Страница 207 из 217
— Рауатайцам запрещается иметь собственные верфи, как и закупать на верфях Дедфайра корабли, вооружением и тоннажем превышающие разрешенные для них, — снова заговорила Онеказа, не меняя тона.
— Но позвольте, королева, как в таком случае нашим купцам ремонтироваться? — лидер дипломатической миссии выступил вперед, и заговорил, быстро и возмущенно. — Этот запрет ставит их в очень невыгодные условия.
— Не, можно и не запрещать, — Кьелл уловил тень нарождающегося недовольства королевы, и высказался, лениво и расслаблено, прежде чем заговорил кто-либо иной. — Но зачем тогда тянуть время и ждать, пока вы понастроите тяжелых джонок на дальних островах, и вооружите их контрабандными пушками? Давайте сразу выведем флоты в море, и подеремся как следует. Или нет, — он вперился холодным взглядом в рауатайского дипломата. — Флот в море выведете вы. Навстречу ему выйду я один. Двадцать джонок уже удирали от меня, теряя штаны, после того как я очистил две из них от экипажа за несколько минут. Мне интересно, как долго продержится сотня? Или сколько там у вас во флоте — две, три?
Гламфеллен намеренно преувеличивал — даже перераздутому военному бюджету островной империи две, и тем более три сотни линейных кораблей были не по карману. На рауатайского дипломата его короткая речь подействовала самым негативным образом — оскорбленно вскинувшись поначалу, он, похоже, вспомнил, кто обращается к нему, и раздраженно прикрыл глаза, не говоря ни слова.
— Кьелл, пожалуйста, — королева подняла руку в останавливающем жесте. Ее голос был ровным, но достигший эльфа эмоциональный посыл был полон веселого одобрения. — Не нужно принимать дипломатические переговоры за поле боя. Но надо сказать, — она обратилась к дипломатам, — в словах Видящего из Некетаки есть здравое зерно. Вы же не планируете нарушить договор еще до его заключения?
— Разумеется, нет, королева, — с едва скрываемым раздражением отозвался рауатаец. — Мы примем ваши условия.
— Хорошо, — ответила Онеказа доброжелательным тоном, и бесстрастно продолжила: — Но это не все из них. Вашим купцам запрещается иметь собственные оружейные мастерские в Дедфайре, а также закупать здесь любые количества оружия. Любого. Продавайте, но не покупайте. Все же оружие, привезенное для продажи, будет храниться на складах под контролем короны Хуана…
— Это возмутительно! — недовольно прервал ее рауатайский чин. — Вы загоняете наших торговцев в невозможные рамки! Никто и никогда не ставил Рауатаю таких условий!
На этот раз, недовольство королевы полыхнуло немедленно и ярко, и Кьелл отозвался, вторя ему, но высказался еще спокойнее и добродушнее, чем раньше:
— Хорошо, не будем загонять вас в рамки. Провозите сколько угодно ваших переодетых солдат в Укайзо и Некетаку, и вооружайте их на месте. Хоть полками провозите, мне плевать. Где тысяча, там и больше. Я всех их отправлю домой, пусть и в слегка разобранном виде.
— Мы не собираемся никого провозить и вооружать! — взорвался чиновник. — Королева, может быть, мы закончим переговоры без посторонних?
Здесь Кьеллу уже не требовались побудительные эмоции Онеказы. Он медленно встал со своего кресла, стоящего рядом с ее троном, и расслабленной походкой прошествовал к рауатайцу, остановившись совсем рядом с ним.
— Токомару, правильно? — дружелюбно поинтересовался он, и продолжил, не дав открывшему рот чиновнику ничего сказать. — Ты, видимо, считаешь свой статус дипломата несокрушимым щитом, Токомару, раз взялся оскорблять из-за него принявших тебя разумных, — он выдержал короткую паузу, и снова заговорил, тихо и спокойно:
— Я знаю очень точно, сколько долей секунды мне потребуется, чтобы забрать твою голову. А ты хочешь это узнать, тактильно и прямо сейчас? — он ленивым движением положил ладонь на рукоять меча. Рауатайский чиновник непроизвольно попятился.
— Ты извинишься перед королевой, — жестко сказал Кьелл. — За дерзкий тон, приставший не дипломату, но наглецу, и за неуместные попытки указывать ей, кого привечать в своем окружении, а кого изгонять из него. И ты извинишься передо мной, за оскорбительное поведение. Иначе…
Никто не увидел, как цзянь с изображением Кохопа и Тангалоа на гарде покинул ножны. Никто же не заметил и момент, когда он вернулся в них. Прозвучал короткий свист, перед лицом рауатайца взблеснуло серебряным, и белый в чёрную полоску тюрбан Токомару медленно распался на полосы ткани, соскользнувшие с невредимой головы дипломата.
— Ты почувствовал это, Токомару? — ласково спросил Кьелл. — Именно так ощущается прошедшая совсем рядом смерть. Я не слышу твоих извинений! — внезапно повысил он голос.
— Я… я прошу прощения за мою дерзость, ваше величество, — зачастил рауатаец. На его висках выступили бисеринки пота. — И ты прими мои извинения, Видящий из Некетаки. Я был непозволительно груб.
— Так-то лучше, — гламфеллен вновь был спокоен и доброжелателен. — И помни, Токомару: Дедфайр проживет без Рауатая. Дедфайр также переживет и недовольство Рауатая, и его откровенную агрессию. Мы уже ее пережили. Но вместо того, чтобы отвечать злом на зло, мы готовы забыть о нанесенных вами обидах, ради мирного сосуществования. Цени это, — он развернулся и прошел обратно к своему креслу. Удобно устроившись на нем, он спокойно обозрел нервно переглядывающихся рауатайцев.
— Я все же отвечу на заданный тобой вопрос, дипломат, — раздался бесстрастный голос Онеказы. — Здесь нет посторонних. Более того, я не приказываю Видящему из Некетаки…
«Еще как приказываешь, а я с огромным удовольствием подчиняюсь,” подумал Кьелл, вспомнив некоторые моменты, не имеющие ни малейшего отношения к дипломатии и государственным делам. Ответное телепатическое касание королевы было полным веселья и нежности.
— …Я могу лишь просить его, — продолжила она все так же спокойно. — Он — друг короны Хуана, а не ее подданный. Все ваши претензии к нему вы можете высказать ему лично. Но продолжим…
Дипломатическая битва закончилась сокрушительной победой Онеказы по всем фронтам. Кьелл вставил еще несколько реплик в продолжившуюся беседу королевы с рауатайцами, но его помощь требовалась все реже — обретший вежливость Токомару больше не осмеливался спорить с королевой так же нахально, как и ранее, и мгновенно сникал, когда Кьелл отвечал на его робкие возражения. Когда группа рауатайцев уже собиралась уходить, внимание бледного эльфа привлек один из них. Пусть он и был согбен преждевременной старостью, и лицо его было еще более обрюзгшим, чем в их последнюю встречу, эльф мгновенно узнал его, и поднявшись, шагнул в его сторону.
— Кана, — окликнул он старого знакомца. Тот поднял на бледного эльфа печальный взгляд.
— Тебе что-то нужно, Кьелл? — его тон был спокойным, с ноткой грусти.
— Я знаю, что любые мои слова будут для тебя пустыми и бессмысленными, — тихо обратился к нему гламфеллен, — но я обязан их сказать. Верь мне, я сделал бы по-другому, если бы мог.
— Сочту это извинениями, Кьелл, — безрадостно улыбнулся аумауа. — Ты изменился, и заметно.
— Любовь меняет нас разительно и непредсказуемо, — гламфеллен встретил взгляд былого соратника спокойно, пусть и с толикой грусти. — Воля небес, Кана. Мы, смертные, можем лишь следовать ей. Я никогда не был рад тому, что воля небес развела нас по разные стороны баррикад.
— Тот Кьелл, которого я помню, не испытывал большого пиетета перед богами и их волей, — с тенью удивления поглядел на него немолодой чантер. — И уж тем более, он не стал бы оправдывать богами свои решения.
— Я не о богах сейчас, Кана, — ответил эльф. — Боги, порождения разумных, и сами подчиняются воле небес. Но не будем устраивать философскую дискуссию. Я не жалею ни о едином своем деянии, что я совершил ради любви, и не забрал бы ни одно из них обратно. Но мне жаль, что, волею небес, моя любовь сделала нас противниками.
— А твоя любимая… — медленно проговорил Кана, с нарождающимся пониманием в глазах.
— Моя любимая сидит на троне Хуана, — просто ответил Кьелл на этот полузаданный вопрос, — и я жизнь положу ради нее.