях и поцелуях, в хриплом вибрирующем голосе. Я не знаю, ради чего он затеял весь этот спектакль с притворной невестой, но начинаю подозревать, что Даша была права — Марк либо хочет со мной переспать, либо он до сих пор в меня влюблён. Вариант с местью не рассматриваю. Марк никогда не будет мстить девушке, тем более я ничего криминального не сделала.
Почему-то от мысли, что у него всё ещё остались ко мне чувства, начинает сладко щемить сердце. Этот красивый сильный мужчина, у которого были сотни идеальных фигуристых девиц, выбрал именно меня, Динку из Святополья. Смешно же. Невероятно. И радостно.
Только я ведь занята. И снова причиняю Марку боль. Эйфория сменяется жгучей тоской. Зачем он всё это затеял, если знал о Вадике? Надеялся, что я брошу любимого ради призрачных перспектив? Нет, я стараюсь принимать обдуманные взвешенные решения. И мой разум отчётливо говорит — будущее есть только с Вадиком.
— Держи, — Марк протягивает градусник, заботливо поправляет одеяло. — Я сейчас чай с имбирём и лимоном принесу. Мама уверена, что он моментально поставит тебя на ноги.
— Зачем ты всё рассказал Тамаре Степановне?
— Она заметила, как я градусник искал. А что такого? Все люди иногда болеют.
— Но не я! — вскрикиваю возмущённо. — Не люблю быть слабой, и чтобы все знали о моей слабости.
— Дин, ну какая слабость, о чём ты? — удивлённо вопрошает Марк. — Обычная простуда, я тоже раз в год валяюсь с высокой температурой и хочу уничтожить весь мир. Но слабым себя при этом не чувствую.
— Неси уже чай, — бурчу недовольно.
Он усмехается и снова уходит.
Так получилось, что в нашей семье слабым ребёнком была Алёна. Она легко простужалась, вечно кашляла и температурила, тяжело переносила грипп, даже в больнице лежала с бактериальной пневмонией. Мама постоянно боялась за Алёну: подогревала ей мороженое в микроволновке, не отпускала гулять по морозу, не разрешала делать некоторые прививки, потому что сестрёнка могла плохо их перенести. Я старалась быть сильной рядом с Алёной, никогда не жаловалась на плохое самочувствие, чтобы не беспокоить вечно перепуганную маму.
Сестра выросла и сейчас болеет намного реже, чем в детстве. Ну а я привыкла казаться сильной и здоровой, поэтому так негативно отреагировала на дурацкую простуду. Даже не на неё, а на внимательного Марка. Другой мужчина вряд ли бы заметил, что я плохо себя чувствую. А рядом с Марком я теряю над собой контроль, становлюсь слабой и беззащитной. Что в этом хорошего?
Достаю градусник. 38,7. Надо сбивать.
Меня начинает знобить. Закрываю глаза, а через секунду слышу громкие шаги. Марк приносит ароматный чай.
— Спасибо, — киваю ему и пью обжигающий напиток. Вкусно. И непривычно. Я ни разу не пробовала чай с имбирём.
Марк настаивает, чтобы я выпила всё до последней капли, бросает взгляд на градусник и, нахмурившись, приносит жаропонижающие препараты.
Мне то душно, то холодно, муторная слабость сковывает тело, голова кружится и веки словно налиты свинцом. Физическое недомогание уходит на второй план, когда Марк ложится рядом и включает телевизор. Отыскивает канал, по которому показывают “Доктора Хауса”, я одобрительно киваю и вместе с ним смеюсь над циничными шутками главного героя.
Спустя одну серию меня перестаёт знобить, и конечности не так сильно ломит. Ещё через два эпизода ко мне возвращается бодрость и оптимизм. Желудок недвусмысленно напоминает о том, что пора бы пообедать.
До конца серии остаётся несколько минут. Я перевожу взгляд с телевизора на Марка. Расслабленный, спокойный, какой-то до боли родной и домашний. Сердце мучительно покалывает, внутри всё горит и переворачивается. Я преодолеваю разделяющее нас пространство и целую Марка в щёку.
— Спасибо, что позаботился обо мне. Я чувствую себя намного лучше.
— Проверь температуру, — он находит на прикроватной тумбочке градусник и отдаёт мне.
Поджимаю губы, расстроенная его холодной реакцией. Может, боится заболеть? Я ведь, наверное, заразная.
— 37 и 1, — радостно сообщаю. — Чай Тамары Степановны и правда волшебный.
Я издаю приглушенный смешок, откидываю в сторону одеяло, и майка слегка задирается вверх, обнажая живот. Быстро поправляю её, но Марк, кажется, ничего не заметил. Смотрит сериал. Острый укол разочарования неожиданно выбивает воздух из лёгких, я морщусь от неприятных эмоций и убегаю в ванную.
Всё ведь нормально. Но тогда почему мне хочется плакать?
Надеваю короткое летнее платье, чуть подкрашиваю ресницы, чтобы добавить выразительности потухшим глазам, и сообщаю Марку о том, что я готова спуститься вниз, к его родителям.
— Уверена? Я могу сюда принести еду, — с сомнением протягивает он.
— Температуры больше нет, горло слегка дерёт, но это мелочи. Я хочу обедать, как все нормальные люди — за столом. А твоя чрезмерная забота меня бесит.