Страница 41 из 47
— Мась, не стоит. Не хочу портить тебе жизнь.
— Ты портишь ее прямо сейчас.
— Я не могу позволить тебе то, что ты хочешь.
— Вот как?!
— Да. Не могу. Мась… Хочу, чтобы у тебя все-все получилось, как ты задумала.
— До чего же упрямый кретин! И слепой… Глухой… Глухой к моим словам. Как ты не понимаешь, что карьера, деньги, успех и слава не стоят ничего, совсем ничего не стоят, если я чувствую себя несчастной и одинокой. Это на время забивает мысли, позволяет коротать дни, а потом…
— Прошу, Мась, остановись. Просто остановись, — вымученно просит Виталя.
— А потом я ложусь в холодную кровать и думаю только о том, что никогда не была по-настоящему нужна тебе. Ни тогда… Ни сейчас. Особенно, сейчас.
— Я люблю тебя. Больше, чем ты думаешь. Настолько больше, что не вижу себя рядом с тобой. Не хочу портить тебе жизнь.
— Или себе? Или себе, Виталя? Уже нашел мне замену? Она симпатичная? Или они… Они, наверное! Так привычнее… И никто не выносит мозг, ни в болезни, ни в здравии.
— У меня никого нет. Никого! Я несколько месяцев ни с кем не спал! Ни с одной. У меня последний раз только с тобой было. Только с тобой, слышишь? И я до сих пор помню все, до последней мелочи.
— Если бы помнил, если бы для тебя это хоть что-то значило, ты бы… — не договариваю. — Хорошо, я все поняла и больше не буду тебе досаждать и навязываться. Девочка из Гнилево больше не будет на тебя вешаться.
— Мась, все не так. Ты к чему это Гнилево приплела вообще? Я никогда так о тебе не думал. Прекрати себя накручивать!
— Удачи тебе с любой другой телкой.
— У меня никого нет, — рычит. — И не нужно. Я… Я просто хочу, чтобы ты была счастлива!
— Я прямо сейчас сдам билет. Удали мой номер! Прощай.
Виталий
Спустя время
— Хорошо выглядишь, дружище! — трясет мою ладонь Мирослав. — Скоро марафон пробежишь.
— Да уж, ага… — замедляю шаг после непродолжительной легкой пробежки.
Откровенно говоря, это даже пробежкой назвать сложно, скорее, быстрый шаг. Первые шаги дались с трудом, сейчас увеличиваю нагрузку, все еще ощущаю себя слабаком. Но странно рад тем болезненным ощущениям, которые есть, они позволяют мне чувствовать себя живым и функционирующим.
— Не побежишь, что ли? Не верю… — хмыкает Мирослав. — Ты еще опередишь нас всех. По крайней мере, немощного старпера вроде меня точно сделаешь.
Смеюсь. Мне бы его активность и чувство самоиронии.
— Кто старпер? Кто немощный?! Ты? Ты здоровее быка!
— Не всегда. В прошлом месяце сильно простыл, — откровенничает Мирослав. — В аккурат перед нашей поездкой по Европе. До последнего отказывался от лечения и делал вид, что все в норме, пока не свалился с температурой за сорок. За день до вылета. Мы все распланировали, родители ждали внуков, нас, но Лена отменила поездку. Осталась, чтобы за мной поухаживать, — светится и тут же добавляет. — Поухаживать и пилить меня, разумеется. Коварные женщины. Сначала нянькаются с тобой, как с младенцем, целуют каждый час и кормят вкусным бульоном с ложечки, а потом въедливо и методично трахают мозги за проваленные планы, за упущенную распродажу классных шмоток и пропущенный праздник в какой-то живописной деревне.
— Ясно.
— Главное, вовремя остановиться и признать, что накосячил. Иногда я думаю, что косячить — мое жизненное призвание. Вроде все ровно, но потом, оп… Херак, и все! Я в немилости у женской половины нашего дома, и только Игнасио меня поддерживает, радостно нагадив в подгузник. Но и тот до поры, до времени поддерживает. Как только начнет болтать и понимать больше, чем сейчас, уверен, он тоже даст мне просраться.
Я люблю слушать болтовню Мирослава о семье, о том, как они живут.
Отвлекает от своих будней, заставляет задуматься болезненно: а как бы у нас с Инессой было?
Чем больше времени проходит с ее последнего слова «Прощай!», тем чаще я думаю об упущенном шансе. О наших последних днях в браке, о том, как я поспешно предложил ей завести ребенка, думая, что это нас сблизит.
У Инессы случился выкидыш, и меня запоздало накрывает отчаянием, что ни черта не вышло.
У этого отчаяния горький привкус понимания, что тогда… нет… ни черта бы не вышло в любом случае.
Слишком много всего я делал не так. Сейчас Кирилл под стражей, ему грозит серьезный срок. Свою глубокую старость он встретит в тюрьме…
С Инессой я больше так и не разговаривал.
Считал себя правым, ограждая ее от себя, но прошло немало времени, и я больше не чувствую, что был прав, когда запретил Инессе ко мне прилететь.
Мне без нее паршиво. Тоскливо, выть хочется.
Глава 48
Виталий
Мы поссорились в последний раз, и, наверное, струна терпения Инессы лопнула.
Недавно я сдался своему желанию позвонить ей и совершенно не удивился, когда понял, что Инесса не пользуется старым номером.
Знаю, что она прилетала в страну в эти месяцы. На несколько дней. В свой салон. Он процветает, расширяется. Теперь Инессу встречает длиннющая запись из желающих попасть на визаж к мастеру международного уровня.
— Ладно, хватит обо мне. Как у тебя? — справляется Мирослав. — На поправку идешь, вижу. Как на личном?
— Никак.
— Что, неужели вокруг такого красавчика не крутятся симпатичные медсестрички и просто дамочки?
Я пожимаю плечами безразлично. Никогда не был обделен женским вниманием, особо париться было не нужно.
Ни до Инессы, ни после, когда изменял ей в браке.
Сердце беспрестанно колет при мыслях о ней.
Единственная девушка, ради которой я старался казаться быть лучше, не хотел обидеть…
Единственная, ради которой я поставил на кон все и похерил.
Потерял любимую и не дал себе шанса попытаться снова.
— Никак. Без баб живу.
— Паршиво. Как ты без бабы-то?
— Мне как бы не до женщин. Сначала не до того было. Я через катетер, блин, мочился. Какие бабы, Мир? Теперь уже пофиг как-то.
— Импотентом стал, что ли?
— Нет, — лениво отмахиваюсь.
— Точно?!
— Или что? Достать и показать?
— Блять, если у тебя при мне встанет, я тебя сам отмудохаю! — возмущается Мирослав. — Болвана кусок. Я все надеялся, что ты скажешь, мол, без той самой мне ни одна баба не нужна, а ты…
— Ну извини, я намеки понимаю плохо.
— Да я уже понял. И? С Инессой не общаешься?
— Нет. И давай не будем об этом.
— А что так? Неприятно? Между вами — все? Финиш?
— Давно уже пересекли финишную черту.
— Это ясно-понятно, а у тебя?
— Что у меня?! Я же сказал, между нами — все. Чего пристал?
— Между вами — все. А по отдельности? У тебя как? У самого? Не обессудь, но ты как пластмассовый стал. Без эмоций совсем.
— Все кончено. Мы развелись. Я запретил Инессе ко мне приезжать. Все.
— А она тебе запретила? — задает каверзный вопрос Мирослав.
— Что?
— То. Она тебе запретила к ней приезжать? До тебя реально намеки плохо доходят. Кота заведи.
— Что ты несешь, Мирослав? Какой еще кот? У тебя мысли скачут. Может тебя, снова накрыло? Вирусом новым?
— Кот. Обычный грязный и блохастый кот. Наглый настолько же, насколько обаятельный. Я завел кота, мне помогло наладить контакт с Леной.
— Инесса не любит кошек. Да и потом… Я ее послал, ясно? Не был уверен, что выкарабкаюсь. Решил, что со мной она возможности теряет. Послал. Она обиделась и попросила удалить ее номер.
— И ты послушался?
— Ни хрена я не удалял. Но это ничего не изменит. Слишком много дров наломано.
— Значит, можно растопить хорошую баньку. Из дров, — подмигивает Мирослав. — Да еб твою мать, Виталик. Бабу твою уведут! Если еще не увели, то уведут обязательно, спермой по самые уши накачают.
— Заткнись, пожалуйста.
— Заделают ей кучу ребятишек…
— Перестань!
— Кошку подарят…
— Завались! Не любит она кошек, ясно же сказал! — кричу.