Страница 32 из 33
На дороге показался босоногий мальчуган. Он шел и весело насвистывал.
– Поди сюда, пацан! – позвал его Илларион.
Мальчишка подошел.
– Как твоя фамилия?
– Симонишвили.
– Где ты живешь?
– Вон там… – Мальчик ткнул рукой куда-то в темноту.
– Как тебя зовут?
– Марат!
– Гм… И много у твоего отца таких… Маратов?
– Шесть девочек и один мальчик.
– Поздравляю его!.. Видишь корову?
– Разве это корова?
– Поговори у меня! Эта корова своим молоком, сыром и маслом вырастила сотню таких бездельников, как ты! Понимаешь? Ты не думай, что она беспризорная. Мы ее хозяева. Правда, она сейчас мертвая, но все равно она лучше многих живых!.. В некоторых странах корову почитают как божество… Как называется эта страна, Зурикела?
– Индия.
– Да, в Индии на коров молятся… Корова…
– Дядя, скажи, что тебе нужно, я спешу! – заявил Марат.
– Мне ничего не нужно. Нужно похоронить корову… На тебе червонец, сбегай домой, приведи своих сестер, принесите заступы, лопаты и похороните корову! Понятно тебе?
– Десять рублей мало…
– На еще червонец!
– Мало…
– Бери еще пять!
– Мало…
– Вот тебе еще три рубля!
– Мало…
– Что мало, сукин ты сын?! Двадцать восемь рублей за одну дохлую корову – этого тебе мало?!
– Ну и пусть себе валяется, – сказал Марат и собрался уходить.
– Стой! Иди сюда, мерзавец! Сколько же ты хочешь?
– Пятьдесят рублей!
– Пятьдесят рублей?! – Илларион, скрипя зубами, отсчитал мальчишке пять червонцев. – Похоронишь сегодня ночью!
– Сегодня уже поздно… Завтра на рассвете зарою…
– Не зароешь, а похоронишь, сукин сын! А теперь посмотри мне в глаза и запомни: завтра утром я приду сюда и если здесь, на этом месте, не увижу могилы, спалю всю твою семью! Понял?
– Понял! – ответил Марат и растворился в темноте…
…Ровно неделю спустя я стоял на балконе нашего дома и с выражением читал бабушке, Илико и Иллариону повестку районной санинспекции, которую вместе со штрафной квитанцией только что вручил мне сторож сельсовета:
«Гр.гр. Вашаломидзе, Чигогидзе, Шеварднадзе. Такого-то июля такого-то года на центральном районном шоссе вами оставлен без присмотра труп коровы, в результате чего на указанной территории создалась угроза возникновения очага эпидемического заболевания, а также имело место распространение невыносимого запаха, вызвавшее справедливое возмущение населения, в связи с чем вы оштрафованы на 300 рублей. Подпись: главный врач райсанинспекции».
– Мне кажется, весь этот штраф уплатит Илларион, – сказал Илико после минутного молчания.
– Почему только Илларион? – спросила бабушка.
– Потому что эта корова была ему дороже матери, он ее молоком вскормлен, – ответил Илико.
– А кто первый предложил сдать корову на заготпункт? – прошипел Илларион.
– Ты и предложил, – напомнил я.
Илларион не произнес больше ни слова. Он отправился домой, заперся в комнате и просидел там целый день.
Я и Илико отмахали по шоссе чуть ли не двадцать километров, останавливая каждого встречного мальчишку и ласково спрашивая имя, но ничего хоть отдаленно напоминающее имя Марата мы так и не услышали…
Я уже не сельский парень Зурикела. Теперь я взрослый человек, с высшим образованием. В моем дипломе записано, что я, Зураб Владимирович Вашаломидзе, являюсь экономистом, что мой диплом и моя профессия имеют силу в любой республике, в любом городе, в любом селе Советского Союза. На груди у меня красуется университетский значок. И мне совсем не жаль, что ради него пришлось продырявить совершенно новый костюм.
Я возвращаюсь в родное село, где меня, как восходящее светило, ждут не дождутся бабушка, Илико, Илларион и Мери. Я вернусь домой, заложу перед домом виноградник и спустя три года соберу первый урожай цоликаури. Я буду жить и работать в деревне, у меня будет дом, а во дворе – Мурада.
У меня будет моя Мери и двенадцать детей – одиннадцать сыновей и одна дочка – красивая синеглазая Цира. Я буду часто ездить в город и привозить моей жене и детям подарки и книги. И бабушке привезу подарки, такие подарки, что она будет плакать от радости.
А еще я привезу подарки Илико и Иллариону, такие подарки, что они не посмеют надо мной смеяться.
Я поеду к тете Марте и отвезу ей подарки от бабушки, и тетя Марта тоже заплачет от радости.
А потом я поселю в моем доме всех – Илико, Иллариона, тетю Марту. Мы будем жить вместе. У меня будет много детей, внуков, правнуков. Нас будет много, очень много, целое село. А потом нас станет еще больше, и весь мир будем мы. Мы никогда не умрем, мы будем жить вечно…
Так думаю я, Зурикела Вашаломидзе, и бодро шагаю по тропинке, ведущей к нашему селу. Тропинка круто взбирается в гору. Я добираюсь до самой верхушки, сажусь на камень и вижу как на ладони все наше село, вижу наш двор. Над моим домом вьется сизый дымок, но бабушки во дворе не видно. Я долго сижу и жду, потом бегу вниз по склону.
– Бабушка-а-а!
Ответа нет. Я взбегаю по лестнице. Кругом тишина. Я захожу в комнату. В комнате полумрак. На кровати лежит бабушка. Я наклоняюсь к ней – она спит.
На цыпочках выхожу на балкон и вижу Илико и Иллариона.
– Здравствуйте! – улыбаюсь я им.
– Здравствуй! – вяло отвечают они.
– Что с вами?
– Вчера вечером ей стало плохо… Думали, не протянет до утра… Телеграмму получил?
– Какую телеграмму?
– Плохо ей было, умирала… – выдавил Илико. Я рванулся к двери. – Не ходи, пусть поспит…
Я покорно присел.
…Бабушка проспала до вечера. Вдруг она открыла глаза и уставилась на меня. Долго-долго смотрела, потом тихо спросила:
– Илларион, я во сне, или это на самом деле мой мальчик?
– Это я, бабушка! – сказал я и припал к груди бабушки.
– Приехал, дорогой? Сердце, наверное, почуяло? А ты как думал? Вот и мой черед настал… Илико, накормили ребенка?
– Накормили, Ольга.
– Вином угостили?
– Не захотел…
– Почему, сынок? Иди выпей. Для тебя оно… Пей на здоровье… И угости соседей на моих поминках…
– Что ты говоришь, бабушка?
– Вот и подбородок уже задрожал… Эх ты, дурачок!.. Спета моя песенка… И правильно. Семьдесят три года – срок немалый… Хватит с меня… И все же, прости меня господи, не насытилась я жизнью… Таково, видно, сердце человеческое. Пожить бы еще немного…
– Полно, Ольга, да ты еще с десяток таких, как мы, переживешь, – попытался пошутить Илларион.
– Илларион Шеварднадзе, утри-ка сперва слезы, а потом шути… Окончил университет, сынок? – спросила она меня.
Я достал из кармана диплом и протянул бабушке. Она любовно погладила диплом, потом передала его Иллариону и попросила прочесть, Илларион прочел и вернул диплом. Бабушка долго молчала, по вискам ее тоненькой струйкой текли слезы. Потом она возвратила диплом мне и сказала:
– Теперь сядь и выслушай меня, сынок… Не дотяну я до утра, Благодарю бога, что он не дал мне умереть до твоего приезда. Завещания я не писала, но все, что видишь вокруг, – твое…
– Пропади все пропадом, если тебя не будет! – воскликнул я и, рыдая, припал к постели бабушки.
– Пригодится, все пригодится, сынок… Ну, поплачь, поплачь. А как же? Внук должен оплакать бабушку… Ну, теперь хватит, хватит уже, сынок, – бабушка нежно погладила меня по голове. – Не теряй, сыночек, этих людей. Тобой живут Илико и Илларион. Люби их и всегда слушайся во всем…
Илико и Илларион, уткнувшись в стену, всхлипывали, как дети.
– Оставьте меня с моим мальчиком… – Илико и Илларион не сдвинулись с места. – Да выйдите вон, кривые черти! Слыханное ли дело – справлять панихиду по живому человеку?..
Мы остались вдвоем.
– Подойди ко мне, мой мальчик, хочу поцеловать тебя…
Я наклонился к бабушке. Она осыпала поцелуями мой лоб, волосы, глаза, лицо, руки. Потом привлекла к себе и долго не выпускала из объятий.
– Дай мне стакан вина!
Я подал ей молоко. Бабушка молча выпила его и сказала: