Замуж в наказание

– Потому что сейчас ты не можешь…

Вроде бы повторяю его же слова, но мы же вдвоем понимаем, что перекручиваю.

Ходим по лезвию. Режем ступни. Раны пока терпимые, но кровь идет.

– Мы с Бекиром много говорили. Он совсем не плохой парень, но есть нюансы. Я предупреждал его, что если он хочет по-настоящему блестящего будущего, кое-что нужно в себе обуздать.

– Теперь блестящего будущего уже не будет, я правильно понимаю? Юристу сложно, имея судимость… Да и как он уважение вернет? Если до суда дойдет, как ты сказал…

Я задаю вопросы, возвращаясь к Айдару взглядом. Они не нуждаются в ответе. Он и не собирается.

Смотрит на меня и я вижу, как обуздывает своих чертей. Я точно знаю, что в нем они живут. Их много. Во мне тоже. И тоже стоит обуздать.

Становится стыдно за злость, которую я испытываю почему-то по отношению к Айдару. Это не он заварил кашу.

Позволяю себе заметить во взгляде мужа усталость. Внутри что-то ломается. Сдаюсь и запрыгиваю на нашу с ним льдинку посреди океана.

Обвиваю руками туловище. Отмираю и тянусь губами к его подбородку. Поцеловав, шепчу:

– Прости.

На него это действует. Закаменевшее тело чуть-чуть расслабляется. Он даже дышит иначе. Мы находим друг друга губами и снова целуемся, как в коридоре.

Нам нужно друг друга держаться. Обязательно.

– Я знаю, что тебе сложно. – Теперь его слова воспринимаются не вштыки. Я киваю. К горлу подступают слезы, утыкаюсь в шею и ползу руками по груди к шее.

– Страшно за него… – Признаюсь, чувствуя поцелуй на виске. – И за родителей… Я знаю, он плохого не хотел…

– Я не думаю, что он хотел плохого. Но за некоторые ошибки приходится платить. Возможно, за эту ему все же придется.

Пальцы Айдара перебирают рассыпанные по моей спине волосы. Ничего не изменилось к лучшему, но глаза почти сразу высыхают. Я знаю, что мне предстоит пожить какое-то время в шторме. То вера в лучшее, то смирение с неизбежным, то страх перед самым ужасным. Сейчас я в смирении.

– Как думаешь, есть шанс, что его просто отпустят?

Наверное, этот вопрос не стоило бы задавать, но поздно.

Меня успокаивает размеренное биение сердце Айдара. Его запах и тепло. Отрываюсь от шеи, запрокидываю голову и ищу глаза.

Ответ читаю по ним же. Всё плохо.

А потом слышу правдивое, в отличие от папиного:

– Нет, Айлин. Такого шанса нет.

Глава 38

Глава 38

Айлин

Сегодняшнее утро началось со звонка подруге – я поздравила Лейлу с Азаматом с первой годовщиной семьи и пожелала, чтобы жизнь всегда была с ними ласкова.

Именно ласкова. Когда в собственной – сплошная жесть, для ближайшей подруги хочется лучшего.

Я непременно завезу Лейляше подарок, но вечером. Потому что дальше я собираюсь и еду к маме.

Первый суд прошел не так, как хотелось бы мне и моим родителям. Бекира оставили под арестом, хотя я слышала, как мужчины возмущались (и я с ними полностью согласна): почему бы не назначить хотя бы домашний арест?

Судья как будто за что-то на брата разозлился. А может быть я просто придумываю и ничего не смыслю в праве.

Но факт в том, что брат и дальше находится в СИЗО. Его адвокат оспаривает меру пресечения, папа ходит темнее тучи, а мама никак не может вернуть себе полное самообладание.

Мы с отцом за нее боимся, хотя друг другу в этом и не признаемся. Мне нужно готовиться к экзаменам, у меня есть свой дом, который нуждается в уходе. Свой муж, у которого, подозреваю, проблем не намного меньше, чем у нас, но я забрасываю всё, определяя своим приоритетом ее состояние.

Приезжаю утром и провожу с ней дни. Пытаюсь отвлечь и заверяю, что всё будет хорошо.

Веду себя, как папа.

Это Айдар может позволить себе разбрасываться правдой. Мы – нет. Да и то…

Я не уверена, что мой муж всё правильно понимает. Я не верю в то, что Бекир систематически делал плохие вещи.

Иногда очень аккуратно спрашиваю у мамы, с каких пор он ходит по клубам, неужели забросил изучение Корана? Не замечала ли она в нем изменений?

