Страница 29 из 129
Полоччио, не обращая внимания на последние слова русского ссыльного, быстро встал и прошел в комнату, служившую ему кабинетом и спальней.
Что пенал был крепко душист, не благовонен и грязен, его не трогало. Полоччио внимательно осмотрел укупорку пенала. О системе укупорки тайной почты в государстве Син иезуитские учителя его предупреждали особо.
Пенал по торцам, как полагалось, был залит смолой. Лак или смола — ладно, это не главное. Главное — что внутри. А внутри пенала должен был плавать в бараньем или свином прокопченном жире второй пенал. Именно в нем и должна была поместиться долгожданная карта.
Полоччио взял острый нож, соскреб им лак у краев круглого тубуса, поддел край крышки ножом. Крышка не поддалась. Полоччио внезапно вспотел. Постукал пеналом об стол. Внутри не булькало, не постукивало. Что же? Либо его посадили на длинную ложь, послав с обманом в далекую страну для самостоятельной игры, из которой теперь с выигрышем уже не уйдешь. Либо пенал имел еще какой фокус? Или — был вскрыт подлым русским майором?
Полоччио открыл дверцу голландской печи, сунул руку над угольями. Ладонь бил жар. Тогда вместо руки Полоччио сунул на угли пенал. Недолго погодя, с края пенала закапало черное вонючее вещество. Полоччио быстро вынул начавший гореть деревянный тубус, снова подклинил острым лезвием ножа крышку. Крышка неожиданно выпала, и на бархатные штаны ученого посланника хлынуло густое, мерзкое вещество коричневого цвета. Вместе с веществом на колени скользнул и второй, нутряной пенал.
Полоччио перевел дух. Оглянулся на закрытую дверь. Потом осторожно, оставляя на скребеных ножами половицах жирные пятна, подошел к двери и прислушался.
—
Я тебя, олух царя небесного, по дороге закопаю, — гудел голос Александра Гербергова.
Виноватый голос ссыльного майора в ответ бубнил:
—
Ну, простите! Ну, простите, Ваше Превосходительство! Молодой я, паркетным казусам не обучен!
«В дороге точно надо этого русского закопать! — вдруг весело подумал Полоччио. — Карта есть! Особинное предписание мне содействовать, рукою российской Императрицы меченное, у меня есть! Как на зимовье встанем, когда я соотнесусь с проповедниками Святого учения Христовой католической веры, что взяли верх над другими конфессиями в государстве Син, Тогда и каюк ссыльному побродяжке».
Уже успокоившись, Полоччио подержал над огнем внутренний пенал. Так же закапала на уголья, возбуждая огонь, вонькая смола, так же немедленно, поддетая ножом, отлетела крышка пенала. И на стол выпала туго увязанная кожаной вервью, плетенной в косу, долгожданная карта.
Полоччио развязал вервь, развернул портулану и ошалел. Подобной точности карту в этом подлунном мире мало кто видал!
Довольный собою и открытием карты, Полоччио вышел в обеденную залу, неся в руках графин с водкой.
Сел за стол, себе налил вина, а гостям — водки. В махонькие рюмки — из-за огненности местного напитка. Не обращая внимания на унылого ссыльного майора, ученый посланник заговорил с Герберговым на латыни.
—
Почему это ссыльный раб изображает из себя невинную девицу? — так прозвучал вопрос Полоччио.
Гербертов сурово глянул на опущенный лик майора и ответил на грубой латыни же:
—
Боится вам не услужить, боится быть не понятым. Он разве знает просвещенные законы? Вот и переживает за азиятское свое незнание!
Майор внезапно ухватил графин и, минуя рюмку, налил водки в большой, в пинту, стакан. Сей стакан он жадно выпил, утерся рукавом и стал слезными глазами смотреть в упор на Гербергова.
Тот продолжил на латыни, слегка усмехнувшись:
—
Просит сей раб, чтобы сегодня вечером, когда станете, господин Полоччио, держать аудиенцию у губернатора, замолвили за него слово. Дабы в регулярном отчете Императрице губернатор не забыл упомянуть, что он, ссыльный майор, добровольно и дельно выполняет все ваши приказы.
—
Хомо-хомонис-ляпус эст, — пробурчал на эти слова Гербергова Полоччио.
—
Согласен, — живо отреагировал Гербергов, — волк есть человек человеку. Только майор предложил весьма дельную мысль. И я ее всецело поддерживаю. Суть в том, что для экспедиции, при условии полного выполнения ваших планов, нам потребуется не менее двух сотен подручных людей. А такового числа живой свободной силы нам здесь не сыскать. Паче, аккурат в начале весны и сева плодов, да еще и на срок — два года.
—
Что советует этот думкопф — губернатор Сиберии? — нетерпеливо спросил Полоччио, вплетая в грубую латынь еще более грубый язык дойч и отметая сразу соображения насчет сева зерна и нехватки людей. — Императрицей лично было мне гарантировано, что люди — будут. Любой ценой!
—
Наша Императрица, уважаемый синьор Полоччио, — заговорил по-итальянски Гербергов, в отместку, видимо, за плохой немецкий язык ученого посланника, — не имеет никакого понятия, что есть Сиберия. Она знает только, что сия страна неведомая и далекая. Но раз это страна, думает Императрица, значит, люди там есть. Вот оттого и вам было дано такое поспешное обещание! А людей здесь — нет!
Ссыльный майор, до того слушавший спор больших вельмож, уронив голову на грудь, голову поднял. Налил водки из графина, минуя рюмочку, снова в стакан, выпил и сказал:
—
Нет людей! Но — будут! Я вам их так отмуштрую, что только пыль станет заворачиваться по маршруту!
—
Помолчи! — пристукнул Гербергов по столу.
Майор снова уронил голову на грудь.
—
Дело в том, что сегодня в Тобольск пригнали партию рекрутов, — пояснил Гербергов, — будущих солдат. Майор и предлагает выпросить у губернатора половину партии — две сотни человек для удовлетворения ваших потребностей.
Этот поворот дела Полоччио следовало обдумать. Он встал и подошел к узкому окну. Во дворе трое кривоногих казаков, обросших волосьями от глаз до пояса, неспешно били нынешнее доверенное лицо Полоччио — бывшего факторщика Брагу. Тот мотал головой, но кричать не смел.
Полоччио постучал по слюде перстнем, казаки подняли головы. Увидев кулак Полоччио, казаки встали во фрунт, отдали смутной тени за окном честь, обнялись и пошли со двора.
***
Изучая в секретном центре иезуитов, в Падуе, организацию и структуру российской армии, Полоччио знал, что солдаты и казаки — войско разное и друг друга не любящее. Казаки кочуют на охране степных новоприобретенных пространств Империи. Куда Полоччио и направляется. Следовательно, по учению иезуитов, солдаты в степи станут стоять против казаков, за его ученую жизнь. Грамотно!
Ученый посланник вернулся к столу.
—
Предложение о рекрутах считаю правильным. Императрица узнает о деяниях ссыльного майора. Обещаю. Теперь так. Выступление ученой экспедиции назначаю на послезавтра, на число апреля месяца пятнадцатое! Жду полной готовности.
—
Это никак невозможно! — просипел ссыльный майор, уже возомнивший себя большим начальником. — День, стало быть, завтра — понедельнешный, а русские в понедельник больших дел не творят. А еще — Церковь наша не велит! — тут майор уставил свои голубые глаза прямо в черные зенки Джузеппе Полоччио. — Ноне поутре был я с покаянием, по обычаю предков, у сибирского митрополита. Церковь наша, не будь Императорского указа про ваш поход, прокляла бы всю вашу затею, и первый же встречный пробил бы топором твою ученую башку. Вот так, ваше степенное ученство! Я самолично взял пред митрополитом твой грех, ученое превосходительство, на свою душу. И меня будут вечно проклинать, ежели в стране нашей будет совершен какой ущерб! О, тогда уж держись!
Гербергов при злой речи майора замер, но успел подмигнуть Полоччио, что майор, хоть и пьян в кочергу, говорит праведно, без угрозы.
Тогда Полоччио встал и сказал торжественно:
—
Никакой утраты государство Императрицы вашей Екатерины Алексеевны не понесет! Клянусь! И велю после похода отслужить всем миром молебен в ее честь! Клянусь!