Страница 58 из 84
Затем он зачитал другой приказ, уже от своего имени. В нем он повелевал немедленно возвратить старым хозяевам все реквизированное имущество. Здесь аплодисменты раздались дружные. Это воодушевило Латкина, и на его помятом, усталом лице заиграла улыбка.
«Авантюрист чистейшей марки, — подумал о нем Потопов. — Из него, мне кажется, получится такой же губернатор, как из медведя праведник. Впрочем, посмотрим, посмотрим…»
А Гыч Опонь, буквально глядевший в рот Латкину, решил: «Что ж! Степан Осипович, дай ему бог здоровья, очень даже годится нам в губернаторы. Все же свой человек, где сыскать лучшего?..»
Примерно в таком роде рассуждали и остальные. Одни ждали выгодных подрядов, другие мечтали снова развернуться во всю ширь по торговым делам. У третьих руки чесались скорее вернуть реквизированное имущество. Новый губернатор не скупился на посулы и обещания, от своего имени и от имени союзников. Авторитетно заявил, что дни Советской власти уже сочтены: скоро будут взяты Котлас, Устюг и Вятка с Вологдой, а там Петроград и Москва. Его слова утонули в аплодисментах. Но потом новоявленный начальник повел разговор о мобилизации, потребовал солдат и продовольствия для войска.
— Нам необходимо немедля, — говорил он, — начать заготовку на зимний период для воинов хлеба, мяса, масла, картошки, сена, лошадей. С этого дня снова восстанавливается уездная управа, которая и займется этим делом. Разрешаю открыть частную торговлю. У коммунистов, комбедовцев и всех тех, которые теперь служат у красных, конфисковать все личное имущество на нужды армии.
— А как быть с крестьянином, если он не захочет дать продовольствие? — поинтересовался кто-то из присутствующих.
— Втолковать ему: союзники дают нам хлеб, сахар, чай… Завезем из Архангельска, всех снабдим досыта. А пока он пусть помогает.
— Церковь не останется в стороне, — заверил Потопов. — Но нас интересуют ваши планы на будущее. Разрешите задать вопрос.
— Прошу, — пожал плечами Латкин. В его планы не входило разводить дискуссии, однако с Потоповым нельзя было не считаться. За ним стояла сила, и значительная.
— Верующие, Степан Осипович, благодарят бога и вас за все! — поднявшись с места, начал Потопов. — Но наше общество хотело бы знать о планах на грядущее. Я имею в виду государственное устройство.
Латкин понимал, куда гнет Потопов, но не был подготовлен к ответу.
— Наша задача — уничтожение большевизма. Затем созыв Учредительного собрания. Пока трудно сказать, во что все выльется. Это будет решаться позже, в масштабах всей России, — пытался вывернуться он, но Потопов перебил:
— Мы за Учредительное собрание. Однако я веду разговор о нашем крае, жителях севера. Разве не пришло время иметь что-то вроде своей независимой зырянской республики?
— Как только мы окрепнем, отец Яков, и попрочнее встанем на ноги, отдельно соберемся поговорить по этому вопросу. А пока внимание всех надо направить на проведение мобилизации и обеспечение войска всем необходимым для ведения широких военных действий в условиях зимы. Повторяю, это главная наша задача…
Депутация деловых и торговых людей города преподнесла Латкину дары: солидную корзину коньяку и набор красных вин, разную снедь и закуски.
Гыч Опонь лично от себя преподнес губернатору жареного поросеночка на подносе, не забыв при этом шепнуть:
— Для тебя, Степан Осипович, не пожалею, целую свинью прирежу, только не забудь и меня, грешного. Помоги кирпичный заводик поднять и направить. Помнишь, обещал мне как-то…
— Ладно, не забыл, помню. Потом поговорим об этом, в свободное время, — постарался отделаться от него Латкин. Заметив Ладанова, горло которого было укутано теплым шарфом, он позвал его — Алексей Архипович, вы мне нужны!
Придерживая Ладанова под руку, Латкин отвел его в сторону и спросил о Керенской. Ладанов рассказал:
— Вскоре после вашего отъезда ее забрали и отвезли в Котлас, а затем, кажется, в Устюг, а что было дальше — не знаю. След утерян.
— Ну, а ваша жизнь как сложилась? Чем теперь думаете заняться?
— Я мечтаю трудиться на ниве просвещения, Степан Осипович.
— В школу?.. Вы же офицер. Кажется, в звании прапорщика?
— Так точно!
— Служили у красных?
— По мобилизации, господин губернатор!.. Как видите, я не ушел с ними, а остался вас встречать.
— Как же так получается? Красным служили, а нам служить отказываетесь?
— Разрешите быть откровенным. Устал я от войны. Ко всему прочему, я только что перенес болезнь и чувствую себя неважно. Разрешите работать в школе, учить детишек грамоте.
— В учителях теперь нет большой нужды, а вот офицеры нам нужны! — жестко заметил Латкин. — И если не хотите неприятностей, советую подумать.
— А в чем, позвольте узнать, будут состоять мои обязанности?
— Работать в моей личной канцелярии. Я направлю вас в особый отдел. — Латкин закурил английскую сигарету. — Надо полагать, красные оставили в городе своих агентов. Их следует выловить, изолировать. Ни один коммунист, ни один сочувствующий им не должен быть на свободе. Красную заразу будем вырывать с корнем!
— Быть карателем? — спросил Ладанов и заморгал испуганно. — Я не могу. Прошу, увольте меня, подыщите другого…
— Гм… А случайно вы не тайный агент красных? — недобро прищурился Латкин.
— Что вы, Степан Осипович! — замахал руками Ладанов.
— Господин губернатор! — приподняв рыжую бровь, поправил его Латкин.
— Простите, господин губернатор! Какой же я агент? Разве не я помог в свое время вам бежать от красных? Неужели уже забыли?
— Не забыл, но с тех пор много воды утекло. Вы служили у красных в военкомате и, как мне сообщили, состояли в сочувствующих.
По губам Латкина скользнула улыбка. В глазах проглядывало: «Что, струсил? Вот видишь, достаточно мне шевельнуть пальцем, и от тебя останется мокрое место…»
Ладанов стоял перед ним подавленный, беспомощный и уже не сопротивлялся.
— Ладно, потом поговорим! — снисходительно похлопал его по плечу Латкин. — Вижу, нездоровы. Можете идти домой отдыхать. А завтра, если будете чувствовать себя лучше, прошу зайти в мобилизационный отдел. Впрочем, можно прямо ко мне.
Ладанов смиренно поклонился. Он повернулся по-военному и направился к выходу, не дожидаясь окончания приема у нового начальника губернии.
С нетерпением ждала конца приема Суворова. Как только Латкин попрощался с Ладановым и тот вышел, Мария Васильевна проскользнула вперед и остановила Латкина на полпути.
— Степан Осипович, не узнаете? — игриво пропела она.
— Ах, дорогая Мария Васильевна! Неужели я снова имею удовольствие видеть вас?
Подхватив Марию Васильевну под руку, Латкин отвел ее в комнатку, где им никто не мог помешать, и, не столько потому, что соскучился по ней, а скорее по старой памяти, стал целовать ей пальчики.
— Степан Осипович, если бы вы знали, как я ждала вас, — шептала она, обдавая его горячим дыханием. И вдруг, будто спохватившись, спросила — Может быть, не надо было мне приходить сюда? А я, дурочка, только узнала о вашем приеме, бегом сюда, к тебе, милый друг!.. Ой, что я говорю! — закрывая лицо руками, смущенно прошептала она.
Но Латкин, бережно обняв ее, успокоил:
— Хорошо сделала, что пришла. А не пришла, я постарался бы найти тебя.
— Серьезно? Вы же сейчас такой большой человек, сказывают, губернатором стали.
— Губернаторы тоже умеют ценить женскую прелесть! — приглядываясь к ней, сказал Латкин.
Мария Васильевна, хотя и выглядела уже не такой, какой он ее помнил, все же была привлекательна.
— Рассказывай, как живешь? — мягко поглаживая ее руку, спросил Латкин.
— Ой, Степан Осипович! — пожаловалась Суворова. — Разорили до нитки, все отобрали. Муж теперь занимается извозом. А сколько слез я пролила за это время! Как бога ждала тебя, не теряла надежды, надеялась и вот наконец дождалась. Ты ведь мой ангел-избавитель?
— Конечно же, Маруся! Теперь я здесь, и ты можешь быть спокойна за свою судьбу. Мое сердце принадлежит тебе.