Ведьмины камни

С матерью у Хельги выдался незадолго до отъезда удивительный разговор. В эти недели, по мере того как приближался срок отъезда, у многих находился для Хельги ценный совет (особенно у сестры Виглинд, уже давно замужней). Но мать поведала нечто особенное.

– Я почти уверена, моя дорогая, что в Хольмгарде ты найдешь свою судьбу, – сказала она как-то утром, усадив дочь возле себя в уголке на ларь. Служанки в этот час чистили очаг, больше никого рядом не было. – И должна кое-чем с тобой поделиться, на случай, если тебе понадобится особая помощь…

Хельга насторожилась; сердце забилось сильнее. Она знала, что ее мать принадлежит к числу тех женщин, что на ее далекой родине называются «всеискусными женами», причастными к ворожбе и умеющими даже влиять на судьбу. Снефрид мало говорила об этом с домашними, и лишь после замужества Виглинд начала обучать ее ворожбе с веретеном и нитью. Бронзовый «жезл вёльвы» она хранила в запертом ларе, и Хельга видела его всего несколько раз в жизни. У них с Виглинд была слишком большая разница в возрасте – целых девять лет, и та вышла замуж, еще пока Хельга была совсем девочкой, поэтому они не были особенно близки и не говорили между собой о том, о чем обе с волнением думали: рано или поздно мать должна будет передать «жезл вёльвы» одной из них. Неужели сейчас она узнает что-то о таинственных силах, заключенных в нем?

– Ты ведь помнишь сагу о том, как к моему предку, Асбранду Снежному, явилась дочь конунга альвов?

– Да, конечно! – Хельга заглянула в глаза матери.

При огне они казались просто светлыми, но под солнцем был виден их истинный цвет: серебристо-серый, с легким отливом лепестка лесной фиалки. Глаза женщины из Альвхейма.

– Мы ведем свой род от нее, от валькирии Скульд. Поэтому у нас есть покровители… там. – Снефрид показала глазами вверх, имея в виду небесные миры. – Я не слышала в детстве, чтобы мой отец или его предки пользовались этим покровительством, но я знаю, что родичи Скульд и сейчас признают это родство. Ты понимаешь, что такие силы нельзя тревожить попусту… кроме самого крайнего случая, когда в опасности будет твоя жизнь, свобода и честь. Я надеюсь, ничего такого тебе не понадобится. Но все же запомни…

Снефрид замолчала, будто не могла окончательно решиться – или ждала тайного знака, разрешения либо запрета. Хельга ожидала с замиранием сердца; было чувство, словно вот сейчас прямо в воздухе над очагом, среди тьмы длинного дома, приоткроется дверь и она увидит блеск радужного моста, ведущего в Асгард…

– Если тебе очень понадобится помощь и больше некого будет позвать… тогда скажи так:

– Что это за ворон? – прошептала Хельга, восхищенная и подавленная этой тайной.

– Это… тот, кто сумеет тебе помочь… если отзовется. Я не могу обещать… что он… – Снефрид явно колебалась, что еще следует рассказать. – Это было так давно! В последний раз я видела его еще по пути сюда – до того как впервые попала в Силверволл. И, скажу честно… Они предупредили меня, что больше не станут мне помогать. Но ведь ты – не я, а в тебе тоже течет кровь Скульд. Я не обещаю, что на этот призыв будет отклик, но я хочу, чтобы ты знала… Могла попробовать, если будет большая нужда. Только умоляю тебя, – Снефрид взяла руку дочери, – не произноси его, просто чтобы посмотреть, выйдет что-то или нет. Пойми – это очень могущественные силы, человеку опасно их рассердить. Их нельзя тревожить ради любопытства. Обещай мне.

– Обещаю…

Любопытство, конечно, скреблось в дальнем углу души, но страх был сильнее.

– Я надеюсь, тебе не встретится никаких особых опасностей, – добавила Снефрид. – О безопасной дороге для тебя я позабочусь.

– И еще у меня есть «камни Одина»! – Хельга прикоснулась к ожерелью из камешков на груди.

Снефрид переменилась в лице, ее глаза сверкнули серебром.

