Страница 51 из 54
Товарищ редактор поднимал вопрос о том, что если всё будут хорошо разбирать, оформить наши огороднические опусы под одну толстую обложку и издать уже книжкой. Тут, я полагаю, уже Вовина маманя примчится в делёжке участвовать, но с этим уж ничего не поделаешь.
А пока: завтра мы едем, получаем бабосы и делим на четыре части. И будет совсем уже всё.
Я снова расклеилась, села на кровать и начала хлюпать носом… и тут вошла бабушка:
— Что⁈ Не дали справку⁈
— Да дали, вон, — я кивнула на стол.
Баба Рая быстренько просмотрела, что там написано, и всплеснула руками:
— Так и что ты расстраиваешься? — она подсела ко мне, обняла и принялась гладить по голове: — Ну, не плачь, глаза некрасивые будут…
Я обняла её, прижалась изо всех сил, и вдруг, неожиданно для самой себя, начала шептать ей на ухо:
— Баба, я так тебя люблю, ты даже не представляешь как! Родная моя… Дорогая моя… Ты только потом не плачь. Буду в гробу лежать — знай, это не я. Только молчи, никому не говори… Нам опасно здесь, понимаешь? Нас увезут, спрячут, чтоб никто не нашёл. А всё остальное разыграют, как с той больницей, понимаешь?
— И насколько это? — испуганно зашептала бабушка.
— Насовсем, баба. Навсегда. Иначе нельзя. Украдут кого-нибудь, чтобы секреты разведать, будут мучить — Федьку, Ирку. Или Наташку Вовкину, — теперь я ревела совершенно неостановимо.
— А письма хоть будешь писать?
Я помотала головой.
— Нет. Никаких писем. Я… как будто в самом деле умру. Мы оба. Я и Вова.
Бабушка смотрела на меня долгим странным взглядом. Потом поправила платок, покачала головой.
— И с кем же вы будете жить?
— Да не знаю. Назначат, наверное, кого-нибудь.
Она возмущённо хмыкнула:
— Чужого человека?
— Да пофиг мне, если честно.
— Я с тобой.
Я вытащила из кармана платок, высморкалась и тяжко вздохнула:
— Чё придумала-то? Ты им тут нужна. Как же они без тебя будут?
— Да как-нибудь уж. Их вон сколько много, справятся, поди. А вы — двое маленьких. Пусть уж и мне устроят… похороны.
Я растерянно хлопала на неё глазами:
— И как мы теперь… это всё скажем?
— Да уж скажем. Он завтра-то поди примчится, Сергеич-то, — я смотрела на неё, разинув рот. — Чё, думашь, я не вижу, как он глядит-то? Евгеньич-то, он другой, тот всё рыщет да глазеет — лишь бы какую статейку ещё накропать. А Сергеич: зырк-зырк, всё себе на уме. Он и есть. Я уж с ним поговорю по-свойски.
ПЛАНЫ МЕНЯЮТСЯ — ДВА…
Сергей Сергеич бабушкино заявление воспринял с титаническим спокойствием, сказал только, что придётся эту тему отдельно согласовывать.
И согласовал. И всё, наверное, прошло бы по утверждённому плану, если бы не отдельное обстоятельство. Но давайте по порядку.
Пятого сентября нам пришёл обещанный срочный вызов на региональную выставку достижений сельского хозяйства, в город Омск. Бабушка, которой как раз полагался отпуск, во всеуслышанье заявила, что хочет съездить в город своей молодости, да заодно и за нами приглядит. Это в высшей степени устроило всех, и мы начали собираться.
Сергей Сергеич, на правах нашего уже неотвязного куратора, ненавязчиво (простите за тавтологию) присматривал за нашими сборами. Он в этот раз привёз последние инструкции, отчего-то вогнавшие меня в лютую тоску, и импортный шуруповёрт — как договаривались, гляди ты!
В этот раз он приехал очень деловой, с несколькими аж папками. На двери конспиративно разместили табличку «ЗАКРЫТО» и разложились с бумажками.
— Первым делом вопрос документов.
Бабушка предъявила заготовленный паспорт и наши с Вовой Свидетельства о рождениях.
— А ваше, Раиса Хасановна, пенсионное? Трудовая?
— Всё остальное хочу оставить, детям на память. И депутатские, и на награды…
— Это хорошо, — Сергеич спрятал в свой портфель наши корочки и достал новые: — Теперь вы Раиса Хасановна Хасанова, Оля Шубина и Володя Петров.
