Иллюзионист

— Чёртовы идиоты. Ладно, забудь… Сейчас для нас главное — освободить пространство в твоём разуме.

— Это поможет мне с Клинком Памяти? — неуверенно уточняю я.

Капитан Арги пронзает меня острым взглядом.

— Чтобы использовать Клинок Памяти, нужно пройти испытание. Только робари может его активировать, но для этого ты должна контролировать свой разум, иначе не получится.

— Что будет, если я не справлюсь?

Арги приоткрывает рот и слегка качает головой.

— Ты не вернёшься.

Она ждёт моего ответа. А что тут сказать? Я знала, что за использование такой силы и возвращение мирной жизни в королевство после избавления от Фернандо нужно заплатить.

— С чего начнём?

— Помнишь ощущение, которое возникает перед тем, как ты проникаешь в чужое сознание? Вибрация в глубине костного мозга. Это пробуждение твоей силы. Используй это чувство. Найди воспоминание, от которого хочешь избавиться, и перенеси его в этот камень.

Она кладёт альман в центр моей ладони. Я позволяю взгляду расфокусироваться. Никогда бы в жизни не подумала, что такое возможно. Какие ещё знания о магии мориа были утеряны, когда от королевства остались лишь руины и наш народ рассеялся по разным землям? Кем бы я была, не проживи я десять лет со всеми этими украденными жизнями в моей голове. Звуки и лица нахлынули разом, и острое давление на лоб вынуждает меня рухнуть на колени.

— Их слишком много.

— Сосредоточься на одном.

Я присаживаюсь на корточки рядом с ней и закрываю глаза, вслушиваясь в отрывистую мелодию её голоса. Одно из воспоминаний Верналя — сборщика налогов — появляется перед глазами, и я погружаюсь в него.

Я стучусь в дверь, но никого нет дома. Обхожу вокруг, заходя на задний дворик. Слышу шуршание, а затем хныканье.

— Я знаю, что вы там! — кричу я.

Отхожу в сторону, и Тельмо вышибает дверь. Мужчина вскрикивает, закрывая собой ребёнка. У меня нет на это времени. Если мы не набьём мешки деньгами к вечеру, то не сносить мне головы. Я жду у двери, пока Тельмо обыскивает дом.

Шесть песо и один песито.

Я ощущаю странное покалывание в затылке. Мои глаза распахиваются. Камень в руке пульсирует новым воспоминанием.

— Всё, оказывается, так просто. — Мой голос надламывается. Злость когтями вскарабкивается по позвоночнику. — Я потеряла столько лет…

— Теперь ты здесь. Твой разум исцелится, Рената. — Арги направляет мои руки, пока я не нащупываю в холодном песке новые кристаллы. — Ещё раз.

Я сажусь и зажимаю альман между ладонями. Извлечение воспоминаний одно за другим прожигает кожу, возвращая в прошлое, которое я хотела бы забыть. Я вижу всё:

Мальчика, бегущего по лабиринту дворцовых подземелий, проходы которого становятся всё уже и теснее.

Пожилую женщину на улицах цитадели Кресценти, подбрасывающую в воздух рис на чьей-то свадьбе.

Мужчину, который не может пошевелиться и лишь издаёт жуткие вопли. Лицо судьи Мендеса — последнее, что он видит перед тем, как всё погружается во тьму.

Горничную, меняющую постельное бельё принца Кастиана, и вдыхающую запах простыней.

Бунтарей в лесу, размахивающих древним флагом королевства Тресорос.

Деревню, горящую под звёздным небом после прихода Чистильщиков.

Мятежников, сражающихся в Риомаре.

Незнакомца, перескакивающего через трупы, разбросанные по улице.

Девочку, взвывшую от отчаяния при виде горящего города.

Жрицу, стоящую посреди руин своего храма.

И так далее. Одно воспоминание за другим. Каждый момент выплёскивается из моего разума в альманы, и я закапываю их в песок. Мои ногти уже почернели от пыли и поломались. Указательный палец кровоточит из-за оторванной кутикулы, и кровь пузырится над крошечной ранкой. Я вытираю её о рубашку.

— На сегодня хватит, — говорит Арги, опуская ладонь на моё плечо. — Потом будет проще.

— Я не чувствую разницы, — признаюсь ей.

А чего я ожидала? Что сама Госпожа Теней явится из храма и похлопает меня по плечу? Что меня окружит сияние, и я превращусь во что-то новое? Вместо этого я, вспотевшая и трясущаяся, сижу на коленях, а руки все в песке… да и всё остальное тоже. Я падаю на спину, дыша часто и поверхностно.

