Сколько стоит песня (Рассказы)

Он уловил ее колебание и подумал, что сейчас она прикажет ему уйти. И ему придется уйти, и он уже встал, чтобы уйти. Но она не прогнала его.

— Ты что, малыш?

Голос был прозрачен, как море.

Он пошел ей навстречу.

Как всегда, от нее исходил свет. Но раньше он замечал этот свет только в ее глазах, а теперь свет шел от всего тела. И опять у него внутри зазвучала музыка, и ему стало холодно от восторга.

Он подошел, положил на песок сделанное им ожерелье, зеленая волна подхватила его и поднесла к ногам матери, и мать наклонилась за ним, а сама все смотрела на Кольку, и море было таким необъятным, и у него захватило дыхание, а мать выпрямилась и снова стояла, и с янтарных камней падали серебряные капли, и на руках матери тоже были капли, и на всем теле были капли, и красота тела была, как взрыв, он закрыл лицо и побежал прочь, и упал в траву, и там плакал, плакал оттого, что море так красиво и бесконечно, оттого, что есть солнце и желтые солнечные камни, и серебряные капли, и все это прекрасно, и прекраснее всего его мать среди волн и тумана, и было ему больно, и счастливо, и невозможно, и был внутри гул, как гул моря.

Он плакал.

Чем ближе подъезжали к дому, тем холоднее становилось на остановках. А когда земля стала вскипать отрогами старых гор, пошел дождь. Однообразный осенний дождь. Который будто устал, которому будто надоело за лето изливаться бурными потоками, которому хочется одного — застыть, наконец, и превратиться в медленный белый снег.

Когда вошли во двор, на крыльце в прежней позе сидел Митяка и привычно тянул:

Это было странно. Колька стоял у окна, морщил лоб. Спросил у матери, распаковывавшей чемоданы:

— Разве время у каждого разное?

— Какое время, малыш?

— У нас было столько — столько всего было! А он все сидит на крыльце… Будто только сел. У него минута растянулась, как резинка. Разве он забыл, что нужно жить?

— Забыть можно то, что знаешь, — сказала мать.

Он не очень понял смысл этих слов, но спрашивать не хотелось. Он опять смотрел в окно, на дождь.

Странно. Неужели где-то солнце. И море. И желтые камни…

Он вздохнул. И когда мать ушла в другую комнату, распахнул окно и по веревке спустился вниз.

К вечеру под окнами была посажена березка с неуспевшей опасть листвой. Утром она была сломана.

Колька не вылезал больше в окно. Вышел через крыльцо, мимо черных Митякиных усов. Поздоровался:

— Здравствуйте, дядя Митя.

И заметил, как удивленно взлетела Митякина бровь.

И опять пошел Колька в лес, и опять посадил под окнами березу. С неуспевшей опасть желтой листвой.

Утром сломана была береза.

И лежали рядом две березы. С неуспевшей опасть желтой листвой.

И больше не ходил Колька в лес. И не лазил больше через окно. Он шел мимо Митяки. И говорил вежливо:

— Здравствуйте, дядя Митя.

И лежали под окнами сломанные березы. И никто не сказал о них Митяке ни слова.

А он все ждал, что скажут. Что прибежит мальчишка со слезами. Что загалдят женщины. И он несколько дней красил усы в воинственный черный цвет. Потом перестал красить. Пегими стали усы. Посветлели. И окончательно пробился цвет спелого овса. И в глазах замелькала растерянность. Он хотел защищаться, а на него никто не нападал.

— Эй, малый… Слышь, как тебя… Эй, что ли… — заговорил Митяка, когда Колька проходил мимо.

Колька головы не повернул, не взглянул, будто не слышал. А на следующий день поздоровался:

— Здравствуйте, дядя Митя.

Зачем он делал так, он не знал. Само собой так выходило. Ни обиды, ни злости на Митяку у него не было. Даже вроде и самого Митяки не было. И Митяка это, наконец, понял. И возмутился. Уцепился за хлястик Колькиного пальто единственной рукой:

— Ты, парень, чего? Ты это почему?

Не остановился Колька. Треснул хлястик.

Совсем забеспокоились, заметались Митякины глаза. Жена пришла — не ругался с ней. Но и не слушал. Она, удивленная, замолчала. И он молчал.

— Ты это из-за дерев, да? — допрашивал он Кольку. — Ты из-за этого самого, да?

Как на пустое смотрел на него Колька.

— Убью вот — будешь знать, — пригрозил Митяка. А в голосе неуверенность. Такое в голосе, что Кольке впервые стало жаль его. Но он снова прошел мимо.

— Это как же, а? Живого человека не замечать! — говорил Митяка сидящему на заборе Маркизу. — Это он что?.. И ты, паразит, такой же. А у меня, может, душа. Душа, это тебе понятно?..

Маркиз нагло смотрел Митяке в глаза и лупил по забору облезлым хвостом. Явно не признавал за ним никакой души.

— Ну, и подумаешь, — сказал Митяка.

Нехотя встал и поплелся в сарай. За заступом.

И так же нехотя принес из леса три березки.

И встал на дороге у Кольки:

— Ну?.. Посадил вот. Понятно?..

Колька поднял на него глаза:

— Так это те березы, что посадил я. А что сделал ты?

ОБ АВТОРЕ

Алла Бархоленко — член Союза писателей СССР. Родилась в 1933 г. в г. Костроме. После окончания средней школы училась в педагогическом институте, работала воспитателем, медрегистратором, кассиром, продавцом в книжном магазине, много ездила по стране.

Печататься Алла Бархоленко начала в 1965 г. Ее пьеса «Обуховке нужны чудаки» получила премию на Всесоюзном конкурсе, а газета «Пионерская правда» присудила первую премию рассказу «Отдых».

Первый ее сборник «Сколько стоит песня» состоит из рассказов, написанных в разное время. Они объединены темой гуманистической морали советских людей. И это определяет их идейно-воспитательное значение.

Персонажи ее рассказов любят труд, понимают его смысл и подходят к своему делу творчески, дерзновенно.