Страница 106 из 129
Сквозь сжатые веки он увидел яркую, ярче солнца, яростную вспышку пламени.
—
Бежим к воротам! — крикнул еще Вещун, и они помчались.
***
Отскакав половину пути до плато Ук-Сак, предоставив лошадям искать дорогу — в глазах людей беспрестанно пыхало, князь наконец натянул узду своего киргизца. Погони не слышалось.
—
Значит — война? — спросил Колонелло князя.
—
Мира желаешь? — тогда спросил князь. — Это — пожалуйста. Отдавай им, своим друзьям, свою часть золота и садись в яму. Пока остатный куш не соберешь. Здесь ведь так? Ну, скажи мне, скажи наконец Колонелло, для чего тебе требовалось соваться в этот гадюшник? Сейчас бы уже к Байкалу подходили… Тьфу!
—
Жить было скушно, — после молчания ответил князю авантюрист, — вот и решил до конца сыграть в судьбу.
Вещун ошарашил князя, тоже сплюнув. Потом старик спросил у Колонелло:
—
По поступкам твоим вижу: может, твоя мать тебя не от италийца прижила? Может — от чистопородного русского?
Артем Владимирыч захохотал. Так, при хохоте князя, переговорщики и въехали в долину плато Ук-Сак.
***
Подлость позиции, занятой отрядом князя Гарусова, просматривалась в широкой, шагов на пятьсот, ложбине между высотами, на которых разместились пушки. Завалить ложбину, по правилам воинского артикула, деревом, камнями или другими материалами, возможности не имелось по причине отсутствия рядом таковых материалов, да и по отсутствию времени. Можно было, как по-детски советовал инок Олекса, своими обозными повозками перегородить ложбину. Можно, да нельзя. Половина повозок везла добытые в походе богатства, что принадлежат уже не князю и не ученому посланнику, а Императрице российской. Другая половина повозочного состава обеспечивала пушечный наряд, с пушками и зельем. Их лишиться — значит лишиться и пушек. Оставалась еще полусотня колесного транспорта для людских нужд. Пустые телеги, те можно бы сунуть на заплот ложбины, да толку? Да и потом — что жрать прикажете? Припасы на себе не унесешь… Эх ты, военная кручина!.. Да, теперь конникам киданей, — вернулся к насущным мыслям князь, — ежели княжью промашку сообразят, то ворваться им в эту ложбину много времени не потребуется. Три конных наскока, сотня убитых с обеих сторон, и они — в тылу русского отряда. Сие в том же воинском артикуле именуется «вероятным поражением», ибо прикрыть тылы князю было некем и нечем.
В тыл можно и отступить, да только без пушек, возов и половины людей. Просто отступить похабным бегством. Опосля коего можно и пулю запустить себе в висок. Опосля такого бесславного боя и потери добытого — кому ты нужен, княже?
Думая так, Артем Владимирыч пытался при начинающем светлеть горизонте рассмотреть армию китайцев. Егер находился чутка сзади и только сопел носом. Дать бы ему по этому носу… Влево, на Восток, темнела низкая гряда горных складок, за которой сейчас и собирались пехотные силы китайцев. Прямо должно было видеть город Кяхту, однако его вид застил густой лес. За тем лесом, вероятно, как раз и сбилась конница киданей. Ей до русских позиций идти на рысях версту, силы у коней хватит для рубки.
Где же мог разместиться хваленый отряд арбалетного боя, посланный лично Императором? И где, наконец, посланные в ночное пластание забайкальцы?
Солнце как-то разом поднялось над безлесыми холмами, и сзади князя хрюкнул беспомощным матерком Егер.
—
Захлопни подворотню, — посоветовал Егеру, не оборачиваясь, князь, — понял, что нам уготовано?
—
Это я понял, — хрипло проговорил Егер, — я не ихнее деревянное войско обкладываю непотребством. А вон тех раздолбастых купцов, что поперли мимо гужевой дороги… И прут прямо на нас! Побегу солдат направлять, мало ли что узкоглазая нечисть придумала!
Артем Владимирыч даже не слышал, как удаляются вниз по склону шаги Егера. От удивления раскрылся рот. Бог мой! Обоз купца Аникея, что вчерась наведывал князя, не подался к тракту на Хоронхой, что вел к Западной оконечности Байкала, а тащился прямо на его позиции! А на передней повозке вожака купеческой партии сидели оба старика — Вещун и Баальник! Их повозка быстро, первее других, подкатила как раз в ложбину. Со стариками сидел и купчина Аникей.
—
Ваше сиятельство! — заорал в тиши утра Аникей. — Принимай нас под свою десницу!
—
Егер! — заорал, в свою очередь, Артем Владимирыч. — Гони ты этих сурожан к Боговой матери! Не хватало мне их крови да стонов!
С десятком солдат, тащивших ружья с примкнутыми багинетами, скатился в ложбину Егер. Солдаты быстро установили строй и перегородили штыками дорогу купцам.
По каменному склону, прямиком на пригорок, ко князю стал подыматься Вещун. А Баальник уже распрягал лошадей первой прибившейся в лощину купеческой повозки. На быстром ходу в лощину ворвались еще с десяток возов на колесном ходу. Потом — сразу полсотни… Возчики кидались распрягать лошадей.
Егер заматерился, толкая солдат навстречу сурожанам.
—
Ну что ты, варнак, заладил гнус про наших матерей? — не выдержал и заорал на Егера купчина Аникей, добавив матерности через два слова. — Не примаш, что ли, закон, что русские своих не бросают?
Егер тотчас погнал солдат назад, за пушки. Все было ясно. Три сотни чайных повозок сейчас перегородят ложбину почище лесного залома.
Вещун забрался на пригорок, два раза глубоко вздохнул, сказал хрипло:
—
Воздух здесь, как сеть рыбачья. Чем люди дышат — не понимаю… Купчинам, княже, надо бы отдать задаток в пять тысяч рублей… До Иркутска… С твоей росписью, что в Иркутске-граде оне получат сполна…
Артем Владимирыч оторопело посмотрел на длиннобородого старца. От малости воздуха старик очумел? Аль от страха? Откуда князь возьмет для отдачи в Иркутске огромные деньги?
Однако прямо под ним, в лощине, суетились незнакомые люди, заполняя ее огромными возами, с крепко пришпиленными чайными тюками. Посреди них бегал Егер, орал солдатам, тягал сам распряженные повозки. Коней купцы жалели — гнали в сторону Хоронхоя.
Прямо перед ними, в лесу, задвигались тени. Конники киданей начали выстраивать атакующий клин.
—
Пиши расписку, Артем Владимирыч, на Белом листе своем, да быстрей отдавай купцам, — Вещун протянул князю толстую палочку, с блестящим острием из желтого металла. — Купцам надобно отсель до рубки убраться. Там, на хоронхойском тракте, у них телеги для людской езды есть. И чего тебе жалеть пяти тысяч рублей для спасения миллионов?..
Рядом с настырным стариком очутился и купчина Аникей.
—
Олекса! — безотчетно крикнул Артем Владимирыч.
—
Здеся я! — донеслось из-под горы.
—
Тащи сюда серебро в монетах! Нет, стой! — обернулся князь к купцу Аникею. — Давай людей, пусть бегут за монахом. Пять тыщ серебром даже ему не дотащить… А тебе вот — пишу… Спину подставь.
Брызгая чернилой из палочки Вещуна — рассматривать удивительное стило некогда, — Артем Владимирыч написал на Белом листе, с подписью губернатора Сибири и его печатью, вроде того, что он обязуется, отдавши пока задаток за чай в пять тысяч рублей, в городе Иркутске вернуть купцам…
—
Аникину, Хорохорову, Порятьеву… — затараторил Аникей.
—
Хватит имен! Сколько? — рявкнул Артем Владимирыч.
Конница киданей, увидел князь, уже вышла из леса, но пока топталась на месте. Перестраивалась. И перестраивалась незнакомым артикулом. Сейчас лихо почнем хлебать, а тут этот купец!..
—
Двадцать тысяч! — крикнул и Аникей. — Рублев!
—
Пиши, княже, — встрял Вещун, — семнадцать тысяч, четыреста пятьдесят пять рублей. А ты устудись, Аникей, на войне деньги тратят, не зарабатывают!
Князь быстро написал сумму, число дня, месяц и год. Расписался опосля подписи губернатора Соймонова, сунул бумагу Аникею. Тот побежал к своим людям, таскающим на вьючных лошадей последние деньги экспедиции.