Охотники за курганами

Резаны игральные кубики были умело, так, что их грани, как притертые, ложились одна к одной. Тайна же каждой кости была простой и остроумной. Здесь, в Европе, фальшивые кубики утяжеляли свинцом в нужном месте. Русские же кости, наоборот, имели внутри полость. А внутри полости — густой тюлений жир. И если требовалось выкинуть победную «собаку», двенадцать очков, то следовало подольше кости погреть в руках. В тайных полостях костяных кубиков, резанных из бивней чудесных сибирских зверей «мамонт», как пояснил Колонелло русский купец, мерз или плавился тюлений жир. Физику этого таинства Колонелло не постиг, но «собака» в нужный момент выпадала, и в карманы авантюриста падал золотой звон.

Да, видимо, частые и явные выигрыши Колонелло не понравились хозяину дома. Герцог Джиоли лично держал банк игрового заведения и до бешенства не терпел убытков. А Колонелло часто лишал его сотни-другой дукатов. Причем за один вечер!

Игральные кости Колонелло тайком осматривали тертые проходимцы со всего света, но тайного шулерства обнаружить не смогли. Тогда дело утвердили на волшбу и ворожбу. Что означало тихую смерть в Свинцовой тюрьме — Пьёмболи.

В один проклятый вечер герцог Джиоли поставил вокруг Колонелло шестерых своих молодцов. И поставил в тот момент, когда Колонелло поднял шум по поводу насвинцованных костей заведения и бросил на стол свои.

После короткой и злобной свары молодцы Джиоли достали шпаги. На сей раз вальяжно удалиться Колонелло не удалось. Ранив двоих людей герцога еще в помещении, Колонелло шпагой пробился на улицу. Но тут в дело вступил сам Джиоли, известный дуэлянт. На его стороне оказалось четверо бывалых убийц, на стороне Колонелло только шпага на двенадцать дюймов длиннее разрешенного размера. Да пять лет работы учителем фехтования в Польше. Ни о том, ни о другом факте нападавшие не имели понятия. А для них опаснее был не размер шпаги шулера, а его опыт учителя шпажного боя. По неписаным правилам, учитель фехтования никогда не дерется на дуэли. А если ему предлагают тайную работу, то это всегда заказ на быстрое убийство.

Тяжело ранив еще двоих головорезов герцога Джиоли, Колонелло оглянулся на громкие крики. Со стороны Моста Вздохов к месту резни бежало человек десять. Столько друзей Крлонелло никогда не имел — значит, люди бежали на помощь герцогу.

Посему и получилось так, что герцогу места в жизни не осталось. Как он ни хотел оставить место для жизни Джузеппе Полоччио, по прозвищу Колонелло.

Герцог держался позади своих защитников, но тренированным глазом учителя стальной смерти Колонелло заметил, что при боевом крике у герцога на дюйм раскрывается изящный и смертно бесполезный кокетливый воротничок кольчуги. А под ним билась впадина яремной вены!

Вот тут-то Колонелло и воспользовался запрещенной длиной своей шпаги. Он отбил удар левого телохранителя, ложным выпадом испугал правого оболтуса и сделал «прямой, длинный, до конца».

Шпага Колонелло вошла точно между раскрытых сборок кольчуги в надреберную ямку Джиоли и натолкнулась на позвоночник герцога. Колонелло еще провернул клинок, услышал звук лопнувшего воздушного пузыря с кровью. Только потом вынул шпагу и побежал.

По бегущему застучали пистолетные выстрелы, но пули били вбок и царапали камни домов.

Ученый посланник Джузеппе Полоччио недовольно приподнялся на лавке. Сел. Заново пережил укор за тогдашний страх. Ему стоило сразу добежать до своей квартиры, снимаемой у вдовы капитана галеры. Он мог бы забрать документы и деньги, сообщить вдове для передачи друзьям — ловчилам, что с ним стряслось. А вместо этого он искал, словно заяц, место поукромнее и потише. И тем страхом запер себя в пределах границ Венецианской республики.

Границы республики Святого Марка после убийства герцога Джиоли закрыли быстро, за два часа. Хотя до французской границы, не мешкая, Колонелло бы мог еще добраться.

Страх загнал Колонелло в порт, в подземный кабачок «На галере». Здесь собирались самые ловкие и отчаянные люди со всего Средиземноморья. Из подземного помещения кабачка были ходы, мокрые и склизкие, в такие же неприглядные комнаты. Но в тех каморках, да за большие деньги, можно было пересидеть турецкое нашествие, не то что облаву венецианских сбиров.

Кликнув своему повару-франку, что вино мало греет тело и пусть тот приготовит горячего грогу еще, Джузеппе Полоччио стал невнимательно прибирать бумаги на столе. И возбуждать кусающие душу воспоминания.

Через три дня, выскользнув из потайной норы в залу кабачка, Колонелло обнаружил своего знакомого купца из Московии. Имя его звучало странно, не по-русски, а по-латински — Онисим, но купец божился, что он природный «сурожанин — русак». И что сие имя позаимствовали у русских «клятые ромеи», а не наоборот.

Купец здорово оплыл телом с тех пор, как Колонелло его видел последний раз. Лицо купца то наливалось кровью, то моментально серело. Дышал он с натугой. Часто клал руку на левую сторону груди.

Колонелло взял у буфетчика жареную рыбу себе и вареную птицу купцу. Вино выбрал красное: оно восполняет кровь. Когда быстро поели, купец, оглянувшись, приподнял грязную нательную рубаху. Повдоль левых ребер его груди шел широкий гниющий шрам.

— Один кредитор опознал меня и молча саданул кинжалом, — просипел купец Онисим. — Думаю, еще сутки, и меня хозяин сей харчевни «привяжет к якорю».

Хозяин харчевни давно уже наказал своим подручным трупы убитых или умерших в кабачке «На галере» смеха ради привязывать к якорным канатам стоящих в гавани кораблей. Поднять труп на готовый к выходу корабль считалось проклятием, а потому капитаны парусников загодя отправляли матросов в воду — проверить якоря. Если якорь был с «грузом», труп отвязывали и судно, перейдя на другую якорную стоянку, на сутки отсрочивало отправление.

Колонелло крикнул слуге принести еще вина и сказал твердо:

—

Я позабочусь, Онисим, чтобы над твоим телом не пошутили портовой шуткой.

Московит отвернулся, якобы на шум, но Колонелло зорко заметил, что тот рукавом смахнул слезу. Ему отчего-то нравился этот неунывающий даже в смертной беде человек. И человек сильный физически, размашистый, всегда готовый пить и драться. Даже англы, на что уж нахрапистая нация, раньше, до раззорного несчастия купца, перед этим русским человеком уступали раза в три. В нахрапистости и скорости драки.

—

Колонелло, — благостным шепотом сказал московский купец, — дай Бог тебе прожить до старости. Ведь тебе только тридцать?

—

Догадлив ты, купец.

—

А чтобы мои слова сбылись, поведаю я тебе бывальщину, как богатства добыть. И где. Я сам в тех краях побывал и золота имел поболее чем все ваши купцы. А уж богатств видел столько, сколько нет в твоей проклятой Венеции. Во всех ее подвалах.

Повар-франк поставил на стол перед ученым Джузеппе Полоччио горячее вино. Из горлышка кувшина приятно потянуло запахом трав и лимонной цедры. Ученый знаком руки отпустил слугу и подсунул под себя для мягкости побольше волчьего меха.

Услышав про несметные клады, Колонелло чуть было не выругал московского купца.

Подобную бредятину он слышал через день. И она была тем, чем была — бредятиной. Но купец, отхлебнув вина, взял со стола нож Колонелло и махом рассек полу своего старого азяма{7}. Засунул руку в образовавшийся карман, покопался в ветошной глубине и достал наконец сокрытое.

Это было золото. Очень старое золото. Но это был не кусок старого золота. Это была фигурка оленя. Ее отливал очень талантливый мастер. Олень изображен был в последнем, ликующем прыжке, каким он уходил от смерти. Мало того, что олень был мастерски отлит, он еще был разрисован мастерским резцом линиями мышц и затейливой упряжи.

Золотая фигурка имела размер в половину мизинца Колонелло, но отчаянно хороша.

7

Азям — летняя одежда крестьян, подобная кафтану

(тюрк.)