Мы кивнули.
— Раиса Хасановна, с вас начнём. Ваш день рождения — тринадцатое августа, как мы с вами договаривались.
— День рождения покойного деда, — пояснила я Вове.
— Да, чтоб не сильно путаться, — бабушка взяла свой паспорт и принялась с интересом его разглядывать.
— Год рождения тысяча девятьсот семнадцатый, вы у нас теперь ровесница революции. Не запутаетесь?
— Постараюсь.
— Сейчас вам семьдесят лет. Вы также заслуженный учитель, более тридцати лет отработали в специальном закрытом интернате для трудных подростков. Вот ваше пенсионное удостоверение.
Бабушка взяла небольшую бордовую книжечку, развернула:
— Ох, ты! Сто двадцать рублей?
— Более крупная сумма, как и особые награды, сочтены излишне привлекающими внимание. Если у вас возникнет нехватка денежных средств, сообщите мне об этом.
— Я вапше-то за прошлый год тыщщёнку подкопила, — похвасталась бабушка.
— Тем не менее. По легенде вы уже двадцать лет вдова, вот свидетельство о смерти вашего «мужа». Ваша единственная дочь, Галина — поздний ребёнок. Она окончила Московский геологоразведочный, работала в Якутии, где и познакомилась со своим будущим мужем. С тех пор, как родилась Оля, вы окончательно ушли на пенсию, присматривали за внучкой в связи с длительными выездными командировками дочери.
— Понятно.
— Запомнили? Позже мы с вами ещё раз повторим. Если что-то забудете — сразу спрашивайте.
— Хорошо.
— Теперь Оля и Володя. Имена вам оставлены прежние, так же как и прописанным в легенде родителям, фамилии — ваши новые.
Я раскрыла своё свидетельство. Оля Шубина. Теперь меня на полном основании можно дразнить Шубой. Шуба-дуба. Мда.
— Теперь, что касается родителей Оли и Володи. Все четверо последних шесть лет работали в геологической экспедиции, где-то в Африке — вы точно не знаете, говорить об этом было не разрешено.
Мы с Вовкой кивнули.
— Все четверо погибли два месяца назад, обстоятельства вам неизвестны, в документах будет написано: несчастный случай. Эта легенда позволяет нам оформить достаточно весомые пенсии по потере кормильца, по сто четырнадцать рублей на каждого.
Теперь мы кивнули все трое.
— Раиса Хасановна, если Оля — ваша родная внучка, то Володя оставался под вашим присмотром с согласия его родителей, потому что у него нет других родственников. Он живёт с вами с раннего возраста на протяжении всех экспедиций родителей.
— Ага…
— В связи со смертью родителей, на Ольгу было оформлено опекунство, а на Владимира, как более старшего — попечительство.
— Так они же одинаковые? — удивилась бабушка.
— Раиса Хасановна, это мы с вами не обсуждали, но сейчас вам нужно сосредоточиться и запомнить: дни рождения у ребят теперь в июле, двадцать четвёртого у Оли и двадцать восьмого — у Володи. И годы рождений во всех документах указаны другие. Володе недавно исполнилось четырнадцать, а Оле — тринадцать.
Бабушка критически на нас посмотрела:
— Ну, Вова-то ничё, рослый, а Ольга-то мелковата.
— Это ничего. Просто не поднимайте этот вопрос и по возможности постарайтесь ни с кем не сближаться. По крайней мере, пока не свыкнетесь с новыми обстоятельствами. Мы будем жить с вами рядом, и моя супруга вам поможет, можете к ней обращаться. Да, не сказал! На ребят вы будете также получать пособия по опеке и попечительству, тридцать рублей в месяц на каждого. Все выплаты будут начисляться вот на эту сберкнижку.
Сергеич выложил на стол серенькую книжечку сберкассы и ещё документы:
— Вот, свидетельства о смерти на «родителей» Оли и Володи. Аттестаты об окончании основной семилетней общеобразовательной школы. Для Владимира — с техническим уклоном. Для Оли — с гуманитарным…
Тут, невзирая на табличку «ЗАКРЫТО», в дверь настойчиво застучали.
— Я на минуточку выйду, — извинилась бабушка.
Всё-таки, она продолжала оставаться директором культурного центра. Это у нас все мозги на раскоряку с предстоящими «похоронами», а люди-то живут обычной жизнью, им работу работать надо, текущие вопросы решать…