Она на все отвечает кажущимся мне очень честным: да нет… О чем ты, кызым? Бекир каким был – таким и остался! Бывало, гулял, конечно, но намного чаще задерживался на работе допоздна. Но это же работа, кызым! Айдар-бей ведь тоже наверняка задерживается!

В такие моменты я киваю и молчу.

Да. Айдар-бей тоже задерживается. Скрывает от меня многое. О чем-то я сама не спрашиваю. Но атмосфера вокруг нас накаляется так сильно, что даже я уже просто не могу не замечать.

Мне понятно, почему он сказал, что мы не можем вмешиваться. Летят головы ужасно богатых и влиятельных людей. Я знаю, в чьих руках ссекающий их серп. И я не отказываю мужу в праве добиваться справедливости, но… Я не могу отделаться от мысли, что Бекир – это не случайное совпадение, а подстава. Рычаг, с помощью которого на Айдара хотят надавить.

Таких, наверное, много. Но только этот касается лично меня.

Подобные размышления я в основном оставляю при себе. Ни с кем не делюсь. Когда папа пытается вывести меня на определенного рода разговор, строю дурочку. Чувствую себя хорошей женой, но всё равно предательницей. Меня с детства учили, что нет ничего важнее семьи. Даже воспоминания о том, как со мной эта семья поступила, не дарят облегчения от вроде как сладкой мести бездействием. Душа просит что-то делать, чтобы помочь Бекиру, а не отнекиваться.

Я вижу, как сложно маме. Вижу, как стареет отец.

Их единственный сын, главная надежда и гордость попал в историю, в которую вполне мог вляпаться каждый третий парень. Но одно дело каждый третий, а когда свой…

Мы живем от надежды к надежде. Наша следующая – это добиться изменения меры пресечения. Мама верит, что на сей раз всё будет хорошо. Папа держит интригу. Я просто молчу. У Айдара уже тоже не спрашиваю. Мы с мужем не касаемся темы. Мне кажется, даже друг от друга держим дистанцию. Не критично, но ощутимо.

– Кызым…

Слышу оклик, вздрагиваю. Я засмотрелась на вид за нашим кухонным окном. Отпускаю тюль и поворачиваюсь к маме. Она мне улыбается. Я в ответ тоже.

В душе давно ничего не ворочается. Я не нуждаюсь в прощениях, слезах и признаниях, что со мной поступили ужасно.

Случившееся с Бекиром для меня обнажило мамину ранимость. Она и по мне вот так убивалась, я же знаю. Мне не легче от мысли, что ее можно было бы еще помучить.

Подхожу. Она дует на лопатку, держа под ней ладонь, а потом протягивает мне. Я послушно пробую мясную подливу к обеду.

– Очень вкусно, – отвечаю честно и с улыбкой. Мама расцветает. А я снова думаю, что она живет на чистой вере.

Если не дай бог Бекира не отпустят, она снова уйдет на дно.

Правда и на брата я уже тоже не злюсь. Сложно злиться на родного человека, когда знаешь, что ему сейчас плохо. Я уверена, что СИЗО – это не курорт. По коже озноб от мысли, как ему там находиться.

Айдар сказал, он объяснил моему отцу, что нужно делать. Я не уточняла деталей ни у одного, ни у другого, но мне кажется, отец пытается договориться с парнем, получившим ранение. Не знаю, удастся ли. И что это даст – пока тоже.

Мы с мамой слышим, как к дому подъезжает машина. По гулу мотора узнаем папину.

Мама начинает сильнее суетиться, а я пытаюсь перебороть волнение. С папой легче не становится. Я чувствую себя виноватой. Не оправдавшей надежды. Не способной повлиять на мужа.

Ох…

Щеки вспыхивают. Я уверена, что не имею право на него влиять, а родные хотят сделать так, как удобно, а не правильно. Но сказать это язык не повернется. На кону жизнь их сына и моего брата. Я их прекрасно понимаю.

А сама никому не пожелала бы оказаться на собственном месте.

Папа заходит в дом, мама идет ему навстречу.

Сердце колет. Я в последнее время к Айдару вот так не выбегаю. Чувствую себя кругом предательницей. И этой семьи, и той…

Сама навстречу не тороплюсь.

Останавливаюсь в дверном проеме. Мы обмениваемся с папой кивками. Я всегда отвожу взгляд первой и довольно быстро. Мне кажется, он ждет, когда я попрошу его поговорить наедине. Но я не прошу. Муж сказал, что мы не вмешиваемся.