Весы правосудия

— Давай, Сереже, заводи свою «машинку времени», — озвучил общее мнение Владимир Николаевич.

— Ну, — я прикоснулся пальцем к стрелке часов, — понеслась душа в рай!

Я провернул стрелку и время побежало в обратную сторону, Самое интересное, что моих спутников раскидало по их собственным телам, находящимся в тех самых местах, в которых они находились в те самые прошедшие моменты. Однако, я чувствовал их незримое присутствие рядом со мной, так же, как и ощущал прикосновение ко мне их рук. Вот такой вот получился парадокс.

Я вновь «пережил», только задом-наперед, схватку с подручными Соломоныча, летел в мчащемся задним ходом микроавтобусе, трансформировавшемся в гужевую повозку, вдыхал воняющие мочой миазмы плесневелых инквизиторских подземелий, лежа на жестком топчане… В общем, не сказать, чтобы промелькнувшие «воспоминания» были приятными. Но если у нас все получиться — эти события никогда не произойдут.

Наконец мы добрались до измененного кабинета Горчевского, с золотым троном и зависшим в воздухе, и сверкающим всеми цветами радуги кольцом Соломона. Стрелка вновь застопорилась, не желая больше откручиваться назад. Значит, повелитель демонов был прав, утверждая, что уничтожение кольца каким-то образом повлияло на ткань мироздания, превратившись в этакую точку бифуркации. По крайней мере, у меня, продвинуться еще дальше в прошлое, не получилось и на этот раз. Точка невозврата, так её ети!

Я перестал толкать и без того замершую стрелку, и мы всей компанией вывалились в прошедшую реальность, превратившую для нас в настоящее. Время мгновенно обрело свой ход: Горчевский бился в припадке, протягивая руки к перстню. Он полыхнул еще сильнее и разлетелся мириадами сверкающих искр.

Но я, уже наученный двумя горькими болезненными соприкосновениями с каменной стеной, мгновенно рухнул на пол, закрыв голову руками. «Взрывная волна» от cдетонировавшего артефакта прошла надо мной, не причинив особого вреда. К тому же я был еще полон сил, ведь тот я, из прошлого, потратил практически все силы на противостояние с безумным деканом, которое не принесло никакого положительного эффекта, а лишь раскачало «маятник» изменений.

Я и сейчас прекрасно чувствовал, как от эпицентра, которым являлся Горчевский, в круговую распространяется в пространстве волна изменений реальности. Возможно, что совместные усилия меня прошлого и меня будущего сумеют на этот раз погасить эту стремительную волну. Я слегка напрягся, осторожно пробуя выставить «заслон» на пути её распространения. Я действовал аккуратно, прислушиваясь к своему организму — очередная потеря сознания могла свести на нет все затраченные усилия.

Волна немного замедлила свой бег, но не остановилась, продолжая ломиться сквозь пространство, изменяя его по воле спятившего магистра. Но все-таки это замедление, пускай пока и незначительное, уже результат! В предыдущий раз мне не удалось достичь даже такого эффекта.

Продолжая постепенно увеличивать силу мысленного воздействия на волну, я убрал руки и поднял голову. Мои конторские товарищи тоже удачно избежали негативного воздействия «взрыва», попрятавшись кто-где: Славка и майор Сидоренко укрылись за массивным золотым троном, Владимир Николаевич — за одной из каменных колонн, выросших в кабинете по желанию спятившего храмовника. А на преобразившегося в демоническое обличье Ашура Соломоновича вообще ничего не подействовало.

— Сережа, ты как? — крикнул выбравшийся из-за колонны генерал Кузнецов, делая в воздухе странные пассы руками. Глаза Владимира Николаевич начали подозрительно флюоресцировать.

— В норме! — крикнул я, поднимаясь на ноги. — Мне удалось слегка замедлить волну изменений! — сообщил я соратникам. — Дело за вами!

— Ребятки! — произнес генерал, обращаясь к контрразведчикам. — Мне нужен его взгляд, пока он не вырубился! — Батюшка указал на Горчевского, пускающего изо-рта красноватую пену. — Главное, сами мне в глаза не смотрите! — предупредил он своих подчиненных.

Я поспешно отвернулся, стараясь не встречаться глазами со странным взглядом генерал, который «раскалился», едва не до красна. Мне даже показалось, что из его глаз потек по сторонам странноваты дымок. То так ли оно на самом деле, я решил не проверять. Ну его нафиг!

