Страница 4 из 129
—
А ничего смекать и не надо, Ваше превосходительство! — хохотнул вполне счастливо ссыльный майор. — Я сам вам укажу, что делать. По прибытии обоза. А вам лишь надо меня, и опосля сего дня, считать ссыльным лицом и сей факт убедительно доказывать сторонним людям.
—
Как же так? Ведь опала с Вашего сиятельства снята?
Андрей Владимирыч ласково заправил листы императрицына письма за подклад мундира:
—
Про то только Государыня ведает! Дурень стоеросовый! — грубо крикнул в лицо Мятлеву Артем Владимирыч. — Сказано — ссыльным считать, значит — так и считай! И караул зови! Ссыльный майор Гарусов домой отбыть желает!
***
Егер, помятый утром солдатами при попытке отбить барина, счастливо гукнул татарским кличем при виде Артема Владимирыча, появившегося в дверях избы.
—
Отпустил губернатор? — бестолково спросил Егер барина, потирая разбитое плечо.
—
Это я его отпустил, — ответствовал князь.
—
Но! Разве так деется? — удивился Егер.
—
С нонешнего дня только так! — туманно ответил Артем Владимирыч. — Вот что, Егер. За момент, для меня счастливый, можешь пробежать до почтовой конторы и взять мою почту. Доверяю, стало быть.
—
От Лизоньки письмо тебе, барин, может быть, толстое… вдруг. Не донесу ведь его — без поддержки своих внутренностей!
Князь стал оглядываться — искать в избе что потяжелее. Не нашел.
—
Ладно, — согласился князь, — из почтовой конторы можешь пробежать мимо царева кабака и отметиться чарой водки.
—
Двумя, — быстро сказал Егер.
—
От, лешак окаянный! Ну, двумя! Только, слышь, ушкуйник! Если опять за тобой судейские придут по следу увечья пяти человек, я сам тебя отдубасю. И не шутя!
—
За пятью увечными ноне судейские не придут, — заверил барина Егер. — Но за тремя — могут.
Он ловко отбил плечом пущенный барином полупудовый валек и рванул по улице в сторону городского детинца.
Заперев за Егером дверь, Артем Владимирыч затеплил ковчежец с земляным маслом и принялся подробно изучать письмо новой российской Императрицы.
Два листа половинного формата он перечитывал, часто отрываясь для думки, до глубоких сумерек. То, что просила совершить Царица Екатерина «во имя спокойствия государства Российского и спасения народа русского от ига иноземной религии», Артема Владимирыча воспалило. Последние строки письма о будущей награде и потрафлении его фамилии князь Тару сов определил для себя как неважные и стал перечитывать суть послания снова.
Егер все не приходил. Не с чем, видать, было ему идти ко князю. Не с чем…
Когда Артем Владимирыч услышал в соседском дворе Хлынова понукание и скрип саней, решился. Прямо на рубашку накинул тулуп, сунул ноги в валяные обрезки и выскочил на улицу.
Хлынов неспешно обтирал выстаивающего битюга. Конь требовал воды. Кержак мягко ему протестовал.
Увидев совершенно здравого соседа, Хлынов обрадовался:
—
А на переезде ноне баяли, что ты, княже, в яму спущен, на цепь заперт. Али врали люди?
—
А когда они правду знали? — хитро спросил Артем Владимирыч. — Ладно, Хлынов. Моя посуда у тебя, позволь у тебя и отужинать?
—
Спаси, Боже, тебя, Владимирыч! Когда же я тебе отказать мог! — радостно шепнул старовер. А в голос сурово крикнул подворного мальчонку и приказал тому дообиходить коня.
На стол в горнице Настасья Старая выставила запасы соленых грибов, вяленой рыбы и особой, в русской печи томленной, оленины. Артем Владимирыч глотнул слюну и, близко подсунувшись к уху Хлынова, шепнул про томную боль в пояснице. Старик, понимающе моргнув, пошел в кухонный закут избы. Вернулся он со склянкой темного стекла и чайной чашкой Гарусова. Отвернулся, молясь на иконы.
Артем Владимирыч несуетно махнул в чашку желтоватой жидкости. С чувством выпил. Потом снова налил и выпил. Огненный взвар самогонной, тайной работы ударил в голову, помедлил и утек в ноги. Склянку, стукнув, князь поставил на пол, у своих ног. Кержак на стук повернулся от икон лицом к нему, и тогда только Артем Владимирыч выдохнул:
—
Та, зимняя, весть от твоих единоверцев оказалась правильной. Новая царица на Руси. Екатерина. Жена почившего в скорой бозе Петра Третьего. Вот так!
Хлынов крякнул и застыл, шевеля бровями. Долго молчал. Затем встал из-за стола и пошел с большой вестью к Настасье Старой.
Женский голос за печкой затянул молитву. Артем Владимирыч перекрестился своим, троеперстным уставом, нашарил у ноги склянку и выпил еще крепкой самогонной водки, настоянной на травах и меде. Молодой аппетит стребовал своего, и князь живо принялся ножом резать куски оленины.
Когда Хлынов вернулся от матери с осветленным лицом, Артем Владимирыч, жуя, сказал ему:
—
Дело у меня вроде обозначилось. Какое дело может статься, поведать тебе не смогу, Калистрат. Но поможение от меня в виде заказов на обозные прилады и на кайсацких лошадок получишь ты и твои страстотерпцы. Иных, честных и обязательных людей здесь — не вижу! Тысяч пять рублев на мне заработаешь, да людям своим дашь погреться.
Старый кержак не выдержал. Сполз со скамьи на колени и стал отбивать князю полновесные земные поклоны.