– Более всего я желаю, – выпустив руку Хельги, она молитвенно сложила ладони, – чтобы Одноглазый Владыка ни разу не бросил на тебя ни единого взора!

«Хватит того, что я вызвала его недовольство, – подумала она, не собираясь пугать дочь этой давней сагой. – И нет… не может того быть… чтобы…»

Чтобы тот, для кого время ничего не значит, вздумал отыграться на Хельге – этого Снефрид боялась, но даже в мыслях не смела об этом сказать…

Кроме брата, Хельгу сопровождала служанка, Естанай: в меховой шапке и кафтане из овчины, она сидела в тех же санях, что и Хельга. Естанай была дочерью Кеганай, старшей служанки в доме Арнора, и здесь же выросла. Замуж она не стремилась; лет пять назад ее пытались похитить на летнем празднике Сюрэм, как это у мерян водится, но она, рослая и сильная, избила двоих похитителей и швырнула в реку. Не будучи рабыней, она могла бы отказаться ехать с Хельгой в Хольмгард, но уступила просьбам хозяйки, боявшейся отпускать дочь одну в чужие люди, как далеко от Силверволла.

Первая часть пути была Хельге уже знакома – год назад она проделала ее вместе с дядей, Эйриком конунгом. От Силверволла до Мологи, потом по Мологе и Чагодоще, потом по Песи – более двух недель обоз полз по заснеженным руслам. Иной раз в погостах оставались на две ночи – если требовалось устроить охоту для пополнения запасов или проехаться по окрестным мерянским ялам в поисках сена для лошадей. Обычно дружина делилась на три части: одни искали добычу, другие – сено, третьи оставались сторожить товар, чинить сани, упряжь, разное снаряжение, стирать рубахи. Одежду, исподнее, обмотки, промокшие чулки и обувь сушили у огня, что добавляло духоты, но некоторым, не имевшим достаточного запаса, приходилось утром надевать влажное. Простывшие в дороге могли немного отдохнуть и подлечиться – Хельга исправно всех снабжала целебными отварами, взяв с собой из Силверволла целый мешок сушеных трав, ягод шиповника, малины, брусники. Хедин обычно уезжал, а Хельга со служанкой всегда оставалась в погосте готовить еду. Из своих припасов варили кашу, а когда привозили и разделывали добычу – обычно лося или вепря, – то принимались жарить мясо, что получше, а из чего похуже варили похлебку с той же крупой и луком. Днем Хельга, бывало, мерзла, сидя в санях, хоть Хедин и закутывал ее в медвежью шкуру от ветра и снега. Но и ночью в погосте, накрытая той же шкурой, она не чувствовала себя уютно. Спать приходилось в одежде, укрываться кожухом – нетопленые весь год, погосты не прогревались за вечер и ночь, да и сквозняков хватало. Бани были не при каждом погосте, а лишь при некоторых, где устраивали дневку через пять-шесть переходов. Хельга держалась стойко, подкрепляя свой дух мыслью о королеве Сванхейд и Хольмгарде, ждущих ее впереди, но казалось, этот тяжкий путь никогда не кончится.

Но вот наконец река Песь привела их к озеру Видимирь и к самому Несветову городку. Изумление на лицах Несвета и его сына, когда они увидели среди мужчин румяную от мороза Хельгу, почти вознаградило ее за тяготы пути. Несвет ожидал, что примерно в это время здесь проедут, возвращаясь домой из Булгара, люди Сванхейд, но появление Хельги было для него полной неожиданностью.

– Хельга! Это ты? – Видимир выпучил глаза и заморгал.

– Что я вижу? – одновременно со своим сыном изумился Несвет. – Это Арнорова дочь?

– Нет, это не я! – воскликнула Хельга, стыдясь своего красного носа и грязных волос под двумя платками. – Это какая-то медведица! Я была Хельгой дочерью Арнора, когда выезжала из Силверволла, но за время пути медвежья шкура приросла ко мне и теперь я даже не умею говорить по-человечески, могу только рычать! И пока меня не сводят в баню, я не смогу превратиться обратно в человека!

– Слыхал я такие басни, как один мужик с медведицей того… любовь сотворил, – хмыкнул Видимир. – Она тогда в бабу и превратилась.