Страница 42 из 129
***
Благословясь, прошли пять верст от переправы, город был еще виден, и, согласно обычаю, князь Гарусов скомандовал привал.
Джузеппе Полоччио остановкой возмутился, выскочил из сундука на колесах и кинулся было ко князю, размахивая тростью.
И сам же остановился.
Русские строили привал без обычного смеха, матерности, толкотни и богохульства. Лица их светились и суровели одновременно.
Поспешивший за Полоччио Гербертов сказал на ухо ученому посланнику:
—
Обычай. Древний.
—
Как понимать?
—
Последняя черта. Отсюда еще можно съездить в город, ежелив что забыл. Здесь можно начальнику сообщить про себя худое и вернуться в город совсем. Бывает, у кого вражда меж собой, здесь ее прекращают. Мирно или по смерть. Ну а дальше — увидите сами.
Гербергов поманил за собой Фогтова и пошел к переду колонны.
Артем Владимирыч неспешно ходил возле передовых повозок. Забот — полон рот. Он успел с утра послать гонца встречь киргизам, с велением поспешать с гоном заказанных князем коней.
Две сотни телег с припасом еще оставались у переправы под приглядом Калистрата Хлынова и его молодцов. Да губернатор дал для того караула двадцать казаков, сняв их с линии. Охранять императрицыно добро стоимостью во многие тысячи рублей до троганья от реки полагалось государеву наместнику.
Здоровенный Олекса подвернул две телеги так, что они сошлись задками, водрузил на походное место походный же иконостас. Служкой при нем крутился Егер, одномоментно зажигая угли в кадиле, наливая елея в чашу, нежно поправляя стихирь на плечах Олексы.
—
Стройся! — неожиданно заорал в голос Егер своему рекрутскому воинству. — Роту давать!
Над временным табором стихло. Рекруты, уже ученые повиновению, встали в три ряда, аккурат перед иконостасом.
Князь Гарусов поспешно скинул ношеный и рваный мундир майора артиллерии, в коем избывал повседневность, и надел новенький генеральский мундир, в честь того чина, коим наградила его Императрица.
Полоччио прищурил глаза. Фогтов немедленно вытянулся во фрунт перед внезапным генералом и стал рукой держать честь. Гербергов, видя явное беспокойство ученого посланника, пояснил ему на латыни:
— То был мой совет майору — сменить мундир. Иначе дисциплину нам не удержать, — кашлянул и добавил толику лжи: — Гарусов сам генеральский мундир надел, сам и ответит за безрескриптное повышение в чине.
Полоччио понял. Русские люди, предупреждали его в тайной иезуитской школе, любят ставить себя выше, чем есть. И от того бывают больно наказаны русскими же. Холодок страха, что покатился от затылка на поясницу, у Полоччио угас. Он надменно закинул голову и стал смотреть.
Князь Гарусов медленно поднялся в стремя, медленно перекинулся в седло и тронулся на строй рекрутов.
Некоторые из молодых истово закрестились.
Пятеро забайкальцев, надевши свои праздничные одежи, взяли князя в полукруг, обнажив сабли. Акмурза, еще не наладивший жизненные силы, будучи в полуобморочном состоянии, все же сел в седло. Его поддерживал внук — Байгал. Остаток джунгарских боевых сил — сорок молодых конников — полукругом встали позади забайкальцев.
Акмурза поставил лошадь на шаг впереди своих людей и при первом слове князя снял шапку. Джунгары махом повторили жест своего военачальника.
—
Именем Императрицы нашей, Екатерины Алексеевны, — проорал князь, глуша последние шепотки, — требую дать мне роту — древним русским обычаем! Та рота — есть клятва на посмертное служение Богу, Императрице и Отечеству нашему!
Немедленно монах Олекса затянул страшным басом молитву «Во защиту русского воинства, на походе и в битве».
Две сотни рекрутов повалились на колени. Князь шагом ехал по- вдоль коленопреклоненного строя.
Забайкальские казаки спешились, стали на одно колено и обнажили головы. Джунгары остались в седлах.
Князь ехал, жестко держа узду коня, начавшего подрагивать от множества резких людских движений.
Князь думал. Бумагу с воинской клятвой он получил еще у губернатора, и она лежала в кармане нового мундира. Но не на воинское дело, по уму подумать, шли эти люди. Может, и предстоит война, да только не явная. И грешно, наверное, вязать людей воинской клятвой, если им предстоит подчинение чужаку, заехавшему на эти земли совсем не с добром. Совсем, совсем не с добром. И не на добрые дела, может статься, придется выходить на бой по его указу.
Почти проехав строй, князь услышал, что Олекса закончил обережную молитву. Вздыбив коня, князь бешено заорал:
—
Клянусь!
—
Клянусь! — диким ором отозвались люди.
Орал Егер, орали джунгары на своем языке. Фогтов — по-голландски, со страху. Гербергов часто крестился.
Джузеппе Полоччио круто повернулся и закрылся в своем вагенбурге. Прямо из латунного кувшина сделал пять больших глотков вина. По телу прошла испарина.
Так худо игрок и авантюрист Колонелло себя никогда не чувствовал. Страшно и до обморока муторно. Ученому посланнику Полоччио, теперь сидевшему в нем, пришлось не лучше. «Дикий обычай, — шепотом успокаивал он себя, — дикий обычай, дикие люди. Окромсаю… Время придет…»
—
Теперь всем — обедать, — услышал во внезапной тишине Джузеппе Полоччио голос ссыльного майора. — К обеду и ужину всем по штофу водки. Завтра же, кто будет застигнут пьяным, получит приказ на лишение живота. Смотреть на чины и ранги — не буду.
В дверь вагенбурга стукнуло.
—
Да, я здесь, — отозвался, собрав силы, Полоччио.
—
Завтра же, кто будет застигнут пьяным или выпившим, — глухо проговорил сквозь железо вагенбурга князь Гарусов, — будет лишен живота. По моему приказу и согласно древним обычаям моей страны.
По бешеному конскому топоту Полоччио понял, что объявитель чудной дури про вино отъехал.
Пол вагенбурга имел второе дно, набитое соломой для охранения тепла. А в соломе лежали, в мягкости и неге, дюжина бутылей густого венгерского вина на десять ведер в общем розливе.
Прислушиваясь к скоку майорского коня, Полоччио попытался растянуть губы в усмешке.
Не получилось.
***
Ранним утром в русский табор прискакал гонец, что ездил к киргизам. За ним неспешно трусили на тощих лошаденках три седобородых старца с узкими глазами.
Отбраковать для обоза коней из пригнанных стариками пяти косяков князь поручил забайкальцам и джунгарам. Те больше мерекали в местных конях.
Егер лежал под своей повозкой и головы не поднимал. Князь, снова надевший старый майорский мундир, намерился было потрепать за шкирку налакавшегося вчерась адъютанта, но его удержал Олекса.
—
Я заместо него пробегусь, князь, — смиренно сообщил свое желание Олекса.
Артем Владимирыч пошевелил носком сапога Егера, услышал мычание и пошел по лагерю. Люди валялись кто где. Но головы рубить пока было рано. Сзади, услышал Артем Владимирыч, скрипнул ставень «сундука» ученого посланника. Тот тоже обозревал результат вчерашней гульбы. Хмыкал.
Олекса, заметил князь, подхватил два ведра воды и принялся причащать холодной водой рекрутов, клятвой поверстанных{10} вчера в полные солдаты.
Теперь Артему Владимирычу оставалось только нагайкой подгонять поверстанных солдат в сторону переправы. Там предстояло спешным порядком загрузить двести повозок разным грузом и оттуда гнать их, уже не останавливаясь на нынешнем таборе, до следующего привала.
—
Там при телегах пройметесь! Бегом! — командовал князь солдатам.
К нему подъехали забайкальский есаул Олейников и трое старых киргизов, пригнавших лошадей.
10
Поверстанный — здесь: переведеный.