Фобия

— Смысл в том, Брод, что ты готовишься передать свою жизнь этой боевой машине… Для того, чтоб она распорядилась ей должным образом, тебе нужно подружиться с ней и полюбить ее, как самого драгоценного и близкого друга.

Всегда послушный и исполнительный Брод в тот раз почему-то заартачился. Беккет строго посмотрел на курсанта. Тот пояснил.

— Не в обиду вам, сэр, но для меня «Ласточка» — это лишь этап в жизни. Я не хочу привязываться к временному.

Беккета возмутил этот ответ до глубины души.

— Привязываться к временному, говоришь? … А разве твои встревание в конфликты — это стремление к вечному!?

Курсант замялся и какое-то время просто ничего не отвечал. Беккет же счел это слабостью и продолжил:

— А ты не думал, что нарушаешь существующий порядок, а!? … А я тебе, как опытный инструктор, скажу. Те, кто смогли объединиться сейчас во время учебы, потом сохранят свое единство и будут горой стоять друг за друга! А те трусы и слабаки, что все 5 лет отхватывали от Тассена и его ребят, так и останутся слабаками! Их карьера закончится, не начавшись, на какой-нибудь далекой КСП, одной из многочисленных тех-служб связи или инженерных бригад!

Брод все так же молчал и не спорил с Беккетом. Зато сам дедуля Бэк, уже остыв немного, сменил тон:

— Ты не подумай. Я искренне восхищаюсь твоими навыками находить трещины в стане Тассена и бить по ним… Но, Брод, посмотри на себя со стороны. Ты ж одиночка… Почему не привлёк никого из тех, кого защищал? Почему не проявил свои организаторские способности? … Они ж у тебя точно есть.

На этот раз курсант ответил быстро:

— Потому что мне с ними не по пути… А все эти тайные группы по интересам в ущерб остальных курсантам мне противны до глубины души, сэр… Если хотите знать, у меня тоже есть опыт. Я знаю, к чему они приведут… Или могут привести.

— Ну, и к чему же? — поинтересовался Беккет, желая сначала вывести курсанта на откровенность, а потом показать, где он ошибается.

Брод слегка занервничал. Беккет заметил в нем внутреннюю брань. Пришло ему на память и закрытое личное дело курсанта.

— Мне трудно с вами спорить, сэр… Там, откуда я пришел подобное попустительство закончилось гибелью 2 курсантов из спец-группы.

— Попустительство!? — возмутился Беккет. — Ваша группа далеко не первая, которую я курирую… Поверь мне, если Тассен или кто-то из его дружков нарушит правила, то сразу же поплатится за это!

Брод лишь покачал головой. На его лице читалась какая-то глубокая скорбь, будто он совершенно точно знал о каком-то плохом исходе и сознательно молчал или ходил вокруг да около.

— Сэр, вы заблуждаетесь. Коллективный разум всегда на шаг впереди одиночки — снова обтекаемо пояснил Брод. — Вот только и одиночки могут долго таить злобу в себе и потом выплеснуть ее так, что мало никому не покажется.

Беккету уже совершенно не нравилось развитие этого разговора. Он внезапно осознал наличие некоего двойного дна в проблеме, о котором раньше и не догадывался. Да, и среди преподавательского состава никто и не задумывался об одиночках и их проблемах, каково им переносить из года в год унижения от сокурсников. Беккет даже перебрал в голове несколько последних выпусков, но так и не вспомнил, чтоб кто-то из них как-то негативно проявил себя.

— Брод, ты заблуждаешься, и я сейчас тебе это обосную… За последние 3 моих выпуска не было ни одной проблемы ни с драчунами, ни с их жертвами. Все худо бедно трудоустроились и служат. Если бы был какой вопиющий случай, я б его запомнил — снизив накал эмоций и похлопав по плечу курсанта произнес Беккет.

— Скажите, сэр, откуда тогда «артефакты»? Есть ли по ним хоть какая статистика у вас?

Тема беглых из Патруля была скользкая, потому запретная для обсуждения, тем более с курсантами. Беккет вздохнул, убрал свою руку с плеча Брода и ничего не сказал. Сам он не считал, что о предателях стоит вообще поднимать тему, потому что был уверен, что драки и стычки во время учебы тут совершенно не причем. Беккет не стал дальше развивать этот ставший ему внезапно отчего-то ненужным спор. Брод провел рукой по фюзеляжу своей новой «Ласточки», посмотрел на блики и улыбнулся инструктору. Тот сразу понял, что он повторил все за ним, но сделал это без искренности, для галочки, скорее, чтобы просто поддержать командира.

