Страница 44 из 57
«Су Кин Сон. Мой напарник в цеху. Молчаливый, вечно хмурый, прямолинейный, не любит шутки ниже пояса.» — Сообщала коротенькая надпись под моим портретом, а более свежая приписка гласила: — «Не любит никакие шутки и больно бьёт по печени. Очень больно!»
— Понял? То-то же! Дядюшка Соу Люн знает!
Что знает дядюшка Люн, я так и не понял. А ещё не понял, почему парень моего возраста, решил называть себя дядей.
— Держись меня, и всё у тебя будет пучком! У меня тут, — Люн похлопал по своей пухлой тетрадке, — небольшая картотека на две сотни человек. А не то, что у вас, пара строк и всё.
Противно возвестил о начале рабочего дня заводской гудок. Парни неохотно встали, поворчали для вида, и поплелись по своим рабочим местам. В цеху уже вовсю кипела жизнь — кто-то оседлал погрузчик, кто-то прикреплял цепи к лебёдке, а кто-то тащил большую коробку плазменного резака к горе ржавого металла…
Моим напарником оказался один из тех трёх парней — молчаливый бугай Мо. Ну теперь я хоть узнал, о ком писал в своей тетради. Мы быстро изучили наши должностные инструкции, надели маски, защитные комбинезоны и приступили к работе. Работа была тяжёлая, но благородная — руками. Как ни странно, но мне она нравилась.
Время до обеда пролетело незаметно — прозвучал очередной сигнал, мы скинули робу, присосались к питьевому фонтанчику, вернулись в курилку, где собралась большая часть нашего цеха, и ненадолго впали в прострацию, наслаждаясь перерывом. Только неутомимый дядюшка Люн не прекращал тарахтеть, рассказывая бесполезные местные новости и слухи. Где он успел их понабраться — непонятно. Но не исключаю, что придумывал на ходу. Видно парень, отсидевший половину смены на погрузочном кране, не сильно устал, и сейчас выплёскивал накопившуюся энергию в виде бесконечной болтовни.
Обед нам привезла на тележке бойкая старушка. Выдала всем по деревянной тарелке горячего риса и по свёртку с печёными овощами, рассказала, куда деть посуду после того, как мы закончим, и укатила, звеня колокольчиком и сообщая о своём существовании всем желающим подкрепиться.
— Парни, а что вы думаете об этом всём? — обвёл я палочками для еды окружающее нас пространство.
— А что мы можем думать? Живём. — тут же откликнулся Люн. — Работаем, едим и спим.
— Я имею ввиду, есть какие мысли в ваших тетрадках по поводу этого всего?
— Да как и у всех. Краткое описание, срок, за что наказан. — пожал плечами старик, дежуривший на датчиках печи. — Мне ещё пять лет чалиться, кстати.
— Откуда знаешь про пять лет? — тут же навострился Люн.
— Вот! — старик достал из-за пояса растрёпанную тетрадь, бережно развернул примерно на середине и продемонстрировал нам несколько листов, переворачивая один за другим. Каждая страница была исписана мелкими, аккуратными перечёркнутыми палочками. — На первом листе я написал о себе, на остальных отмечаю каждый прожитый день. — пояснил он и снова спрятал тетрадь за пояс.
— Мудро! — похвалил Люн.
— Неплохо.
— Правильно!
— Толку от этого…
— Кстати, вы не задумывались, откуда мы знаем начальную информацию? — снова взял слово наш болтун, дожёвывая свою порцию овощей.
— Скорее всего, нам дают заполнить первый лист сразу после вынесения приговора или перед стиранием памяти. — высказался старик.
— Возможно. — хмыкнул Люн. — Или мы пишем под диктовку. Так-то, что угодно можно надиктовать. Может я вообще тут по политической статье, а не за совращ… Не важно. — ненадолго притих он, украдкой оглядев усталые мужские лица.
— Кто-то что-то знает об этом месте? Ну, кроме того, что мы здесь живём и работаем. — закинул я удочку. — В каком мы городе, или как далеко до ближайшего населённого пункта?
— У нас закрытый маленький городок на пять тысяч заключённых. — задумчиво отозвался Кента, мужик лет сорока, перевозивший всё утро металл на своём маленьком погрузчике. — Когда-то это был обычный город, но потом его забросили и приспособили для таких как мы. И мы где-то недалеко от крупного мегаполиса. Название не скажу, но туда минут двадцать езды на машине.
— Откуда знаешь про пять тысяч? — подозрительно прищурился Люн. — И про город?
— Сам как думаешь. — хмыкнул Кента. — Из прошлых тюрем я сбегал восемь раз, пока не попал сюда. Из этой пока ни разу. Ну или не помню об этом. Я много знаю. Знал…
— За что сидишь?
— Я главарь группировки Кудо-кай. Слыхал о такой?
— Круто! — восхищённо покачал головой Люн, и тут же признался: — Не слыхал, но звучит неплохо.
— Понятно. — хмыкнул Кента. — Так вот… Наш город окружён периметром. — принялся он откровенничать дальше. — Везде вышки, датчики движения, выжженая территория. Всё серьёзно, так просто не выбраться. Да и смысл? Без памяти ты долго не набегаешься. Не знаешь куда и к кому податься, кому верить, как устроен мир за забором. Дохлое это дело…
— И не говори. Тут хоть жить можно.
— А после отсидки память вернут?
— Может нас вообще не выпустят, а выдадут новые тетрадочки со свежими записями.
— Не нагнетай, брат!
Парни принялись лениво переругиваться, а я ненадолго задумался — в их словах была доля истины. Каждый был прав по-своему, и версия каждого имела право на жизнь…
— Да я не нагнетаю. Просто, я реалист.
— Согласен. Нахрена нас отпускать, если мы дешёвая рабочая сила, к тому же, которую никто не будет искать…
— Так может того? Организуем побег?
— Да нас тут же поймают. Ты слышал, что Кента сказал?
— Ну зато будет что в тетрадки записать. А завтра вспомним за посиделками.
— Угу! Это если тебе башку при побеге не отстрелят. А то и нечем будет вспоминать.
Парни весело заржали над примитивной шуткой, отставили в сторону пустые тарелки и дружно достали сигареты, выпустив в воздух вязкие клубы дыма.
— А мне и здесь хорошо. — подал голос Мо. — У меня жена здесь. Не знаю, здесь мы с ней встретились, или там, да это и не важно. Но самое интересное, если разобраться, я ведь её не помню, а значит, каждый день я сплю с незнакомкой, с которой знаком только один день. Каждый день у меня новая тёлочка.
— Счастливчик!
— И не говори.
— Интересно, в который раз у нас происходит этот разговор, парни?
— Да не насрать? Пока мы живы, пока у нас есть кров и крыша нал головой — не насрать?
— Это точно! Человек — такая скотина, ко всему приспосабливается. Вот и мы приспособились. Крыша над головой есть, еда есть, работа есть — чего ещё надо? Да и что мы можем? Мы преступники. Мы искупаем то, что натворили.
— А у меня тоже девчонка есть. Тоже каждый день с ней заново знакомлюсь, если вы поняли, о чём я.
— Симпатичная?
— Ну… — замялся хвастун.
— Понятно.
— Да ты не понял! Симпатичная!
— Ты слишком долго думал.
— Вот ты гад!
По курилке снова покатился громкий мужской смех, парни успели выпустить наружу несколько порций густого дыма из лёгких, прежде чем в дверях ангара показалась фигура мужчины в форме охранника с пропускного пункта. Мужик окинул цех взглядом, увидел нас и уверенно двинулся в нашу сторону.
— Тут же не положено курить! — проворчал он, глядя на вывески с перечёркнутыми сигаретами, висевшие у нас над головами.
— Отец, да ты чё! Мы тут работаем с тысячами градусов в печи, плавим металл голыми руками, а ты говоришь о куреве. Ну ты дал! — покачал головой Люн. — Может мы эти знаки на переплавку приволокли да и оставили.
— Тоже верно. — хмыкнул охранник. — Не угостите сигареткой тогда? А то у нас тоже такие висят, какая-то сволочь понатыкала в самых видных местах.
— Так снимите их. Завтра и не вспомнит никто.
— А так можно? — нахмурился служитель КПП.
— Конечно. Тащи нам, для коллекции.
— Понял. Сделаю! — обрадовался охранник, делая затяжку халявной сигареты. — Кстати, Кин… Ты же, Су Кин? — ткнул он в меня пальцем и похвастался: — У меня память на лица хорошая.
— У нас у всех память хорошая, только короткая. — хмыкнул кто-то из парней и остальные поддержали его дружным гоготом.