Страница 35 из 54
не набиралась.
Компас я далеко не прятал, сверился, развернул лодку на запад. С-ка, лишь бы не шторм…
Следующие шесть часов стали… тяжёлыми. Дождь всё подкручивал мощностей и лишь немного не дотянул до ливня. Спасибо, ветер всё ещё не настолько усилился, чтобы сносить меня в сторону господ нетоварищей, но лодка взбиралась на бугры волн с трудом, хоть я и пытался регулировать угол наклона мотора… Хуже того, после каждой волны́ происходило неизменное «туф-ф!» Лодка спрыгивала с водяного бугра и шлёпалась вниз, ударяясь именно тем местом, где я сидел. Каждый раз, вылетая из воды и падая, лодка начинала вихляться, и приходилось выправлять курс. Сотни, тысячи раз…
Сперва вся эта карусель была терпимой. Потом потихоньку начало отдавать в поясницу. И всё это на фоне нескончаемой череды звуков: дробь дождя по тенту лодки, шум моря, рёв мотора, перемежающийся резким взрыкиванием, если винт вдруг во время очередного прыжка выскакивает из воды, следом — хлопок дна о волну, словно мокрый ковёр выбивают.
К вечеру мне стало казаться, что не ковром шлёпают, а мясом. Причём, моим. В топливном баке плескалось на самом дне, и канистра давно опустела. Спасибо Бобу за то, что повёлся на подначки своих дружков, иначе мотало бы меня сейчас где-то далеко на восток. С другой стороны, кардинально дело это не решило. Ещё минут двадцать — и всё, понесёт меня море, а на вёслах против волны я не выгребу.
Как там говорится — самый тёмный час перед рассветом? Я морально приготовился отчаяться, и тут пелена дождя немного поредела, и чуть правее по борту я увидел серый и довольно безрадостный пологий берег. Господи, дотянуть бы, хватило бы бензина!
СПЛОШНОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ
«Охотники за привидениями», предместья Анкориджа — Уэйлс.
По мере прибытия на домашние озёра-базы местных авиаторов, количество неутешительных ответов росло, и лишь последний, крупный, уверенный в себе индеец, подтвердил, что видел мальчика и даже доставил его до ближайшей разрешённой зоны в районе Уэйлса.
— Разве запрещено? — спросил индеец со странным именем Герман, и агенты были вынуждены согласиться, что нет.
Срочный звонок в управление посёлка принёс неутешительный результат. Мальчик пришёл пешком со стороны аэропорта, подбил какого-то приезжего мажора показать ему Малый Диомид, вблизи острова выкинул его из лодки и развернулся в открытое море. Несколько часов назад.
Они сидели в баре и угрюмо пили пиво.
— Много бы я дал, чтоб узнать, как он проскочил незамеченным до самого Эдмонтона, — сказал Фред.
Пол согласился. Да уж. Как пацан добрался до Беллингхема, можно было проследить, едва ли не утыкивая флажками карту. Всех водителей, с которыми он сидел за столами придорожных динеров — особенно того сердобольного мужика, что согласился его подвезти «до дома» — давно нашли и опросили. Переговорили со всеми заправочниками, видевшими «странную худую девицу на крутом спорткаре». И только между Беллингхемом и Эдмонтоном зияла дыра. Это задевало профессиональное самолюбие охотников за привидениями и становилось делом личным.
ЧУКОТКА
Вовка.
Не знаю, какими силами — может, отец Алексей вспомнил про меня и решил замолвить словечко перед Богом — но в залив я вошёл на последних каплях и на глохнущем моторе, притираясь к правому берегу. Ткнулся в галечный пляж, отключил и поднял окончательно заглохший двигатель — да шевелитесь же, ноги! Выволокся по борту на твёрдую землю и лодку вытянул — унесёт же! Оглянулся… и увидел, что стою я на галечной косе метров в двести шириной, а за ней куда более спокойная маленькая лагуна и какие-то, вроде, домики… Да хоть бы и сарайки! Серое-серое-серое всё, невзрачное, камни да редкая трава, дальше вглубь бе́рега угадывались сопки или даже невысокие горы — такие же серо-глинистые и безжизненные, но как же я рад был это видеть!
В ноги неравномерно толкалось, как будто четверо суток на поезде ехал. И руки тряслись, как у алкашей из киножурнала «Фитиль». Не просто руки, всё тряслось… С-ка, дойти надо. Хотя бы до крайних домиков. Но чуть позже.