— Даже Госпожа Теней не смогла бы исцелить тебя за полдня, — упрекает меня капитан.

— И что теперь делать со всеми этими камнями? — Я поднимаю один и смотрю на мягкое пульсирующее свечение внутри.

— Что хочешь. Можешь выбросить в море. Или раскидать вокруг храма. Или оставить здесь. Что бы ты с ними ни сделала, они станут подношением нашей Госпоже.

Я выстраиваю из нескольких альманов башенку.

— Кто тебя этому научил?

Арги со стоном опускается рядом. Она подносит флягу ко рту, а затем предлагает мне. Минеральная вода из бурного водопада за храмом — это лучшее, что когда-либо пробовали мои пересохшие губы.

— Я сама научилась, — отвечает капитан. — Мой отец был пехотинцем в меморийской армии. Он погиб, сражаясь с захватчиками с Ледяных островов, ещё до моего рождения. Он тоже был робари. Моя мать умерла вскоре после родов, тяжело заболев. К тому времени на границах уже было неспокойно. Робари встречались редко, и всех нанимал на службу король Умберто Меморийский. Когда мне было тринадцать, на полпути во дворец я остановилась в одном городке на границе Пуэрто-Леонеса и Мемории. Аптекарю нужен был ученик, и я осталась с ней, чтобы обучиться её ремеслу. Только после встречи с Илланом я получила доступ к некоторым древнейшим книгам из меморийских архивов и познакомилась с другими робари.

Дрожь в моём теле начинает проходить, пока она говорит. Есть что-то успокаивающее в её голосе и в том, как она рассказывает свою историю, позволяя шрамам — меткам — вспыхивать. Интересно, как она выбирает, какие из них оставить на коже?

— Как ты познакомилась с Илланом? — спрашиваю я.

Капитан Арги фыркает.

— Как во всех великих историях любви, он спас меня из тюрьмы.

— Тюрьмы? — Я приподнимаюсь на локтях. — В чём тебя обвинили?

— В мою аптеку пришла женщина с младенцем. Мальчик родился со слабым сердцем, которое нельзя было вылечить ни магией, ни лекарствами. Мать была убита горем. Она обвинила меня в том, что я своим проклятым даром навредила малышу. Тогда ещё магия не была запрещена, особенно в приграничном городке. Но я всё равно попала под стражу, наряду с другими мориа, обвинёнными в тех или иных преступлениях, а Иллан нас спас.

Я вспоминаю все эти указы, которыми Правосудие объявило магию мориа вне закона. Вот так годами они очерняли нас.

— Сколько тебе тогда было?

— Шестнадцать. Я не верила, что кто-то за мной придёт. Мориа тогда ещё не пытали, по крайней мере, не в такой захолустной деревушке, как Сан-Лита. У нас были проблемы посерьёзнее — например, прокормить население во время сильнейшей засухи за последние сто лет. Но даже тогда мориа были повсюду. Некоторое время мы жили под властью Пуэрто-Леонеса, рассеявшись по всему королевству. Иллан был одним из послов короля Умберто в Пуэрто-Леонесе. Однако на самом деле Иллан подготавливал восстание Шепчущих с несколькими ближайшими соратниками, мечтая, что настанет день, когда Мемория вернёт былую славу.

Её смех полон горечи, в нём слышится скорбь и боль разбитого сердца.

— Мы были молоды, он казался мне идеалом. Я любила его за ум, за горящие глаза. Он предложил мне присоединиться к меморийскому посольству, и я согласилась. Никому из наших не пожелала бы того, через что мне пришлось пройти. Он привёл меня во дворец, и меня сразу же привлекли к делу.

Внутри меня всё похолодело.

— Ты стала частью Руки Мориа?

Рука Мориа — это коллекция из пятерых мориа короля Фернандо, по одному с каждым видом дара. По крайней мере, раньше у него был полный комплект. Он проводил на них эксперименты, и на мне тоже собирался.

— Нет, — мрачно отвечает она. — Рука появится позже. Моим задание было защищать принцессу Галатею. Она была всего на пару лет старше меня, и оказалось, что мы обе робари. Именно я передавала любовные записки между ней и Фернандо. Иногда я пытаюсь представить, что было бы, если бы я отказалась это делать, если бы напомнила ей о приличиях… Но невооружённым глазом было видно, что они двое как горящие кометы, летящие навстречу друг другу. Им было плевать, если весь мир взорвётся. Вряд ли кто-то мог представить, к чему это приведёт. Я похоронила её здесь.