Кровь в пыли

— Клятва крови, — рычит он мне в рот с заряженным дыханием, поднимая меня с пола, как пещерного человека, которым он и является, так что мы оба встаем. Он прижимает меня к стене. Этот великолепный, грубый, сломленный, чувствительный монстр мальчик-мужчина ненавидит, когда мужчины шлепают меня, но не делай ошибок — он любит причинять мне боль. — Заставь меня истекать кровью, Прескотт.

И я делаю. Я заставляю его истекать кровью. Я прикусываю кончик его языка, медленно тяну, беру его шершавый язык в рот и посасываю его с долгим хриплым стоном, который щекочет мою грудь, покалывает в животе и заканчивается взрывом между ног. Интенсивность его прикосновений настолько опьяняющая, словно он лизал меня сверху донизу. Мы уже преодолели столько преград, и у меня есть еще одна, чтобы сбить его с ног.

Секс.

Ему нужно взять меня, как и остальные. Это было бы величайшим предательством Годфри.

— Клятва крови, — повторяю я с энтузиазмом, наши губы сплетаются, никогда не расставаясь, никогда не прощаясь. Жадно. Ненасытно. Отчаянно.  — Мы вместе, Бит, малыш. Трахни меня.

Да. Трахни меня. Вопреки приказам. Вопреки логике. У чертовой стены.

Его язык лихорадочно кружит вокруг моего, его рот падает на мою шею, скользя вниз. Он облизывает чувствительное место за моим ухом и движется вниз, чтобы укусить меня за грудь через ткань моего платья, оставляя мурашки по коже настолько сильными, что я дрожу, как ломкий лист. Он оставляет за собой след той липкой крови, которую он слизывал с моих губ каждым прикосновением языка. Я чувствую, как моя влага стекает по внутренней стороне правого бедра, ползет к колену, мое тело умоляет о каком-то действии.

— Разве ты не охренела после того, что они с тобой сделали? — рычит он. — Разве ты не боишься секса?.

Я хватаю одно из его запястий и направляю его руку на внутреннюю поверхность бедра, двигая ею вверх и вниз по моей промокшей плоти. — Могу ли я подделать это, Бит? Можешь ли ты симулировать похоть?

— Почему ты? — Стон, очень похожий на мольбу, заставляет его грудь дрожать, когда он прижимает меня к стене, поднимая меня так, что мои ноги обвивают его талию, его набухшая, сердитая эрекция захватывает меня между его огромными руками. Теперь он прижимается ко мне, и его сила воли, чтобы сопротивляться мне, иссякает. Каждый легкий толчок его бедер забивает еще одну булавку в его шкатулке самоконтроля.

— Я могу иметь любую киску в мире. . .а единственная, которую я хочу, так же ядовита, как ядовитый плющ.

— Бит. — Я прикасаюсь ртом к его соленой коже. Я понятия не имею, что я лижу с завязанными глазами. Это даже больше возбуждает. — Ты можешь взять меня. Мы могли бы иметь все это. У меня есть деньги. Мы можем трахаться и убежать, начать все сначала и оставить этот бардак.

Думаю, Нейт слишком пьян, чтобы даже понять, что я только что предложила, потому что он рычит и дергает ткань моего серого платья, желая раздеть меня донага, но слишком пьян, чтобы знать, как это сделать.

— Он убьет меня, если я трахну тебя. — Он хватает меня за задницу и поднимает вверх, утыкаясь своим идеальным прямым носом в мое горло и посасывая. Секс — это мощный драйв, а для молодого человека, недавно вышедшего из тюрьмы? Это может просто сбросить его с обрыва. — Но, может быть, я заслуживаю смерти. И возможно. . . — Его зубы находят мою мочку уха, дергая. — Может быть, мне уже все равно.

— Трахни меня, — снова шепчу я ему в рот, и мы оба вздрагиваем от приближающегося освобождения.

Его руки покидают мое тело, и меня охватывает разочарование, но только на секунду, потому что потом я слышу, как он похлопывает себя по заднему карману и достает то, что может быть бумажником. Я слышу, как он выдергивает презерватив и разрывает обертку.

— Никаких прелюдий, — хмыкает он.

— Без проблем. — Я снова облизываю его кожу. Он, вероятно, мог бы вонзить в меня ракету, и я была бы в порядке. Да, он деловой, но ох, как мне нравится работать над ним своим обаянием.

— Прошло некоторое время с тех пор, как я был с кем-то. — Я слышу липкую резину, когда он надевает презерватив, и бабочки порхают у меня на груди. Счастлива ли я, потому что я близка к тому, чтобы обеспечить свою свободу, потому что я собираюсь заняться сексом с явно не от мира сего таинственным бывшим уголовником с качающимся телом или потому, что я прокрутила эту сцену в своей голове? Больше раз, чем я хотела бы признать, с тех пор, как я попала в его плен?

Вы угадали. Все три.

— Ты говоришь мне это, потому что собираешься быстро кончить?

Его руки снова находят мою талию и кружат меня, с глухим стуком отбрасывая мое тело на бетон. Он стягивает мое нижнее белье до колен, натягивает платье на задницу и слегка шлепает его. — Это тоже. Но в основном потому, что это будет жестко.

Он берет мои ягодицы в свои руки, тянет меня вверх так, что мой зад упирается в его эрекцию, и врезается в меня одним махом.

Дерьмо. Он огромен. И я не имею в виду хороший-огромный. Нет. Он такой-должен-быть-с-предупреждающей-этикеткой огромен. Я кричу от боли, мои ногти впиваются в стену в поисках утешения, но ничто не может притупить агонию от того, что он внутри меня. Нейт такой толстый, что мои бедра автоматически раздвигаются даже в этом положении. И он такой длинный, что попадает в мою точку G, даже не пытаясь, что хорошо, потому что он не  пытается доставить мне удовольствие.

И я почти уверена, что заниматься с ним сексом — это то же самое, что испытывать естественные роды.

— Господи, — стону я, не совсем уверенная, от удовольствия это или от боли. Вместо того, чтобы качать меня, его пальцы впиваются в плоть моей задницы, двигая меня в ритме его безумного транса. Жестко. Неоднократно. Настоятельно.

— Заткнись, Горошек. — Он не обращает на меня внимания, когда его член снова сильно ударяет мою точку G, заставляя мой рот наполниться слюной от надвигающегося оргазма. Это некрасиво. Это даже не душно. Его движения ржавые, дикие, маниакальные. Он трахает меня так, словно пытается убить, каждый толчок подобен ножу, от которого мой лоб врезается в стену. Его отчаянное рычание высвобождает что-то, что было похоронено глубоко внутри него. Это сердитый секс, но он злится не на меня. Нет. Я всего лишь дырка, в которую он выплескивает накопившуюся за годы ярость.

Он трахает меня, потому что хочет разрушить то, что принадлежит Годфри Арчеру и его сыну, и я позволяю ему по той же самой причине.

Его рука хлопает меня по заднице, и я выгибаю спину в ответ, моя голова с грохотом отбрасывается к стене. Как будто он облил меня горячей водой. Он не трется и не целуется лучше, и после первого укола боли. . .блаженство. Блаженство.

— Сделай это снова.

— Не говори мне, блядь, что делать.

Но он снова шлепает меня, и я выкрикиваю его имя.

— Бит, — говорю я с содроганием, повторяя как молитву богу секса позади меня, зная, что я должна держать рот на замке, но также и то, что я не могу остановиться. Он врезается в меня так глубоко, что мой голосовой аппарат непреднамеренно издает стоны и всхлипы.

— Да. . .о. . .о. . . Нейт  .

Нет .Нет .Нет .

Его тело за моей спиной напрягается, а кожа до кончиков пальцев покрывается мурашками. Он все еще внутри меня, его дыхание прерывистое.

Я не уверена, что меня пугает больше: тот факт, что он не говорил уже несколько секунд, тот факт, что он все еще внутри меня, расширяет мое тело, как будто кто-то толкнул в меня стул, или тот факт, что моя киска набухла, горячая и еще более возбужденная моим страхом. Я сглатываю.

— Инк? — сухо спрашивает он. Я киваю, отчасти говоря правду.

— Черт возьми, — шипит он, все еще твердый как камень. — Как давно ты знаешь?

Я сжимаю опухшие веки.

— Какое-то время.

— Прескотт, — предупреждает он.

— Неделя.

Тело застыло от страха, я чувствую его руку, когда он убирает мои волосы и целует меня в затылок, другой рукой он все еще держит мою задницу в воздухе, так что я встаю на цыпочки. Он выпускает долгий болезненный вздох. Я тяжело сглатываю, когда его тишина заполняет каждый дюйм комнаты.