Славка первым бросился к декану, Сидоренко немного отстал, но быстро наверстал упущенное — к Горчевскому они подскочили практически одновременно. Технично заломив ему руки за спину (я даже залюбовался, настолько филигранно они это проделали), контрразведчики обездвижили бьющееся в припадке тело. Сергей Валентинович свободной рукой вцепился в волосы декана и оторвал его голову от пола. Генерал стремительно подбежал к Горчевскому, я и не думал, что этот древний старик может так ускориться, и упал перед обездвиженным деканом на колени. Но глаза магистра оказались закрытыми.

— Смотри на меня! — требовательно произнес генерал Кузнецов, отвесив хлесткую пощечину пускающему слюни Вольдемару Робертовичу.

Веки декана вздрогнули, и он распахнул глаза. Я стоял за спиной Владимира Николаевича, не боясь попасть под его светящийся взгляд, и спокойно наблюдал за действием заклинания «Стазис Горгоны». Мутные глаза бесноватого историка с трудом сконцентрировались на лице генерала.

— Посмотри мне в глаза! — вновь потребовал Владимир Николаевич, добавив еще какой-то эффект внушения в свой голос.

Мне очень захотелось посмотреть ему в глаза, несмотря на все предупреждения. Я даже принялся обходить его со стороны, чтобы поймать этот взгляд… Краем глаза я заметил, как сопротивляются этому приказу Валентиныч с Петрушиным — их отвернутые головы нет-нет, да и пытались повернуться к командиру. Черт! Стоять! Не сметь! — Отдавал я мысленные команды своему организму, но вместе с тем продолжал шагать, пусть и через силу, выискивая взгляд батюшки Феофана.

Горчевский, тем временем, сумел свести разбегающиеся глаза в кучу и взглянуть в пылающие глаза старика. Безумный взгляд декана на мгновение прояснился, а затем его глаза неожиданно потухли, окаменев в прямом смысле этого слова. Ну, по крайней мере это выглядело так со стороны. Значит, не зря древние считали, что взгляд Медузы Горгоны превращает людей в камень.

— Отпускайте его! — скомандовал генерал, но уже обычным голосом без всяких магических примочек.

Но его подчиненные постарались исполнить приказ командира как можно быстрее: отпустив заломленные за спину руки Горчевского, они поспешно отскочили в стороны. «Стазис» стремительно распространялся по организму бесноватого декана: следом за глазами окаменели веки, посерели, раскрасневшиеся до этого от прилива крови, щеки, покрылся «каменной коркой» и застыл наморщенный лоб. Взъерошенные волосы превратились в сплошной серый монолит. Заклинание распространялось, превращая Горчевского в каменную статую.

Поглядывая одним глазом на окаменевающего декана, я усилил ментальное давление на волну изменений реальности. Лишенная подпитки силами Горчевского, она замедлилась и, в конце концов, остановилась.

— Есть! — радостно закричал я. — Она остановилась! Волна! Изменений! Остановилась! — выдохнул я, усиливая давление.

Сначала ничего не происходила, волна замерла, но отступать «не желала». Я потихоньку давил на нее, памятуя о недавнем обмороке. Пробовал и так, и этак, стараясь не выкладываться за один присест. И у меня потихоньку начало получаться! Я отвоевывал у Горчевского миллиметр за миллиметром, стягивая кольцо изменений на себя, уменьшая его радиус с каждой секундой.

А затем в один момент случился перелом, кольцо изменений уменьшилось скачкообразно, и я погнал его пинками назад, возвращая все к «заводским настройкам». Кольцо сужалось и сужалось, и, наконец, вернулось к исходной точке — кабинету декана.

Пьедестал со ступенями, на котором возвышался трон, резко «провалился», незаметно сливаясь с полом. Огромный золотой трон, украшенный драгоценными камнями, растерял свой матовый металлический блеск, скукожился и вернулся к своему истинному виду — дешевому офисному креслу, обшитому потертой искусственной кожей. Отшлифованный до зеркального блеска мрамор трансформировался в старенький линолеум. Резные колонны испарились, а массивные каменные блоки вновь превратились в копеечные пластиковые панели под дерево, которыми изначально был отделан кабинет. А необъятных размеров тронный зал стремительно уменьшился, как воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух.