Охотники за курганами

— С водой там туго, — говорил есаул Олейников, — зато из-за многости дорог туда мало кто по осени забредает. Защиты для зимовья нет — так и место пустым стоит… И до Кяхты ехать — пять верст. Даже пешком туда, в Кяхту, если приспичит, можно оттапывать по пять раз за день…

—

Пошли, — наконец согласился с ученым посланником князь. И тихо шепнул есаулу Олейникову: — Веди на Уч Сак!

Есаул первым вскочил в седло, крикнул что-то своим казакам, по-русски непонятное, и наметом пошел к еле видимой реке.

Обоз зашевелился. Усталые люди вяло поворачивали к югу заморенных коней, вяло скрипели колеса.

Устать было отчего. Три дня, прихватывая когда и ночь, солдаты перешпиливали возы со своим хозяйством. Добытое в кладе Колонелло золото едва выдерживали на торном пути пятьдесят телег. Да то, что было добыто под курганом Нигирек, занимало тридцать повозок. Да пушки, да ружья, да огненный припас — занимали еще сотню повозок. А пропитание, амуниция, артельное имущество? Как весь этот груз ни перекладывай, менее чем двести пятьдесят телег его не увезут.

Артем Владимирыч в который раз глянул на полулист, где его же рукою был произведен расчет денежных трат на экспедицию. И чернело там тощее число — 6201 рубль. Все, что осталось от начала экспедиции. А конца ей не видать… Да еще и неизвестно — какой это будет конец…

***

Император Китая при последнем свидании с папским посланцем, нунцием, узнав от него об аглицких военных кораблях, полных военных людей истинной, католической веры, что вот-вот зайдут в устье Амура, дал слово не претендовать на подкурганные богатства, кои принадлежат Святой Римской Церкви. Но сам от борьбы за те богатства с подлыми, упрямыми русскими уклонился. Нунций стал настаивать, при том нечаянно оскорбив Императора Поднебесной империи.

—

Русских, да, мало. — Строго заговорил Нунций. — Но они за полдня битвы собьют с места и порушат китайских воинов! — сказал нунций и тут же замахал руками — Император потянулся к золотому колокольчику!

Звякнет золотой колокольчик — нунций тот обычай страны Син знал, и его немедля на простой телеге отправят из страны!

Перестав махать руками, нунций Валентиций быстро сказал:

—

В битве с русскими помогут победить только особые ружья — огненного боя. Те ружья Европейским сообществом католических стран запрещено продавать в Китай… Но жизнь — есть неизбежность битвы. Битвы, например, с теми же глупыми запретами… Ваше Величество…

Нунций Валентиций замолк. Поднес к лицу руку — как бы креститься. А на самом деле — отер липкий пот.

Толмач перевел слова нунция на китайский лад. Император медленно отнес руку от золотого колокольца. Гортанно выкрикнул несколько слов.

—

Покажи те ружья, посол. Покажи немедля. — Скучно перевел толмач.

Нунций Валентиций вздохнул и вяло помановал рукой своему служке. Тот тотчас же выскользнул из приемной императорской залы. Вот и этот… служка, когда его спросят иезуитские допросчики, долго ли торговался нунций с царем страны Син насчет поставки ружей, скажет — отдал тотчас… Понятно, служке на родину не вернуться… Однако ничего нет в сем подлунном мире тайного, что не стало бы явным. Надо лишь надеяться, что Император этой варварской страны сам не проболтается насчет ружей огненного боя… Ему тоже сей послух невыгоден — тогда англы, голландцы, да те же русские бить китайцев станут всех подряд. Бить смертно, без разбора… Нунций осторожно выдохнул воздух… Ему еще предстояло подвигнуть Императора Поднебесной на очень щекотливое дело — переписать историю поднебесной империи… Папа Римский, наместник бога на земле, велел сотворить сей подвиг немешкотно. Ружьи — ружьями, а Святому престолу, дабы легитимизировать свое право на бежественную власть, пришлось подложно удревлять историю страны Грекии, страны Италики, да и всей Ромейской империи. Бумаг, свитков и книг из — за сего ретишмента пожжено немеряно и тайно… Ничего не сделаешь — надобно, вельми надобно доказать, будто и Грекия и та же Италика существовали задолго до казненного на древе Сына Богоматери. И не свинопасами были греки и латины, а учеными людьми, искусными во всех инженериях, в письме, в военном деле… Оприч соседних народов, кои вот теперь и должны глядеться, как рабы и свинопасы греков да латинян… Ловко исполнено!

