Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 17

Хозяин, увидев знакомого клиента, поднялся навстречу

– Здравствуйте, господин…

– Как поживает большой господин?

– Все хорошо, спасибо. Ла сейчас свободна?

– Нет, к сожалению, Ла здесь нет.

Звякнул звонок

– А где же она?

– О, она ушла повидаться с родителями, которые приехали к ней из деревни. Ла очень хорошая дочь, господин.

Воронцов в этом и не сомневался, вопрос в том, что она им скажет. Может быть, что и правду. Местные девушки – к такому роду заработка относились вполне нормально, местным неведом стыд от секса, испытываемый христианами, для них это – такое же отправление естественных надобностей, как и любое другое. Боялись только заразиться – дурные болезни принесли с собой французы и сейчас они тут процветали.

– С вашего позволения осмелюсь предложить вам другую девушку, ее зовут. Ша и она из той же деревни. Она очень чистая, господин, только недавно приехала из деревни. Очень чистая, сифилис нет, ничего нет…

Капитан посмотрел на часы.

– Хорошо, давайте. Боюсь, у меня немного времени…

Ша и в самом деле была хороша, хотя на вид ей было четырнадцать, не больше. Настоящая фарфоровая статуэтка, в национальном костюме, но с западным макияжем. У нее были миндалевидные, раскосые глаза – скорее всего, не чистая вьетнамка, метиска.

Она поклонилась, как это и было положено и повела русского капитана в свою комнату узким, извилистым коридором в бесконечном лабиринте лавок. Когда они пришли – она снова поклонилась и показала на нечто среднее между операционным столом и кроватью. По крайней мере, здесь было чисто, в уголке – раскуривались какие-то благовония и стояло небольшое мандариновое дерево…

– Как тебя зовут? – спросил капитан по-французски

– Меня зовут Ша, господин – ответила девочка и поклонилась. Она не торопила клиента, как это делают доступные женщины в других частях света. Здесь, на Дальнем Востоке вообще не принято было торопиться, жизнь текла неторопливо и неостановимо, как река.

– Откуда ты родом?

Ша назвала деревню совсем недалеко отсюда. Почти пригород. Скорее всего, действительно в ней есть французская кровь…

Капитан сделал серьезное лицо

– Ша, я могу тебе доверять?

– Доверять, господин? – она не поняла вопроса или сделала вид, что не поняла.

– Ты никому не будешь говорить, что мы с тобой тут делали?

– Конечно, господин. Я никому ничего не скажу.

Надо сказать, что в отличие от западных людей – местным было почти неведомо такое понятие как ревность. Про верность – тоже мало кто что слышал.

Капитан достал несколько бумажек – тысячу пиастров

– Вот, возьми. Ты посидишь здесь тихо, пока я схожу кое-куда. Очень тихо, как будто я здесь. И потом – никому не скажешь, что я уходил, поняла?

В ответ девушка… заплакала.

– Что случилось?

– Ты меня не хочешь? Ша некрасивая?

Господи… Такое возможно только в этой стране… несчастной, попавшей в тиски глобального противостояния стране.

– Ша очень красивая

– Но почему ты тогда не хочешь со мной?

– Послушай… – Воронцов порылся в кармане… он всегда носил что-то вроде подарков на случай, если надо установить контакт с кем-то из местных. С детьми… с женщинами… он помнил, что большая часть преступлений совершается на глазах кого-то, и эти «кто-то» чаще всего или женщины или дети… и если проявить доброту к ним, то можно узнать много интересного, что никто другой не скажет. Он нащупал небольшую серебряную брошь… настоящую брошь из черненого серебра, причем не местной работы, а русской. Для детей у него были леденцы и конфеты, для женщин – вот такие безделушки – послушай… вот, возьми.

Ша с удивлением, смешанным со страхом, смотрела на подарок

– Но я… ничего не сделала для тебя.

– Все равно, это тебе.

Ша соскочила со своего места, схватила брошь, откуда-то моментально появилось зеркало. Поистине, все женщины одинаковы.

– Ла говорила, что ты очень добрый… не такой как другие иностранцы… – задумчиво произнесла она, приколов брошь на свое дешевое крестьянское платье.

– Да, но у меня есть здесь дела, понимаешь? И я не хочу, чтобы о них кто-то знал. Никто, понимаешь? Ведь Ла не говорила тебе, что у меня тут дела, верно?





– Нет, не говорила – задумчиво сказала девушка.

– И ты не должна говорить. Поняла?

– Поняла… тем же тоном сказала она.

– Вот и хорошо.

– У тебя есть жена? – вдруг спросила Ша

– Да, есть. Но она очень далеко.

– Она наверное очень счастливая… – мечтательно сказала Ша – как в кино.

– Она очень скучает – сказал Воронцов – потому что я здесь, а она там. Мы очень долго не виделись…

– А можно, я буду твоей женой здесь!?

Дело сворачивало на обычную тропу

– Нельзя – придумал капитан на ходу – здесь моя жена Ла.

– А разве у тебя не может быть двух жен?

– Нет. У нашего народа так не принято.

Лицо женщины, почти девушки – поскучнело

– Ну, хорошо… – сказала она – но если Ла тебе надоест, я хочу быть твоей женой

– Хорошо – с облегчением сказал капитан – а теперь сиди здесь тихо.

Воронцов тихо вышел из каморки, которую занимала девочка Ша, без клиентов подрабатывающая в одной из лавок. Было сумрачно от крыши, тоскливо, под ногами – была грязь, пахло затхлостью и гнилью, даже сильный запах пряностей – не мог это перебить.

И было тяжело на душе. Как всегда было в такие моменты. Индокитай – был первым его заграничным назначением, и, как оказалось – это надолго. Он не был уверен в том, каким он был до того как попал сюда – но точно не таким как сейчас.

Место, в котором они встречались с агентом, было совсем рядом. Нащупав рукой противную, пластиковую рукоятку револьвера – капитан шагнул внутрь и понял, что агент уже здесь. За пеленой занавеси. Слабый запах сигарет Голуаз, очень крепких выдавал его – Воронцов не курил, и потому хорошо чувствовал сигаретный запах.

Само по себе то, что агент курил французские сигареты – говорило о том, что он человек не бедный. Возможно, он тратил на это часть денег, которые давал ему капитан. Интересно, как он не провалился – в сопротивлении даже минимальные признаки богатства или причастности к западной культуре вызывали подозрения. Курение сигарет было одним из таких признаков.

– Я здесь, – сказал капитан по-французски, усаживаясь на стул.

– Вы опоздали – глухо ответил ему агент на том же языке

– Были дела.

Молчание.

– У вас есть что-то для меня?

– Да есть – сказал агент.

Снова молчание. До этого – агент никогда так себя не вел. Это было похоже на полицейскую игру, на допрос.

– Если у вас есть что-то сказать, я слушаю.

– Я хочу сказать, что мне нужны деньги.

– Я принес вам деньги.

– Мне нужно больше. Много денег.

– Сколько?

– Один миллион гонконгских долларов. И паспорт. Я хочу уехать.

Капитан Воронцов подумал, что агент психологически сломался – такое иногда бывает. Долгая двойная жизнь мало кому по плечу, ее выдерживают единицы. Среди таких уникумов Евно Азеф, который одновременно был и агентом полиции и главой Боевой организации эсеров, главной террористической организации в стране. Этот не сломался… даже когда его раскрыли. Сломались его товарищи… именно с раскрытием роди Евно Азефа начался распад организации эсеров: большинство из тех, кто искренне верил, когда предал Азеф поняли, что верить больше нельзя ни во что…

Если агент сломался – его надо успокоить. Вселить в него уверенность. Только не так то просто это сделать, если даже не видишь его глаза.

– Это очень большая сумма. Очень большая.

– Я скажу вам многое за это.

– Никакие слова не стоят миллиона гонконгских долларов.

– Эти – стоят. Это может изменить ход войны.

Возможно, несколько лет назад капитан и поверил бы. Тогда он был таким же, как все офицеры русского флота… немного наивным, верящим в товарищество и честь. Но не теперь. Теперь он подумал, что агент хочет вытащить из него аванс… тысяч сто или хотя бы пятьдесят и сбежать.