Страница 4 из 7
Кроме Русинги и Мфангано, известны и другие местонахождения африканских миоценовых приматов. Мы много знаем о мире проконсулов, но ясно, что это сведения лишь о нескольких точках на карте, тогда как Африка – огромный континент; в других его частях могли происходить совсем другие истории…
Michel L. A., Peppe D. J., Lutz J. A., Driese S. G., Dunsworth H. M., Harcourt-Smith W.E.H., Horner W. H., Lehma
Retallack G. J., Bestland E. A. et Dugas D. P. Miocene paleosols and habitats of Proconsul on Rusinga Island, Kenya // Journal of Human Evolution, 1995, V. 29, pp. 53–91.
Ward C. V., Walker A. et Teaford M. F. Proconsul did not have a tail // Journal of Human Evolution, 1991, V. 21, pp. 215–220.
3. БАЧЧИНЕЛЛО
СУДЬБА ПРОСТАКА
(ИТАЛИЯ; 6,7 МЛН Л.Н.)
Заросли камыша начинались сразу от опушки. Высокие деревья нависали над зеркальцами воды, закрывая их от солнца и не давая высохнуть. Влажная почва была застлана жухлыми стеблями.
Между купами высоких узких листьев медленно, вразвалочку вышагивала странная долговязая обезьяна. Она шла на двух ногах, длинными руками хватаясь за нависающие над головой сучья. Невероятно широко оттопыренный большой палец стопы отлично держал ореопитека на зыбкой почве. Сонные глазки на маленькой мордочке рассеянно высматривали самые вкусные листья.
Ореопитек шёл не торопясь, не оглядываясь и не обращая внимания на шелест листвы. Опасаться было нечего. Крокодилы держались гораздо дальше, где воды было больше, медведи, во-первых, были совсем не злыми, а во-вторых, не совались в болото. Куницы и выдры никогда не покушались на ореопитека, так что он, не ведая страха, продолжал свой неспешный путь.
Цепкими длинными пальцами ореопитек вытягивал самые сочные растения из влажной почвы. Первым делом он с удовольствием отгрызал толстое корневище, потом задумчиво жевал зелёные листья. Вся его жизнь проходила в таком сомнамбулическом поедании клубней и листьев. Вчера, сегодня, завтра – ничего не менялось, жизнь текла плавно и без забот.
Иногда к заводям с расположенных выше открытых сухих травянистых склонов спускались антилопы, газели и жирафы. Они тоже были неторопливы. Большие и маленькие, они подходили к воде, сонно стояли, медленно пили. Затем они вскидывали головы и спокойно удалялись на свои поляны.
Ореопитек привык к копытным и не обращал на них внимания. Разве только беспокойные свиньи могли нарушить его покой, суматошно взвизгивая и роясь по краям болота. Но сейчас и их не было ни видно, ни слышно. Было хорошо, было как всегда.
Вдруг блуждающий взор ореопитека упёрся во что-то необычное. Из камышей на него в упор смотрел какой-то незнакомый зверь. Что-то нехорошее было в его облике. Слишком уж пристально он вглядывался в расслабленную обезьяну, слишком сверлил жёлтыми глазами, слишком явно оценивал размер, расстояние и последствия. Слишком уж большие зубы торчали из-под его верхней губы. Такого на острове не бывало.
В вялом мозгу ореопитека шевельнулось что-то. Какое-то нехорошее чувство, как будто память о чём-то, чего никогда не переживал, но точно знаешь, что это что-то очень-очень плохое. Ощущение, что надо что-то делать, что-то предпринять. Смутное побуждение, только бы вот ещё вспомнить – побуждение к чему?
Ореопитек так и застыл с недожёванным стеблем в руке, безуспешно пытаясь разобраться с нахлынувшими эмоциями. А махайродус всё понял и прижался к земле для прыжка…
Европа конца эпохи миоцена была изобильна. Бóльшая часть материка была покрыта степями, по которым кочевали огромные стада примитивных лошадей-гиппарионов, в честь которых вся фауна названа гиппарионовой. Странные жирафы и свиньи, архаичные слоны и носороги, саблезубые тигры и медведи – буйство субтропической жизни в канун череды ледниковых периодов впечатляет.
Но по краям этого суперсафари лежали заповедники совсем иного рода. Средиземное море тянулось вплоть до Каспийского и Аральского, а на юго-востоке широко соединялось с огромным Персидским заливом. На его лазурной глади покоились многочисленные острова, каждый из которых был своим собственным миром.
Одним из таких миров была область Маремма в юго-западной Тоскане в Центральной Италии и на Сардинии. Возможно, это был даже не один остров, а целый архипелаг, но с маленькими проливами, через которые животные могли иногда перебираться. От материка же вся область была надёжно отгорожена непроницаемыми барьерами. Мы знаем об этом благодаря исследованию ископаемых фаун.
Фауны Мареммы – потомки былого великолепия после массового вымирания 9,6 млн л.н. – делятся на пять стадий. В первой из них (8,3–8,7 млн л.н.) присутствовала общеевропейская мышь Hurzelerimys vireti, но абсолютно преобладали эндемичные виды, то есть такие, которые встречались только тут и нигде больше. Во вторую стадию (8,1–8,3 млн л.н.) к уже имеющимся добавились африканские антилопы и жирафы, которые мгновенно преобразились на новый лад. В третью стадию (6,7–7,1 млн л.н.) в дополнение к предыдущим видам появились европейские свиньи, но опять резко обособились, так что фауна вновь совершенно уникальна. В четвёртой фазе (6,0–6,7 млн л.н.) фауна резко заместилась: все предыдущие существа полностью исчезли, а их место заняли общеевропейские виды того времени. В пятой фазе (5,5–6,0 млн л.н.) фауна потихоньку менялась, но осталась в целом такой же обычной европейской.
Костяк фауны Мареммы составляют грызуны и копытные. Среди первых преобладали хомяки и мыши, питавшиеся какими-то сухими травами, а вместе с ними по склонам суетились пищухи – родственники зайцев. По деревьям лазали сони, причём интригует один огромный моляр, принадлежавший гигантскому виду, – хороший показатель островной фауны. На островах, как известно, большие виды часто становятся карликовыми, а мелкие вырастают до гигантских размеров. Правда, как раз «карликовые» животные в Маремме не были какими-то чересчур уж крошечными: маленькая антилопа-прыгун Tyrrhenotragus gracillimus, Turritragus casteanensis размером с газель, газель Etruria viallii; жираф Umbrotherium azzarolii тоже был невелик, в полтора-два раза скромнее синхронных родственников с материка. Антилопы Maremmia haupti и M. lorenzi были по внешнему виду очень похожи на современных конгони или топи, разве чуть меньше; отличала их такая нестандартная для копытных особенность, как непрерывный рост резцов (эта «грызунячья» черта встречалась только у столь же необычного ископаемого козла с Балеарских островов Myotragus balearicus и ныне есть у викуньи Vicugna vicugna). Появившиеся в последний этап фауны Мареммы свиньи Eumaiochoerus etruscus были вполне стандартными.
Саблезубый тигр Machairodus
Жирафы Umbrotherium azzarolii
Странность фауны Мареммы – отсутствие крупных хищников. Конечно, кое-кто да был: крокодил Crocodilus bambolii, эндемичные выдры Tyrrhenolutra helbingi, Paludolutra maremmana и Paludolutra campanii, куница Mustela majori, а также медведь Indarctos pundjabiensis anthracitis (первоначально описанный как Hyaenarctos anthracitis) с необычными для медведей растительноядными, совсем не острыми зубами, так что не факт, что его вообще стоит заносить в список хищников.