Страница 35 из 66
Движения из детства казались невероятно умиротворяющими. Будь его воля, он бы просидел так весь день, скручивая одну куколку за другой под восторженные писки детей. Однако вскоре удивительно знакомое тревожное ощущение без спросу просочилось в этот тихий уголок. Что-то похожее он ощущал буквально вчера… Йозэль словно всем телом чувствовал, что кто-то наблюдает за ним, и этим кем-то точно был не старый блаженный. И быть может, он бы списал это на игру собственного воображения, заскучавшего по прежним страстям, если бы голос не начал недовольно ворчать. Повинуясь странному, словно манящему чувству, отложив готовую игрушку на скамью, Йозэль поднялся и, попросив детей подождать, настороженно двинулся туда, откуда, как ему казалось, за ним следили. Скрывшись за кустами, он успел сделать всего несколько шагов, когда из-за спины его окликнул голос матери Кассии:
— Почему ты оставил детей одних? Что-то случилось?
Йозэль вздрогнул, отчетливо услышав, как рядом с оградой захрустели ветки.
— Нет-нет, все в порядке, мне просто почудилось, что здесь кто-то был, — улыбнулся он, смиренно склонив голову. — Возможно, дети решили подшутить надо мной, ничего особенного.
Мать Кассия что-то удовлетворенно пробурчала и направилась обратно к беседке, так и не увидев, как улыбка Йозэля вновь слетела, сменившись смятением.
Голос. Часть 2
С самого восхода на заднем дворе «Розы чайной» кипела работа. Получая за простой, на его взгляд, труд и кров, и деньги, Сун чувствовал себя обязанным и попросту не мог долго сидеть без дела. Даже когда Нэна раздраженно отправляла суетливого помощника отдыхать, он все равно отчетливо ощущал себя дармоедом, мигом начиная подыскивать полезное занятие. С болезненным энтузиазмом, поначалу пугавшим работников, окружающие быстро свыклись и как-то незаметно для Суна стали охотно и без зазрения совести скидывать на него свои обязанности. Пусть Сун и чувствовал себя здесь свободнее, отказывать окружающим он за прошедшие пару месяцев так и не научился. Иной раз ему даже казалось, что они спокойно оставили бы весь кабак на него, если бы не бдившая за порядком Нэна.
Суровой хозяйке перечить не смел никто. Даже пару раз заглядывавшие громилы с верфи и Волки вели себя предельно прилично, под пристальным надзором держа свои языки за зубами, а руки на виду. За грозной женщиной Сун чувствовал себя, как за каменной стеной и неоднократно мысленно благодарил Вэйла за наводку. Маленький кабак недалеко от центра Илинка обернулся для него тихой гаванью и самым безопасным местом в мире. В конце концов, даже самые обидные шутки поваров и попытки поездить на шее Суна не могли сравниться с жестокостью скита, что под чистую опустошил его. В «Розе», даже работая с утра до ночи, он умудрялся отдохнуть и душой, и телом.
За последним Нэна так и вовсе следила лично, взяв «щуплого мальчишку» под свою опеку. Не то чтобы она за ручку его водила — боги, упасите! Сун бы со стыда сгорел! — но парень явно ощущал, что к нему обращено особенное внимание с ее стороны. Именно она одергивала поваров, что бы они «еще больше не зашугивали пацана», следила, чтоб на Суна не сбрасывали лишний раз работу и чтоб парень не загонял себя.
В первые недели подобная забота, да еще и от чужого человека, казалась ему дикостью, но сейчас Сун был искренне благодарен ей за это, пусть и не понимал причин. Возможно, он просто казался ей жалким. Это не то слово, которое хотелось бы применять к себе, но именно оно лучше всего и подходило. Породистый щенок, отчего-то выброшенный на улицу жестокими хозяевами и замученный глупыми детьми. Может быть, Нэна просто не заметила, как постарела и приобрела особую сентиментальность. А может, просто соскучилась по своему старому помощнику.
Мысли о его предшественнике долго не давали покоя Суну. Ирма говорила, что обаятельный проходимец Йозэль был Нэне почти как сын, и она изрядно переживала, ведь от него так и не дождались вестей. Иногда думая об этом, Сун ощущал обжигающий стыд перед приютившей его женщиной. Работая в «Розе», он немало услышал о Йозэле. Сложить два и два труда не составило: именно этот парень подрядился к Вэйлу на кражу посоха. И пусть Йозэль сам решился на сей опрометчивый поступок, Сун все равно ощущал себя немного виноватым. Не потому что отдал ему посох — священники едва ли стали бы щадить и вора, вышедшего с пустыми руками. Стыдно ему было за то, какие переживания теперь испытывала эта женщина из-за глупости и гордости кучки людей.
Но мысли эти были каплей в море, лишь иногда портившей настроение. В остальном же все определенно налаживалось.
Незаметно для себя Сун словно бы начал расцветать. Прекратились кошмары, а вместе со здоровым сном пришло и довольство жизнью. Он наконец-то знал, чего ждать, к чему готовиться, что делать. Пусть планов на далекое будущее у него все еще не было, он был рад и тому, что имел. Забота женщины стала для него незримой рукой поддержки, и постепенно, шаг за шагом, день за днем, приходило понимание, что теперь все будет иначе. Действительно по-другому. Нет, конечно же, он продолжал сторониться людей и ему все еще казалось, что он делал слишком мало, чтобы окупить траты на него, но что-то определенно изменилось. Исчезло напряжение, сопровождавшее едва ли не каждый его вздох. Спустя почти два месяца работы в «Розе» Сун, наконец-то, перестал ощущать себя лишним. Впрочем, именно обретенная легкость в этот прекрасный день обрекла его на поездку в столицу.
Вернувшись в едва-едва открывшийся кабак с заднего двора с охапкой дров в руках, Сун устало рухнул на стул рядом с разделочным столом, на который еще не проснувшийся повар медленно выкладывал продукты для заготовок. За шторой заскрипела лестница — по ней, на ходу завязывая фартук поверх туники и плотных штанов, грузно спускалась Нэна. В обеденном зале лениво протирали столы и стулья работницы, готовя его к приему гостей. Летнее утро текло своей чередой, пока в него, с ноги распахнув входную дверь, не ворвалась Ирма.
— В этом году, — тут же перешла она к делу, — Фестиваль урожая начнется раньше почти на неделю. Если мы хотим попасть на приуроченную к нему ярмарку, нам нужно выезжать в ближайшие дни. Я уже договорилась с зятем — сами они не поедут, но повозку нам одолжат. Лучше, конечно, выехать сейчас…
— Подожди! Подожди минутку, — устало потерла переносицу Нэна. — Это точно? Я не могу покинуть «Розу» на слишком большой период. С чего бы им переносить Фестиваль? Он много лет начинался вместе с осенью.
— Не имею ни малейшего представления, почему, но то, что его переносят, это правда, — ладонь хлопнула по столешнице. — Письмо моей кузины из Златославы. Почтовый голубь прилетел вчера вечером.
На пару минут кабак погрузился в молчание, Сун даже заинтересованно выглянул с кухни. Дочитав письмо, Нэна со вздохом отложила его в сторону.
— И конечно же, до нас эти новости доходят через сто лет не как положено, а от подруги тетки кузины прабабки невестки знакомой торговки! Тьфу! — она смачно ударила кулаком по стойке. — Ладно, шут с ними! Выедем после обеда. Займись подготовкой припасов в дорогу, можешь взять ребят с кухни. Я раздам указания и тоже начну собираться. Сун! — крикнула она. — Нечего прятаться по углам! Я слышала, как ты зашел!
Парень настороженно вышел из кухни, заметно ссутулившись и опустив взгляд.
— Я могу чем-то помочь?
— Да, поможешь Ирме загрузить припасы в телегу, — Сун кивнул и уже собрался пойти на улицу, когда Нэна продолжила: — Ты когда-нибудь бывал в Златославе? Нет? Когда закончишь, оденься поприличнее — поедешь с нами. Поможешь с закупками, заодно большой город посмотришь, тебе полезно будет.
На том и порешили, и уже после обеда трое выдвинулись в сторону столицы.
Фестиваль урожая проводился в Златославе каждый год и был чуть ли не старше самого города. Со всех концов мира в столицу стекались фермеры, ремесленники и торговцы, устраивая самую крупную ярмарку в году, на которой можно было достать немало диковинок и редких ингредиентов. За последними Ирма с Нэной и ездили туда, попутно присматривая приятные мелочи для себя и узнавая новости из других городов, которые до Илинка обычно не доходили. Илинк и городом-то не считали, даже не отмечали на картах, хотя и прекрасно знали, где тот находился. В приличном обществе это место так и продолжало считаться прибежищем преступников, беглецов и прохиндеев, хотя большая часть населения была уже уроженцами или переехавшими из умиравших деревенек, ведшими вполне честный образ жизни.