Глава 3
ПИСЬМО ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ И САМОДЕРЖИЦЫ РОССИЙСКОЙ ЕКАТЕРИНЫ ВТОРОЙ КО КНЯЗЮ АРТЕМУ ГАРУСОВУ
«Дражайший Князь Артем Владимирович! Все случившееся с Вами до сего дня отношу Я к проискам приспешников покойного супруга моего, почившего июля шестого дня, 1762 года от застарелой болезни — геморроидальной колики. Мною тотчас заготовлен Именной Указ о возвращении Вам всех прав состояния, о повышении в чине, возврате Вам наследственных угодий с личным Моим приращением за пустую опалу, восстановление денежного довольствия с начислением дохода на имеющие место быть убытки. Однако, любезный Князь, на Ваше усмотрение оставляю Я личную просьбу. Просьба сия выражается в том, чтобы Вы, Князь, выполнили Мое тайное поручение, касательно одного иностранного ученого, именующего себя Джузеппе Полоччио. Сей доктор философии Падуанского университета вознамерился проехать
Сибирь от Тобола до Китая с целью исследования сибирских древностей, животных, и древ, и трав. А по состоянию времени исследовать и народности, Сибирь населяющие. Сие могло бы послужить ко славе Отечества Нашего в среде государств просвещенных, понеже не получи Я рапорт посланника Моего, Графа Салтыкова из Рима. Он доподлинно доносит, что сей доктор Джузеппе Полоччио в ученом мире италийском, немецком и французском добрыми делами не отмечен. Имеет граф Салтыков великое подозрение, что ученый Полоччио на самом деле великий авантюрист прозванием Колонелло. Тот Колонелло имел аудиенцию у Папы, святого главы католической церкви, а более того, вельми почитаем среди иезуитов, как превеликий искусник при ловле душ. При сем полагаю Я, что есть тот Колонелло шпион недружественной нам коалиции, коя имает желание оторвать от нас Польшу и не дает дороги к морям, потребным нашей державе. На то особо указывал Мне Первый министр граф Панин.
Доносят Мне, что указанный Колонелло имеет поручение, собрав драгоценности в земле Сибирской, выручить за них деньги и с теми деньгами начать проповедовать среди сибирских народов, також и русских, католическую веру.
Посему, перед ликом Вседержителя нашего, прошу Вас, Князь, во имя спокойствия государства Российского и спасения народа нашего от ига иноземной религии, еще побыть в глуши сибирской год, много — два. С тем чтобы проследить за ученым Джузеппе Полоччио и его деяниями. Понеже кажется, что он есть честный человек, отстать от него и в любой миг возвернуться в Петербург. А ежели подозрения Мои будут верны, дезавуировать иезуита и шпиона со всей Вам присущей храбростию и энергией ума. В том тайном деле Я дарую Вам право нанимать и покупать людей, потребное количество ездовых лошадей, продуктов и снарядов. Будет вполне резонным, если Вы станете продолжать сказываться ссыльным, от властей пострадавшим. Тогда вернее можете войти в доверие к ученому путешественнику. Паче — к авантюристу. Рекомендации относительно Вас Я получила от Графа Панина, от Вашего дядюшки Князя Голицына и от хорошего воинского знакомца Вашего, а ныне Графа — Григория Орлова. Сии граждане строгих правил и патриоты Отечества Российского представили Вас как умного, многознающего человека, не лишенного правил чести. Ваша матушка и Ваш батюшка, и сестры Ваши, любезный Князь, Мною вытребованы из деревеньки их, куда были сосланы после Вашего направления в Сибирь и поселены в Санкт-Петербурге, на Фонтанной перспективе, во втором доме от угла. Званы еженедельно к Моему столу, на дворцовые ужины.
С последним санным обозом прибудет для консультаций к Вам, с деньгами для реализации вышеупомянутого дела, с нужными рекомендациями, знаток древностей и обычаев Гербергов, Александр Александрович. Императором Петром Великим его фамилия была рекрутирована на службу нашему Отечеству. Его слушайте, но решать, Князь, истинно Вам.
Поручаемое Мною дело, Князь, может статься для Вас зело хлопотным. Но поелику в стране Сиберии покуда нет человека, могущего то дело свершить, его Я доверяю Вам полностию. С особой моей пометой — идти за ученым посланником до последнего его пристанища, буде то даже и в государстве Син, не жалея живота своего и наймовых Вами челядинцев и свободных мужей. И токмо распознав все конфиденции ученого посланника, либо Колонелло, прошу считать Ваше дело поконченным и жду от Вас по нему дотошного рапорта. Токмо что Ваша негаданная болесть али смерть могут и должны остановить Ваш ход. С чем и желаю благополучия.
В сие письмо Мною вложена медаль о восшествии Моем на престол Российский. Медаль, любезный Князь, с восторгом вручите губернатору Нашему Мятлеву, сославшись, что Императрица получила первый чекан сей медали в тот час, когда почта ему уже была опечатана и только Ваше письмо дописывалось.
Сей же час Мною подписан Рескрипт о возведении Вас в звание генерала от артиллерии, а по благому исполнению Моих пожеланий, дражайший Князь, вы получите чин Генерал-аншефа и материальное вознаграждение, соответствующее по делам. Люди, Вам помогавшие, могут требовать своих удовлетворений, сообразно чину, званию и положению.
Письмо сие подлежит уничтожить огнем, кроме последних строф. Они будут Вам, Князь, царским паролем. Помоги Вам Господь!
Невзирая на чины и ранги, выполнить всё, что потребно по указанию Его Сиятельства, Князя Гарусова! Князь Гарусов Артем Владимирыч в пределах Сибирских повелевает Моим именем!
ЕКАТЕРИНА II
Дано в Летнем дворце, Санкт-Петербург, сентября, тридцатого дня, 1762 года».