Островитяне

Мы — следом и дальше, по главной дороге.

— А чего мы бежим? — выкрикнул я. — Поехали на тележке!

— Нет! Не отставай! — поторопила меня Лоуви.

— Мне кажется, она вообще не умеет ходить пешком, — пробормотал Мейсон.

Мы оба прибавили ходу. Лоуви оглянулась через плечо, будто дразнясь, и помчалась еще быстрее. Длинная коса хлопала ее по спине. Мы с Мейсоном тоже приналегли, пронеслись мимо причала, где мужчина и женщина — ловцы крабов — возились со своими сетями.

А за причалом на темно-синей воде так и кишели самые разные птицы. Мы оказались в другой части лагуны. Там, у широкого деревянного настила, положенного прямо на воду, стояло несколько каяков, лежали спасательные жилеты и весла. Мы с Мейсоном согнулись пополам и пытались отдышаться.

Вид у нас, видимо, был здорово озадаченный, потому что Лоуви окликнула нас:

— Народ, чего ждете? Сказали же, что хотите на поиски!

— Ну… — ответил я, распрямляясь.

— Тогда надевайте жилеты! Поплывем на каяке! — Лоуви уже успела нацепить желто-оранжевый спасательный жилет.

— Нельзя так вот просто взять каяк. Он же чужой.

— А вот и можно. Они тут затем и лежат.

— Ну не знаю. Я в последний раз плавал на каяке в шесть лет, — признался я. — Да и тогда греб не сам.

— Да это просто! Я вас научу. — Лоуви схватила весло, подошла к краю настила. Взялась за нос оранжевого каяка. — Сперва нужно поставить ноги на оба борта, вот так, — сказала она, показывая. — А потом плюхнуться на попу.

Лоуви ловко уселась на сиденье.

— Главное — найти центр тяжести и не вывалиться. И не наклоняться далеко в сторону.

Похоже, действительно просто. Я надел жилет — очень хотелось попробовать. Положил весло на край настила, столкнул желтый каяк в воду, стараясь во всем подражать Лоуви. Страшно загордился, когда попа попала туда, куда надо.

— Молодчина! Теперь ты давай! — поторопила Лоуви Мейсона.

— Ну уж нет! — откликнулся он. — В жизни не плавал на каяке и теперь не собираюсь.

— Да ладно, ты, неженка. Ты же бойскаут! — поддразнила его Лоуви.

Мейсон встопорщился, как рассерженный кот, готовый к драке.

— Бойскауты, к твоему сведению, предпочитают ходить по твердой земле. Лично я видел на поверхности воды кучу черных голов аллигаторов и их горбатые спины. Не хочу я пойти на корм крокодилам. А вы, глупые люди, давайте, вперед.

У меня от его слов храбрости поубавилось. Я исподтишка окинул лагуну взглядом… так, на всякий случай.

— Да ладно тебе! Посмотри на Джейка! Он вообще ничего не умеет, но хоть пытается.

— Вот уж спасибо, — обиделся я.

— Будет так здорово! Ну пожа-а-а-алуйста! — протянула Лоуви.

Мейсон скрестил руки на груди.

— Известный факт: утопление находится на пятом месте среди непреднамеренных смертей. Думаете, я совсем идиот и полезу в эту хлипкую лодку? Нет. Ни за что. Не дождетесь.

Лоуви закатила глаза.

— Да не бойся ты. В этой штуке не утонешь. — Она ткнула в жилет сразу обоими указательными пальцами.

— Факты есть факты. Каждый пятый утонувший — ребенок младше четырнадцати лет. Демографическая статистика. И жилет не спасет от голодного аллигатора.

— Слушай, хватит уже про аллигаторов, — попросил я.

— В каяке они тебя не съедят. Ну давай, Мейсон! — выкрикнула Лоуви. — Мы будем как настоящие натуралисты!

— Я вам вот что скажу, — ответил он. — Плывите к нашему причалу. А я пойду по суше. Поглядим, кто первый успеет.

— Меня устраивает, — сказал я. — Мы будем Льюисом и Кларком.

— А я — Сакагавеей, — сказала Ловуи.

— И кто она такая? — поинтересовался я.

Глаза у Лоуви досадливо блеснули.

— Вот про Льюиса и Кларка знаете, а про нее нет. Сакагавея была индианкой, и она помогала Льюису и Кларку по ходу экспедиции. Она все знала про дикую природу, животных, растения. Собственно, без нее они бы вряд ли уцелели.

— Ладно, — согласился я. — Тогда ты — Сакагавея.

Лоуви с довольным видом улыбнулась.

— Прилив начинается. Вперед!

И она оттолкнулась веслом от настила.

Я попытался повторить то же самое, каяк закачался.

— Я тоже двинул! — сообщил Мейсон и припустил бегом.

Лоуви оказалась хорошим учителем. Она терпеливо показывала мне, как с помощью весла двигаться вперед и назад. На весле с обоих концов были лопасти, формой напоминавшие птичье перо. Я сделал гребок. Второй. Третий. Скоро поймал ритм и уже не отставал от Лоуви. Каяк оказался даже устойчивее, чем я думал.

Вокруг больше никого не было. Мы шли по узким протокам у самого берега — я даже не боялся упасть в воду.

Остров отсюда выглядел совсем иначе. Берега протоки были покрыты вязкой жижей, тут и там сидели крошечные крабы. У каждого была большая клешня, которая торчала вверх. Из жижи крабы вылезали с негромким хлопком — вблизи его было слышно. Но когда на них наползала моя тень, они тут же срывались с места и прятались в свои норки.

— А что это за крабы в иле, с клешней как у Халка? — спросил я у Лоуви.

Она захихикала. Ее звонкий смех заставил меня улыбнуться.

— Крабы-скрипачи! — ответила она из своего каяка. — Их в иле миллионы миллиардов.

— А что такое ил?

— Смеешься? Ты не знаешь, что такое ил?

— Знал бы — стал бы спрашивать?

— Так называется вязкая грязь, которая тут повсюду.

Я сморщил нос.

— Она еще и вонючая.

Лоуви опять рассмеялась.

— Привыкнешь. Мама это называет болотным парфюмом.

Солнце сияло над головой, искрилось на воде. Мы плыли по протоке, и я действительно чувствовал себя натуралистом. На каждом повороте нас ждало что-то новое. Очередная излука — и в небо взмыла одинокая белая цапля, черные лапы свисали сзади. Впереди из воды выпрыгнула серебристая рыбка. Возле самого моего каяка мелькнула крупная рыба с черной точкой на хвосте — так близко, хоть хватай голыми руками.

Я иногда опускал пальцы в гладкую прохладную воду. Но и не зевал — вдруг появится аллигатор. Или акула.

Мейсон свистнул нам с берега — лихо, в два пальца, и очень громко. Я приветственно махнул ему веслом.

— Салют, Льюис! — крикнул я.

— Салют, Кларк! — Он помахал рукой и снова исчез в тени высоких деревьев.

— Ух как мне хочется нарисовать все это в своем журнале, — крикнул я Лоуви.

Она перестала грести, мы встали борт в борт, чтобы не кричать. Медленно плыли по протоке, о днища каяков плескалась темная вода.

— Ты становишься настоящим натуралистом, Джейк, — заметила Лоуви. — У тебя даже журнал наблюдений есть. Я тоже начала такой вести. Мне нравится записывать, что случилось за день. Почти как в дневник.

— Что случилось, у меня не очень получается записывать, — сознался я. — Я все больше рисую. Зато… я теперь пишу папе. Письма. Почти каждый день. Ему все можно рассказывать — что я видел, что чувствовал. Я когда ему пишу, мне кажется, что он рядом. — Я смутился, тряхнул головой. — Это, наверное, непонятно.

— Почему же, понятно, — возразила Лоуви.

Я посмотрел — шутит она или нет. Глаза у нее были ласковые, сочувствующие.

— По крайней мере, мне. — Она застенчиво улыбнулась. — Очень даже понятно.

Я и оглянуться не успел, а из меня уже полились рассказы о том, как я переживаю из-за папы и его ампутации. Под жарким солнцем, в этом водном лабиринте, слова будто вытаскивало из меня силой прилива.

Лоуви притихла. И я вдруг понял, что все время говорю сам.

— Прости, — сказал я смущенно. — Я разболтался. Тебе скучно.

— Нет, — тут же ответила Лоуви. Покачала головой. — Просто… — И она отвернулась.

— Просто — что?

— Я вот послушала, как ты рассказываешь про папу, про свои письма, и подумала о своем папе, что… может… мне бы тоже надо ему написать.

— А он что, типа, с вами не живет?

Лоуви перестала грести. Я тоже перестал, и вокруг внезапно стало ужасно тихо. Наши каяки плыли рядом по поверхности воды.

— Я тебе расскажу одну вещь, но ты обещай, что никому не разболтаешь.