Папский нунций споткнулся о неприметный порог очередной беседки, которую проходил в свите Императора. Споткнулся и тотчас вжал голову в плечи… Ничего… Забыли, видимо, китайцы про зло спотыкания о порог. Не наказывают сего проступка отрубанием головы…

Скоты, ей-Богу! И этим скотам — сочинять как бы ихнюю историю? Да еще аж от Сотворения мира! Смешно… Смешно… Но много и пользительного в этой планте блюстителя папского престола. Есть еще в Европах ученые Людины, что могут поднять на смех фантазею о древних как бы народах свинопасов да пастухов — греках да ромеях… Поднимут смех, а тут им в морду — бумага. Мол, вот доказательство вам, смехотворны, — Китай тоже имел и науку и письмо… и бумагу изобрел даже раньше вас, европейцы! И порох… и… чего там надобно еще за китайцев, собирателей и поедателей крыс и змей, произвести, а?

Додумать папский нунций программу сочинения истории страны Син не доспел — свита вышла во внутренний двор императорской резиденции. Служка нунция успел приготовить к стрельбе два старых, не видом — устройством — фитильных ружья.

Ружья торчали стволами в небо, но рослые охранники Императора тотчас прикрыли владыку Поднебесной своими телами.

Нунций кивнул своему служке. Тот быстро подпалил кресалом фитиль, зажатый в собачке курка. Нажал на курок. Фитиль достал до пороха на полке, и сбоку ружья пыхнуло. Потом громыхнул выстрел. Пуля бесполезно ушла в синеву неба.

Император сузил губы и бешено посмотрел на нунция. Тот понял, но пожал плечами. Тогда Император грозно проревел в сторону охраны. Двое рослых китайцев приволокли на аллею среди цветов старика. Поставили там, в десяти шагах от Императора, и убежали в стороны. За кусты.

—

Покажи, как ружье забирает жизнь, — потребовал толмач от нунция.

Нунций Валентиций почуял в голове кружение. Вот уж этого нельзя

делать его руками… Бог провел его, нунция, к великому сану не для того, чтобы его позорно потерять. Император грозно глядел на нунция. Ноздри его широкого носа раздувались.

—

Стреляй ты, — чуть повернувшись к своему служке, приказал нунций, — стреляй, я отмолю грех…

Служка покорно навел ствол ружья на старика, притащенного охраной Императора. Спустил курок.

Старика подбросило в воздухе, с его ног слетели тапочки, кровь окрасила кусты с белыми цветами. Он упал на камни вымощенной аллеи кулем — переломленный пополам.

Император медленно прошествовал к убиенному. Потрогал тело длинной, золотом инкрустированной тростью. Выпрямился, повернул лицо к толмачу. Проговорил несколько кратких слов. Тот сухо пересказал отрывистый лай Императора:

— Прошу, посланник моего младшего брата, пойдем в прохлады моего дворца. Там ты напишешь — когда и сколько ружей мне привезут… И что для этого мне надобно сделать с проклятыми урусами, без спроса посетившими мои земли…

***

Вечером нунций Валентиций, выехав в своей повозке за ворота города Байдзын, задышал легко. За ним на лошадях следовало десять человек из личной гвардии Императора. За конниками шли пешим ходом четыреста арбалетчиков из армии Императора. Два года назад английские купцы доставили в Китай, по просьбе католической миссии в Пекине тысячу толедских арбалетов, стреляющих калеными железными стрелами. А с ними и человека — ветерана Столетней войны, умеющего учить арбалетному бою.

Китайцы против арбалетов не спорили — арбалетный бой у них был от Чингисхана, посему иностранного учителя пропустили через притоны нижнего города, где его, пьяного, кто-то зарезал. Китайской армии учитель — не в честь, а вот арбалеты стоили его смерти. Толедская сталь десятикратно прочнее китайской стали, которая давала натяжение тетивы на убой только в двести шагов. Толедские же арбалеты били прицельно и точно на четыреста, а при особом воине крепкой кости, — даже на шестьсот шагов…