Жизнь напрокат

Я тоже вынул соломинку из подстилки и поднес ее ко рту.

- Головой не верти, - тихо сказал я. - Слушай и молчи.

Сашка чуть заметно кивнул и приготовился внимать.

- Бузить не будем. Разделимся. Так даже лучше. Тебе одному от Головача свинтить будет проще. Да и мне тоже от этих. Пойду к озеру. Помнишь место, где мужик двоих вальнул? Там камень большой рядом. Серебро где-то там.

Рок обратил ко мне удивленное лицо, но наткнулся на мой гордый профиль, опомнился и отвернулся. Сменил изгрызенную соломину на новую и яростно принялся по-кроличьи ее кромсать.

- А от этих ты точно отделаешься?

- Нет, блин, к серебру выведу! - зашипел я. - Ты найдешь туда дорогу?

- Постараюсь, - Рок нахмурился и заерзал.

- Постарайся. И еще постарайся следов не оставлять. Короче, кто первый прибудет - станет ждать другого. Заберем бабки и свалим отсюда нахрен.

- Сколько ждать-то?

- До зимы!

Сплюнув соломину, я отвернулся к обочине.

План откровенно дерьмовый, но другого нету. И злился я не на Рока, а на свою стукнутую, забитую новой информацией голову за то, что не может придумать ничего более подходящего. Оставалась скромная надежда, что по прибытию в город кое что прояснится и мой план поменяется в лучшую сторону.

Дорога километра два взбегала на подъем, затем начался пологий спуск и слева вдалеке стала различима речная синь. Может та же речка, у которой мы с Сашкой очутились, кто ее знает.

На речном берегу расположилось селение, действительно, на первый взгляд большее по размерам покинутой нами убогонькой деревушки, но на заявленный громкий статус ни в коем разе не тянущее. Я готовился увидеть если не настоящий город, то что-то типа поселка городского типа с кирпичной или панельной малоэтажной застройкой, обязательной трубой ТЭЦ, гаражами и сараями на окраине, в общем, все, к чему привык мой взор на российскую глубинку. Вполне покатило бы и обычное колхозное село с подавляющим преимуществом частного сектора и горящими в синем небе золотыми луковицами храма, лишь бы там присутствовала связь с «большим миром». Сектанты сектантами, но где-то же они должны тратить неправедно нажитое. Тот же Головач просто обязан пускать в оборот вольные и невольные пожертвования своей паствы. Для этого должна, просто обязана существовать какая-то технологичная форма связи. Не голубями же он с "волей"общается.

По мере уменьшения отрезка пыльной дороги оставшегося до населенного пункта, я начал понимать, что энтузиазм и надежда показали мне средний палец, ибо на самой окраине поселения увидел я уже знакомые соломенные крыши, венчающие почерневшие от времени и осадков низкие бревенчатые постройки точь-в-точь как в оставленной деревне.

Не дотянув непосредственно до сильно обманувшего мои ожидания населенного пункта, вслед за Завидовым коником свернули на развилке налево к речке и увидели издалека как к длинному деревянному причалу подходит на шести парах весел низко осаженная под тяжестью зачехленного на палубе груза большая лодка с опущенным парусом. У причала людно и шумно, снуют голые по пояс грузчики, пахнет гнилью и смолой. Точно такая же лодка устало уткнулась носом в песочную отмель.

Завид с Прастом придержали поводья, их кони пошли шагом. Костлявый Ничушка соскочил с тележного передка и повел лошадь за недоуздок. Преодолев узкий проезд между хозяйственными постройками, мы оказались у обнесенного высоким плетнем большого участка с плотной застройкой. Центр участка занимал большой прямоугольник рубленого дома с крышей похожей на длинный стог сена и совсем без окон. К главному строению впритирку жались срубы поменьше числом - три. Под крытой коновязью нервно махали хвостами пять оседланных жеребцов, тявкала в будке собачонка, в одном из сараев надрывал луженое горло петух.

- Бур, тут Шибай! - с озабоченностью в голосе крикнул Завид, едва бросив взгляд на «припаркованных» к поперечной жердине чужих коней.

- Вижу. Чтоб ему… - прошипел старший из Головачевских сынков. - Слезайте!

- Это и есть корчма? - захотел уточнить я, оглядев внушительную постройку.

- Постоялый двор Луня, - небрежно бросил в ответ Бур и отдал поводья Живке. - Привяжи коней и будь со своими снаружи!

Ничушка, сутулясь, потащил лошадь в сторонку, разворачивая телегу к выходу.

- Э, малой! - позвал его Сашка. - Оставь кобылу и давай с нами!

Пацан оторопел, нерешительно затеребил вожжи. На мой вопросительный взгляд Сашка ответил утвердительным кивком и похлопал по сумке на поясе.

- Пошли, пошли, - поддержал я Рока раз такое дело. - Не убудет с него, набьет твое тощее брюхо под рубчик.

Не веря своему счастью, Ничушка привязал поводья к жердине, метнулся ко входу в ресторацию и отворил перед нами толстую дощатую дверь. Бур бросил на Сашку удивленный взор и молча переступил порог.

Внутри темновато. Помещение освещается горящими фитилями в горшочках расставленных по полкам на стенах и кажется меньше, чем представлялось снаружи. В дальнем углу рдеет малиновыми углями открытый очаг с подвешенным над ним котлом, рядом на утоптанном до состояния асфальта глиняном полу уложены набитые чем-то мешки и расставлены бочонки, по углам висят травяные веники и гроздья сушеного разновсячья. Прямо посередке под хитрой конструкцией из черных грубо отесанных балок установлен длинный, массивный стол с лавками. Еще два таких же стола притерлись к длинным стенам, над тем, что справа сделан деревянный помост с перилами и лестницей для доступа к трем комнатам на втором этаже. Из мешанины крепких запахов выделяются запахи шашлыка и печева.

У большинства адекватных людей сейчас время ужина, даже у сектантов, отчего к этому часу в корчме собралось около трех десятков голодных посетителей. Сидят вразнобой, перед деревянными мисками, широкими подносами и полулитровыми чарками. Одеты все примерно одинаково, но кое кто получше, взять, хотя бы, вон ту четверку угрюмых мужиков за столом слева от входа.

- Ух-ты! Дорогие племяннички припожаловали!

Голос раздался как раз оттуда и его обладателем оказался дородный, мордатый тип с башкой килограммов на сорок и длинными как у сома толстыми усищами, заплетенными на кончиках в косички. Маленькие, широко посаженные глаза выражали неподдельную радость.

- Присаживайтесь к нам! Эй, хозяин, меду и мяса дорогим гостям! Я плачу!

Завид с Буром кисло переглянулись.

- Сядем, - наконец нехотя вымолвил Бур и медленно двинулся к столу.

Кроме усача и еще троих на лавках пусто. Они сидели по двое друг напротив друга посередине стола. Здоровые, тяжелые и при оружии. Массивная столешница с неровно отесанной скобелем поверхностью уставлена мисками, бадейками и плошками со снедью.

Усач выволок из-за стола свое грузное тело охваченное поясом с прицепленным мечом, довольно тепло обнял Сашку за плечи.

- Надо же - живехонек! - проскрипел мордоворот не слишком певучим голосом, будто ручную кофемолку кто-то медленно крутит. - Знать, удача за тобой, Дивей, по пятам ходит!

- Ага, ходит, - Сашка отстранился от усатого, и плюхнулся рядом с плечистым типом перетянутым ремнями портупей поверх коричневой рубахи как революционный комиссар.

- Угощайтесь, чем пожелаете, сейчас свеженького подадут, а потом Дивей расскажет как из за Кромки вернуться удалось. Тебя ведь все мертвым считали, говорили, будто на дне речном ты остался. Чудо чудное произошло, не иначе! Любят тебя боги, Дивей!

Я приземлил седалище рядом с любимым богами, помрачневшим Сашкой и оказался напротив Завида. Справа от меня устроился Праст, будто невзначай задев меня локтем по ребрам когда садился. Я оставил эту выходку без внимания, хоть и ткнул меня паршивец чувствительно.

Бур куда-то испарился. Подумав, что боярский выплодок отправился договариваться с хозяином насчет ночлега в одной из комнат, я принялся изучать антураж и наших сотрапезников.

Усатому красавцу годиков сорок с небольшим гаком. Когда он жует, его щеки смешно потряхиваются в такт челюстям, словно два кожаных мешочка за ниточки дергают, а широкий нос с крупными грязными порами походит на кусок поролона когда его сжимают и разжимают в руке. Толстые пальцы утыканы перстнями, с шеи на грудь свешивается массивная серебряная цепка.