Я сел прямо на мокрую землю, размазывая по лицу дождь. Неужели Родина??? Руки сами зачерпывали и пересыпа́ли блестящую от дождя гальку пополам с крупным, как гречка, песком.
Стрельнула мысль: а насколько здесь поднимается вода — море же, приливы должны быть? Вот в чём я соображаю совершенно плохо, так это в приливах-отливах. Так. Заставить себя встать. Отцепить мотор от лодки. Что тащить в первую очередь? Первая мысль — мотор, он тяжелее. Вторая: а вдруг лодку без мотора сдует порывом нахрен?
Снял с лодки тент (упаковал, двигаясь совершенно автоматически), перевернул её, надел на себя и такой черепашкой, прихватив рюкзак и канистру, дотащился до ближайших построек. Это не всё оказались сарайки, были и балк и*, парочка — типа наших зимух, чтоб во время охоты или промысла укрыться от непогоды, переночевать, согреться. Воспользоваться таким укрытием может каждый, двери не заперты, только прикрыты на самодельные крюки из гнутых гвоздей и проволоки. Заглянул внутрь — есть примитивная печка, даже немного заботливо разломанных кусков плавника** рядом сложено, по стенкам подобие лавок, столик.
*Балок — временный домик,
где могут остановиться рыбаки
или охотники. Очень простой.
**Плавник —
выкинутая морем на берег древесина.
Очень хотелось зайти, но я подозревал, что тогда упаду на первое же подходящее место и усну. Закинул в сухое рюкзак. Заставил себя вернуться на косу и притащить мотор. Хотел заволочься в бал о к, растопить печку, вырубиться наконец… и тут я услышал шум работающего двигателя.
Я привалил мотор к стенке балка́ и вышел на открытое пространство, оглядываясь. Звук шёл не с моря. Меж серых коробушек сараев в сторону поднимающихся островерхих каменистых сопок уходила грунтовка, и оттуда, из-за пелены дождя, доносилось глухое урчание тяжёлой техники. Далеко ещё.
Стоять и ждать посреди дороги сил не было, честное слово. Я вернулся в балок. Промозгло в нём было — погода-то! Да и вещи у меня — что не промокло, то отсырело. Согреться надо. Уложил дрова в печечку, растопил, воспользовавшись заботливо оставленными кем-то спичками. Кремень с кресалом решил пока не доставать, чтоб не засветить. Приметные штуки.
Блин, да у меня всё приметное! Из советского только обувь, да и та «адидас». Ладно, джинсы сейчас много кто носит. Рубашка — ещё куда ни шло. Но рюкзак! Не говоря уже о содержимом…
А кобура! Из последних сил снял и упихал её в рюкзак, сунул его в угол лавки. Подумал, что надо бы вскипятить чаю, но сил вставать уже не было. Да и воду где тут берут? Не из залива же солёного… А доставать бутылку из-под колы…
— Э, пацан, ты чё тут делаешь?
Я вскинулся и понял, что уснул, положив руки на стол и уронив на них голову. Напротив меня в сумраке балка маячили два озадаченных лица: одно русское, а второе явно чукотское. Оба мужика напоминали геологов из образцового советского кино — в выцветших до цвета серого песка энцефалитках* и высоких резиновых сапогах. В вязанных шапочках — тонких, лето всё-таки.
*Костюмы такие, типа лесной робы,
для геологов и прочих лесников.
— Здрассьте!
— Ты откуда взялся? — спросил чукча.
— Приплыл, — сипло ответил я и прочистил горло. — Две недели мотало. Бензин давно кончился. Сюда-то чудом выгреб…
— Ёш твою меть! — высказался русский.
— Что-то не слыхал я, чтоб пацан терялся, — подозрительно сощурился чукча, отчего глаза его стали совсем узкими. — Пограничники бы сразу передали. Да все посёлки тебя бы искали! Ты откуда? С Лорино? Или с Провидения?
— С Владивостока, — мрачно ответил я, вызвав поражённые непечатные восклицания. — А воды у вас нет? Я два дня не пил уже.
— Щас! Федя, доставай чайник, так и так ночь тут куковать, — русский выскочил в дождь, погромыхал там и вернулся с канистрой. Фёдор тем временем пошарил на полке над дверью и снял закопчённый чайник: