Страница 76 из 182
Так солги и сейчас! Пообещай, что осталось совсем немного. Что достаточно щелкнуть пальцами – и разочарованный демон изрыгнет свою добычу прямо на мостовую Майринка. Так что, пожалуй, она еще успеет сегодня заскочить в пару магазинов и в парикмахерский салон…
- Я делаю все, что в моих силах, мисс ван Хольц, - произнес Лэйд твердо, глядя ей в глаза.
И даже немного больше, подумал он. Немного больше.
Последние два или три часа он без устали взывал ко всем силам, имена которых знал или хотя бы предполагал. Он сулил им щедрые подношения, как безграмотные дикари сулят своим божкам, он угрожал, объяснял, молил, извинялся и каялся. Тщетно. Сила, захватившая их, оставалась глуха. Она даже не считала необходимым отвечать ему, не говоря уже о том, чтоб обозначить себя или свои намерения. С таким же успехом он мог бы обратиться с горячей проповедью к снующей на мелководье рыбешке.
Сколько они продержаться, если демон не снизойдет до ответа? Сколько людей, лишенных помощи, умрет? Сколько повредится рассудком от неизвестности и страха? Уже сейчас, спустя считанные часы после катастрофы, коридоры наводнены сомнамбулами, которые молча пялятся в окна, несмотря на все запреты Лэйда, невесть зачем разглядывая бездонную, заполненную хлопьями пепла, пустоту. Люди Коу пытаются не подпускать их к окнам, но этот приказ нарушить куда как проще, чем выполнить – окон в чертовом здании много, и из каждого за ними, удушенными страхом и неизвестностью, тысячью глаз наблюдает пустота.
Иногда нервы не выдерживают. Часом ранее какой-то бухгалтер, завопив невесть что на нечленораздельном наречии, бросился в окно, да с такой силой, что даже стоящие рядом не успели его поймать. Стекло – хрупкая, ненадежная преграда. Прежде чем кто-то успел спохватиться, несчастный вылетел в окно, окруженный гроздьями висящих в пустоте осколков, точно плод, раньше времени исторгнутый из материнского чрева. А потом…
Говорят, его кожа почернела и стала съеживаться, а кости с треском переломались во всех мыслимых местах. Окруженный бледным свечением, он в течении полуминуты висел напротив окна, пока череда жутких, противоестественных и, без сомнения, мучительных трансформаций не превратила его в подобие сморщенного сухого финика.
Это вызвало ужас и множественные обмороки. Но Лэйд знал, что если ничего не предпринять, спустя некоторое время найдется кто-то, кто повторит это ужасное самоубийство. И еще один. И кто-то еще. Стиснутые неизвестностью и ужасом люди не могут находится в таком положении бесконечно. Рано или поздно их рассудок, медленно пожираемый неведомым демоном, обнаружит лишь один-единственный выход из этой ситуации. И их уже не будет смущать то, что этим выходом станет мучительная смерть.
- Может… Может, нам всем надо покаяться в своих грехах? – неуверенно предположила мисс ван Хольц, - Вы так не считаете, мистер Лайвстоун? Мистер Ходжесс был семинаристом перед тем, как стать брокером, он говорит, что это может помочь нам.
Это может развеселить демона, подумал Лэйд. Конечно, если он относится к числу тех, кто наделены чувством юмора. Но в остальном…
- Ну, вреда от этого не будет, - рассеянно заметил он вслух, - Пусть люди занимаются всем, чем угодно, если это не носит опасного характера и не влияет пагубно на общий настрой. Пусть молятся, исповедуются, танцуют ритуальные танцы или общаются с духами своих бабушек. Если это хоть на градус поможет им держаться, не вижу причин запрещать подобные мероприятия.
Мисс ван Хольц осторожно кивнула.
- Да. Конечно. Иногда я читаю молитвы раненым и…
- Как у вас ситуация? – спросил Лэйд, пытаясь придать голосу несвойственную ему мягкость.
- По правде сказать, весьма скверно, сэр. Двое из тяжелораненых умерли, не приходя в сознание. Представьте себе, нам даже некуда сложить их тела. Ни ледника, ни подвала, ничего такого. При такой жаре… Я распорядилась убрать их в комнату для корреспонденции, но запах… - она всхлипнула, - Простите меня. Я… Здесь невыносимо, мистер Лайвстоун. Раненые кричат, иногда я даю им лауданум, но его совсем немного и он почти бессилен облегчить их страдания. Тем, что в беспамятстве, я отвела помещение архива. Пришлось убрать многие шкафы и бумаги, надо думать, мистер Госсворт будет в ужасе, когда увидит, что мы сделали с его документами. Он такой смешной старичок, он…
Она начала заговариваться, поэтому Лэйду пришлось осторожно взять ее за плечи.
- Держитесь, мисс ван Хольц, - попросил он, - Все образуется и в самом скором времени…
- У нас нет воды, а того вина, что выделяет мистер Лейтон, едва хватает. Может, вы…
- Конечно, я поговорю с ним. У нас целая прорва вина, полагаю.
- Раненые бредят, иногда кричат, я… Ах, мистер Лайвстоун!
Она приникла к нему, сотрясаясь от рыданий. Еще минуту назад казавшаяся сильной, закаленной выпавшими на ее долю испытаниями, сейчас она была слабее котенка. И дрожала так, будто в комнате царила не сдобренная страшным смрадом жара, а промозглый осенний день.
- Как хорошо, что вы пришли, - пробормотала она, вцепившись в его рукав, - Я ждала этого. Если кто-то еще в силах нас спасти, это вы. Знаете, у меня даже душа обмерла, когда я услышала ваши шаги. Вы будто святой, сошедший в ад. Храни вас Господь, мистер Лайвстоун!
Он попытался осторожно отстраниться, но поздно, она впилась в его рукав точно стрекоза своими крохотными коготками. Она тоже измождена, понял Лэйд, измождена этой страшной и тяжелой атмосферой, этими миазмами, а еще сильнее – страхом. Как и все прочие люди, бессмысленно скитающиеся по коридорам и пялящиеся в пустоту. Она прижалась к нему так сильно, что он чувствовал, как сквозь тонкие ребра суматошно и испуганно бьется ее маленькое, точно у птички, сердце. И вынужден был заключить ее в осторожные объятия.
***
Удивительно, еще минуту назад она, даже изможденная, уставшая, с искусанными губами, манила его как женщина, сейчас же Лэйду показалось, будто он держит в объятьях перепуганного ребенка. Ее лоб, обрамленный мелкими завитушками волос, прижимался к его подбородку. Ее судорожное дыхание обвевало его щеку.
Он не попытался отстраниться, хотя, как джентльмен, должен был приложить для этого некоторое усилие. Но ему отчаянно не хотелось прикладывать этого усилия, тело даже обмерло, точно механизм, лишенный энергии, лишь бы только не выпускать мисс ван Хольц – маленькую, дрожащую, испуганную, обессиленную мисс ван Хольц – из объятий.
И только потом он услышал смех. Не человеческий смех. Жуткий, как дребезжание гильотины, смех демона.
«Не сомневайтесь, мистер Лайвстоун, каждый из них непременно найдет возможность побеседовать с вами. Как минимум, чтобы прощупать почву и убедиться, что дело не оборачивается против него. Как максимум… Чтобы заручиться вашей помощью, сделавшись вашим союзником. Перетащить на свою сторону».
Это был голос Полуночной Суки. Нематериальный, не существующий, воссозданный его воображением. Но слова… Слова эти, произнесенные Розенбергом не так давно, он помнил хорошо.
Лэйд ощутил слабый запах духов мисс ван Хольц – что-то неведомое ему, отдающее не сырым крахмалом и уксусом, как слежавшиеся товары в лавке, не гноем и мочой, как люди в импровизированных палатах вокруг, а морской солью и медом. Ощутил запах ее волос – что-то от молодой лошади, от жимолости, каштановой коры и костра. Запах ее пота – приятно солоноватый, напоминающий вино с карамелью. Смешавшись воедино, эти запахи превратились в тончайшую серебряную цепочку, протянувшуюся по всему его телу, от немощных подагрических ног до пальцев рук, впившихся в шелк ее платья.
Это не был отрепетированный момент, безотчетно ощутил он, сжимая ее в каменеющих беспомощных объятьях, это был порыв – душевный порыв человека, увидевшего в нем, ворчливом грубом старике, спасение. И приникнувшего к нему так, как может приникать юная женщина. Робко и в то же время отчаянно, ища покровительства, защиты и, может быть, ласки. Черт, может, он вовсе не такая старая коряга, как сам пытался вообразить. У него нет ни природного обаяния Крамби, ни его состояния, но…