Не оставляй меня, Малыш!

— Не хочу.

— Тогда ботинки сними. От них грязь.

— Плевать.

— Слушай, — Ася почувствовала, как от гнева у нее загорелись щёки, — может, мне лучше вообще уйти?

— Вали.

— Что ты сказал?

— Что слышала. — Алексей отвернулся к стене.

— Хорошо! — Она быстро вышла в коридор, надела пальто, дрожащими руками застегнула пуговицы. Со всего маху хлопнула дверью, спустилась на один пролет вниз и остановилась.

Постояла на площадке, рассеянно глядя на тусклую, закопченную лампочку. Потом медленно вернулась обратно. Прислушалась.

В квартире было тихо. Ася нерешительно потянула ручку на себя.

Алексей стоял у самого порога, прислонившись спиной к стене. Куртка лежала рядом на табурете, ботинки — под вешалкой.

Мгновение они буравили друг друга пристальным взглядом, затем Ася усмехнулась и зашла в прихожую.

— Как будто тебе пять лет.

— Ты на себя погляди. — Алексей закрыл дверь у нее за спиной. Помолчал немного, разглядывая выщербленный паркет. — Ладно, прости. Я не хотел тебя обижать.

Она вдруг заметила, что он дрожит.

— Тебе холодно?

— Немного.

В квартире действительно сифонило изо всех щелей.

— Пойдем чайник поставим. — Ася обняла Алексея за плечи.

Он снова был для нее как Степка: беспомощный, потерянный, несмотря на физическую силу и зрелый возраст. Просто не верилось, что от этой детской покорности до лютой ярости, сметающей все на своем пути, всего один шаг.

Она отвела его на кухню, поставила чайник, наскоро приготовила еду. Однако Алексей есть не стал.

Его трясло все сильней, не помогли ни два стакана горячего чая, ни таблетка валерьянки, которую заставила его выпить Ася.

— Тебе надо лечиться, Алеша. Ты болен, и очень серьезно. — Она снова обняла его, прижала к себе, тщетно пытаясь согреть, успокоить.

— А то я не лечился. Из-под Читы когда в Москву вернулся, жена меня два года по больницам таскала, все без толку.

— Так это давно было. Сейчас все по-другому, у мужа в клинике, например, новейшая аппаратура для диагностики, лекарства есть разные, сильнодействующие.

— Нс хватает мне еще лечиться у твоего мужа!

— Я не говорю, что обязательно у него. Но не помирать же.

— А хоть бы и помирать. — Алексей безнадежно махнул рукой. — Эх, Настька, средство только одно есть, проверенное, да ты не соглашаешься. Зря.

— Давай лучше ты заснешь. Утром станет лучше, вот увидишь. И выпить не будет хотеться. Л потом мы найдем новую работу. Давай, а? — Ася баюкала его, как ребенка, и говорила, говорила без умолку, стараясь не дать ему вставить ни слова.

Постепенно она почувствовала, как его тело перестало дергаться, мышцы, сведенные судорогой, расслабились, голова отяжелела и стала клониться ей на плечо.

— Ляжешь?

Алексей с трудом разлепил глаза и кивнул.

Ася довела его до дивана и уложила, накрыв одеялом до самого подбородка. Через минуту он уже спал.

Она тихо сидела рядом. В клетке возился Пал Палыч, что-то грыз, шебуршал коготками по газете.

Ася вдруг почувствовала дикую усталость. Ей захотелось самой свалиться рядом, хоть на пол, и тотчас уснуть. Провалиться в спасительную темноту и пустоту и не думать о том, что рано или поздно придется идти домой.

Куда она уйдет? Как оставит Алексея в таком состоянии почти на сутки? Ясно, им нельзя разлучаться ни на день, ни на час, ни на миг. Иначе случится беда.

Значит, нужно во всем признаться Сергею. Прекратить вранье и уйти туда, где на самом деле ее место.

Но как быть со Степкой? Расстаться с ним Ася не в силах, об этом не могло быть и речи. Взять с собой сюда, в крошечную, продуваемую всеми ветрами однокомнатную квартирку, сделать свидетелем грязи, нищеты и унижений, а главное — подвергнуть опасности, неминуемой при соседстве с больным человеком?

Тоже исключено.

Что же остается?

— Что делать? — тихо проговорила Ася, обращаясь к Пал Палычу. Тот перестал шуршать и уставился на неё блестящими пугливыми глазками.

— Не знаешь, — со вздохом сказала ему Ася, — вот и я тоже не знаю.

Она встала и на цыпочках подошла к клетке. Хомяк слегка попятился, потом вывалил из-за щеки кусочек булки и принялся за еду.

Ася укоризненно покачала головой:

— Тебе лишь бы жрать. Эх ты, дурак… полосатый.

— Стой! — раздался у нее за спиной хриплый голос.

Хомяк, выронив булку, метнулся в сторону. Ася вздрогнула и обернулась.

Одеяло лежало на полу. Алексей ворочался на диване из стороны в сторону. Глаза его были плотно закрыты, на лбу вздулась голубая вена.

— Стой, твою мать! Куда прешь? Я сам. Прикрой! — Он выругался и вдруг заскрипел зубами, так страшно, что у Аси мороз прошел по спине. — Ну, сержант, не спи! Шевелись, иначе кранты…

— Тихо, тихо, — она опустилась на колени перед диваном, гладила Алексея по голове, шептала ему на ухо что-то очень глупое и нежное, — тихо. Успокойся. Я с тобой.

Мало-помалу он перестал метаться, лицо его разгладилось, веки перестали дрожать. Ася подняла одеяло, снова укрыла его, встала, отошла к окну.

Ей было жутко, так жутко и больно, что хотелось заткнуть уши и завыть в голос. Сколько лет прошло с той войны, а Алексей все продолжает жить в ней. Каждый день, каждую ночь ужас, кровь, смерть — и нет этому конца.

Как она может его судить? И возможно ли когда-нибудь излечиться от таких снов?

Из коридора донесся сигнал сотового. Ася выбежала из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, кинулась к вешалке, лихорадочно нашарила в сумке аппарат.

— Слушаю.

— Аська! — в трубке раздался голос Кристины — Ты где?

— Я… — Ася на секунду замялась, затем решительно выпалила. — Я дома.

— Как — дома, когда я только что туда звонила и мне сказали, что тебя нет?

Наступила пауза. Ася смотрела в угол и машинально теребила свисающий с вешалки поясок от своего пальто.

— Ась? — наконец несмело позвала Кристина.

— Кристя, вот что, слушай меня! Ты должна сказать нашим, что я дома, у меня разболелась голова и я уехала. Скажешь? Пожалуйста!

— Ну… скажу, — растерянно проговорила Кристина, — а в чем, собственно…

— Не надо, — быстро перебила Ася, — нс спрашивай ни о чем. Я все равно ничего не смогу тебе объяснить, по крайней мере сейчас. Дай слово, что сделаешь, как я прошу.

— Да сделаю, что ты, ей-богу. Только учти, я сейчас с Сергеем говорила, он был уверен, что ты с нами, празднуешь.

— Я с ним сама разберусь.

— О'кей, разбирайся. Кстати, поздравляю, нас пропустили на город.

— Я рада.

— Что-то не очень ощущается! — язвительно произнесла Кристина.

— Кристя, все. Я не могу говорить. Вы торты нашли?

— И съели уже. Ладно, не буду задерживать. Пока.

Ася спрятала телефон и почувствовала облегчение. Теперь хотя бы понятно, что нужно делать — срочно ехать домой. Срочно, пока еще можно все уладить.

Она попала в ловушку, из которой нет выхода. Значит, остается одно: смириться и терпеть. А там будь что будет.

Ася подняла с табуретки куртку Алексея, вытащила из кармана бумажник, раскрыла. Пересчитала мятые купюры. Чуть поколебавшись, прибавила к ним полтинник из собственного кошелька.

Пусть! Пусть выпьет, если захочет. Он все равно ей нужен — пьяный, больной, несчастный, озверевший — всякий.

Она надела пальто, выключила свет в прихожей, заглянула в комнату.

Алексей спал, натянув одеяло на голову.

Ася достала из сумки рабочий блокнот, вырвала оттуда листок и, присев за стол, вывела крупными печатными буквами:

«Я тебя люблю».

Прислонила листочек к ребру толстой книги, лежащей на столе, и вышла.

15

Она подъезжала к дому, внутренне готовя себя к тому, что шквал негодований обрушится нанес прямо с порога. Однако когда Ася вошла в квартиру, навстречу ей выбежал лишь один Степка.

— Привет, — она обняла его, прижала к себе, — а где все? Где папа?