Беккет на время оторвался от воспоминаний. Шаттл проехал тоннель, ведущий к космопорту. Он через смотровое окно заметил огни ангаров и взлеток. Космопорт на КСП Аламаха хоть и был крупнейшим в Патруле, но все равно проигрывал по размеру и масштабам оному на самой станции-столице Сектора. Нужный док, в кафе которого ждал его сын, был уже близко. Вот только впереди была пробка из более сотни подобных шаттлов. Начинались долгожданные каникулы у младших курсов. Все стремились побыстрее вылететь домой. Космопорт на КСП позволял сделать это бесплатно и без задержки. Хотя второе с учетом образовавшегося затора было под сомнением. Беккет снова погрузился в воспоминания.

На занятиях по взаимоотношениями с гражданскими дедуля Бек затронул тему нарушителей Конвенции и как с ними следует себя вести. По окончанию лекции курсант Бродерик подошел к нему и затеял странный спор:

— Сэр, с чего вдруг мы должны прекратить следовать протоколу в случае с явным нарушителем? Разве он не такой же житель Сектора вне зависимости от принадлежности его какому-либо межзвездному государству, пусть даже и не сотрудничающему с Патрулем?

Беккет, однако, быстро понял столь витиеватый и словно специально усложненный вопрос курсанта. Он улыбнулся, но ответил не сразу. Его правая ладонь коснулась седой бородки и погладила ее. Беккет думал, но делал это не долго.

— Любой житель Сектора вне его госпренадлежности, попавший в наше поле зрения, это либо капитан какого-нибудь межзвездного судна, либо администратор некой станции. И в том и другом случае он вполне себе ознакомлен с Конвенцией, иначе не получил бы автэнтикат на допуск к полетам.

— Но ведь гипотетические такое может быть, что некое государство «Н» не подписало Конвенцию, но их корабли летают по Галактике с обученными капитанами?

— Хех — крякнул Беккет, поняв куда клонит курсант. — Ишь куда махнул! … Пусть себе летают там, где мы не летаем. Но если к нам попадутся за нарушение, будут пенять на себя и свое недальновидное государство.

Брод всем своим видом показал, что не согласен с такой установкой. Беккет еще никогда не видел, чтоб курсант не принимал ответ от преподавателя, какой бы он ни был, но имел дерзость не соглашаться и выказывать это несогласие всем своим видом. Тот раз Беккет возмутился не меньше, но решил просто объяснить почему так надо поступать без исключений:

— Статистика, Брод, вещь неумолимая. Каждый год со служебных вылетов не возвращаются около 2-х сотен офицеров Патруля. И это только в нашем Секторе… Из моего богатого опыта минимум половина из них нарушили переговорный протокол и поддались соблазну быть снисходительными к нарушителю, включившему несознанку…

— Но ведь все корабли оборудованы базовыми ИИ, которые изначально обучались под Конвенцию, под ее соблюдение… Если даже капитан захочет избежать правосудия, его сдаст собственный электронный со-пилот. Разве нет?

Беккет не обратил внимания, что курсант Бродерик перебил его, уже зная о его некоем запредельном упрямстве, граничащим с нарушением субординации. Однако и время было уже к отбою, и разговор их проходил тет-а-тет. Беккет тогда не придумал ничего лучше, чем сказать:

— Эх, Брод, не знаешь ты на что способны некоторые нечистые на руку капитаны… Просто поверь мне — яблоко от яблони… Не спрашивай, как и почему, но если капитан с явным нарушением Конвенции или правил пролета темнит и валяет дурака — так и знай, что его корабельный ИИ ничем не лучше.

— Простите, сэр, но в это трудно поверить — все еще возмущался курсант.

Беккет положил руку на плечо Брода и строго посмотрел в глаза. Он собрал в одну точку весь свой накопленный опыт, всю боль за погибших на заданиях товарищей, за исчезнувших в прошлом друзей и проговорил медленно, тихо и, как-то очень по-отцовски, будто Брод был его 7-м сыном: