Страница 71 из 145
Инженер решил прервать терзавшие сердце размышления. Он чисто по-человечески, по-христиански любит людей в Кречетовке, жалеет несчастных и против людских мучений и страданий. Единственное, что хочет, так это военного разгрома Красной Армии. А последующая смена власти, социального строя, того режима, называемого советским и большевистским не его ума дело. Арнольд только за проигрыш России в войне, мыслит как чисто военный разведчик и задача у него простая.
И потому, перво-наперво следовало найти способ известить завербованного человека в оперативном пункте ДТО. Что по приближающей ночи выполнить нелегко. Впрочем, в распоряжении инженера мотоцикл Л-300 «Красный октябрь», с сигнальным рожком на рулевой стойке. Но тот стоит у проходной к корпусу ПТО, да и ключи зажигания у дежурного по депо. «Ленинградец» предназначался для курьерских надобностей, и в том числе для оперативной доставки поездных бригад. Инженер по оборудованию пользовался мотоциклом для объезда удаленных пунктов депо. Таковым и являлся участок оборотного депо, расположенный в горловине южной горки. Собственно, это пункт малого технического осмотра не приписанных к парку депо транзитных паровозов. Оттуда можно по кратчайшему пути добраться до хутора, где и обитал боец-осведомитель.
Оказавшись в квартире, Роман Денисович спрятал одну бутылку водки в шкаф, другую оставил в прихожей. Потом, не снимая верхней одежды, даже не помыв рук, залив из ведра чайник, поставил кипятиться на керосинку. И только после этого позволил себе расслабиться. Прошелся по осиротевшим без хозяйки комнатам, еще хранившим такой родной запах жены. Машинально прибрал некоторые вещи, оставленные ею, но теперь не нужные. Пожитки еще сохраняли уж если не тепло Таниных рук, то определенно благотворные флюиды супруги. Так, в странном отрешенном состоянии, горестно вздыхая, словно прикасаясь к жене, подержал их малость. Потом прошел на кухню, обозрел шкафы с посудой и утварью, отметил для себя — вот ее любимая тарелка, чашка, ложка. Вот ножик, который ловко мелькал в руках Татьяны при разделке овощей, взял, потрогал ногтем острое лезвие. И уже по-деловому стал приготовлять бутерброды с конской колбасой. Буханка хлеба уже порядком зачерствела, нож с хрустом врезался в крошащуюся корку. «Ничего, пойдет, сгодится, не баре…» — подумал инженер привычно, по-советски, и в ожидании кипения чайника присел на кухонный табурет. Но потом встрепенулся, выложил на стол Walther и разобрал оружие на составные части. Поискал внизу шкафчика кусок ветоши, там же нашел маленькую масленку и, сгорбясь над столешницей, стал медленно протирать пистолет. Задумался…
И почему-то вспомнился Hauptkadettenanstalt — да, именно Королевская прусская главная кадетская школа Гросс-Лихтерфельде на Finckensteinallee.
В декабре девятьсот второго на виленский адрес дядюшки Густава пришла странная телеграмма из самого Берлина. Отправителем являлся полковник Георг Людвиг фон Арнольд, как выходило, — дальний родственник по отцу. Полковник сослался на благоприятные для них обстоятельства и просил адресата подтвердить местонахождение, для получения заказного письма, в котором и последуют остальные разъяснения.
Разумеется, фрау Кристина и двоюродный дед Густав Брандт оказались в редкостном замешательстве, — что бы это значило… Уж не наследство ли, какое объявилось со стороны давно забытого представителя семейства Арнольдов? Оставалось только ждать и гадать, и строить всевозможные радужные иллюзии по поводу: то ли нагрянувшего счастья, или наоборот, неких неприятных осложнений. Кстати, предусмотрительный и педантичный Густав Брандт прежде уже списывался с отдельными представителями рода Арнольдов, но так и не получил сведений о тайном родственнике миллионщике… Стыдно даже подумать… но дед не был побирушкой, но упорно искал к кому обратиться фрау Кристине за поддержкой в случае, не дай бог, постигнет новая беда…
Фрау Кристина поспешила дать ответную телеграмму. И вскоре почтовый курьер доставил увесистый конверт, запечатанный сургучом.
Письмо было пространным… Георг фон Арнольд сообщил, что после недавний смерти отца — генерала Карла Арнольда, разбирая ремарки старика, заинтересовался судьбой одного провинциального мальчика, дальнего родственника из Гумбиннена. Отца же генерала, служившего в тех краях, поразила завидная приверженность ребенка прусскому военному духу. Тот упомянул и о колючках-эполетах, и маршировке на задней лужайке поместья, и оловянной армии юного Альберта.
Полковник Георг Арнольд списался с другом-однокашником командиром фузилерского полка в Гумбиннене. Тот сообщил о бедствия постигших семью Арнольдов и дальнейшей судьбе вдовы и сына. Сам Георг Людвиг фон Арнольд имел прямое отношение к прусским военно-учебным заведениям, поэтому учитывая склонности мальчика, которому скоро исполнится пятнадцать лет, обещал протекцию для поступления в Главную прусскую кадетскую школу в пригороде Берлина Лихтерфельде.
Таким образом, полученное предложение оказалось крайне заманчивым. Ведь окончив с успехом четыре старших кадетских класса, что равнозначно среднему гимназическому образованию, юноша зачислялся в специальный класс — Selecta, для прохождения полного курса военной школы. По завершении коего, кадеты выпускаются для несения воинской службы непосредственно лейтенантами, уже без стажировки фенрихами в воинских частях. Завидная перспектива — лейтенант в двадцать лет…
Чего большего желать бедной «бесприютной» вдове и сыну-подростку, излишне самолюбивому профессорскому отпрыску… А мальчик и был таким, в душе Альберт считал себя исключительным, рожденным уж если не для великих, то, во всяком случае, ярких дел. И вот теперь, как минимум, юнец видел себя в будущем генералом, молодым генералом, блестящим генералом германской армии. Что тут еще сказать, по-русски звучит удивительно метко — «мечтать не вредно…»
Арнольды телеграфировали согласие. Получив ответное письмо с приглашением и детальной инструкцией, что нужно до приезда в столицу, Альберт с матерью покинули благословенную Вильну. Поначалу заехали в Гумбиннен, встретились там с полковником Герхардом фон Беккером. Усатый вояка с «пекарской» фамилией приветливо принял семейство и уверил в том, что однокашник Георг фон Арнольд — твердо держит собственное слово и на него можно всецело положиться. Потом они заехали в Кенигсберг, чтобы заручиться необходимыми выписками и прочей канцелярской документацией для поступления Альберта в кадетский корпус.
Через неделю, мать и сын покинули пределы родных восточных земель (Ostgebiete des Deutschen Reiches), выехав пополудни на проходящем через Кенигсберг шикарном петербургском поезде «Nord Express». В Германии железнодорожники не менее скрупулезны, нежели в имперской России, — по времени остановок, указанном в расписании поезда, можно было в точности сверять часы.
И вот, промозглым мартовским утром девятьсот третьего года Альберт и фрау Кристина ступили под сень поднебесных дебаркадеров Schlesischer Bahnhof. У трехэтажного портала «ворот на Восток» их уже поджидал блестящий черным лаком Mercedes 35 PS с усатым фельдфебелем, который безошибочно определил Арнольдов в толпе пассажиров, приехавших в столицу. Стеснительно усевшись в мягкое ландо автомобиля, еще не обвыкшись, под косыми взглядами прохожих они ощутили себя великосветскими персонами.
С моста Шиллингбрюке открылась полноводная Шпрее, а прямо по курсу маячила кирпичная алтарная башня церкви Святого Фомы. У Альберта дух захватывало… Мерседес объехал южный портал кирхи, по улице Ангелов помчал к центру, приезжие с восторгом разглядывали быстро менявшиеся панорамы берлинских улиц.
Полковник Георг Людвиг фон Арнольд на деле оказался вовсе не радушным и даже не общительным человеком. Русской хлебосольностью здесь не пахло. Семейство встретил сухой педант, типичный прусский военный чиновник, в полном смысле слова функционер, но и человек долга. Благодаря частным связям, фон Арнольд в один день подобрал дешевое жилье в Лихтерфельде, чуть ли не рядом с кадетским корпусом. Потом быстро уладил формальности со справками и свидетельствами. После чего передал с рук на руки офицеру-порученцу, который и помог семейству вселиться, а потом сопроводил Альберта в канцелярию корпуса, перепоручив дальнейшую судьбу мальчика пожилому гауптману Курту Даквицу, исправно тянувшего лямку штабного письмоводителя.