В поисках Нигера

Наконец, после многих треволнений, 4 ноября 1822 года Аудни смог сообщить, что все готово и отъезд намечен на первый или второй день новолуния (15–16 ноября). Караван вместе с торговцами, путешественниками и их эскортом насчитывал около двухсот тридцати человек. Паша даже прислал нового переводчика Бу Халума, хорошо знакомого с районами, по которым экспедиции предстояло идти.

Путешествие было тяжелым. Стояла ужасающая жара, путников постоянно мучила жажда, а колодцев с водой попадалось крайне мало. Шли, по-видимому, той же дорогой, что и Хорнеман и Лайон. Последний, однако, исследовал район только на 100 километров к югу от Мурзука, а Хорнеман, как мы уже видели, вообще не давал о себе знать после того, как направился на юг от Феццана. Таким образом, «миссия в Борну» пустилась на поиски Нигера по сути дела по неизведанным землям.

Ни организаторы экспедиции в Лондоне, ни сами ее участники не знали точно, как и где искать эту реку. По предположениям Барроу (который считал, что Нигер — это Нил) она должна была находиться где-то на юго-востоке Борну. В инструкции Денэму так прямо и было сказано: «Нигер протекает через территорию Борну».

К счастью, путешественники не слишком строго следовали данным указаниям и вовсе не были так уверепы, как Барроу, относительно предполагаемого местонахождения реки. По пути безусловно следовало воспользоваться местной информацией, несмотря на ее противоречивость. На основании своих расспросов, сопоставляя десятки рассказов (то откровенно фантастических, то обманчиво правдоподобных), члены «миссии в Борну» старались как-то приблизиться к ответу на главный вопрос. В первую очередь исследователи считали необходимым хотя бы выяснить: в какой стороне течет Нигер?

Вскоре по прибытии в Мурзук Денэм сообщал лорду Батерсту в министерство колоний о разговоре, который у него состоялся с купцом из Гадамеса, много странствовавшим по Западной Африке. Тот рассказывал, будто плавание по «Нилу от Томбукту до Каира возможно только на небольших судах. Однако это очень непостоянный и небезопасный способ путешествия, так как в сухой сезон река совершенно мелеет». Другой купец, Мустафа бен Хаджи Осман из Феццана, побывавший несколько раз в Кацине, утверждал, что «видел Великую реку, которая находится в трех днях пути от этого города. По его словам, она течет… к Александрии», — пишет Денэм.

В свете таких рассказов казалось вполне вероятным, что Барроу прав в своих предположениях. Этой же точки зрения придерживался и консул Уоррингтон, который в письме от 3 сентября 1822 года уверял Аудни, что Нигер «проходит по территории Багирми, Дарфура, Сеннара и Донголы». Впрочем, консул был не так уж тверд в своих взглядах: несколькими месяцами раньше в письме к Батерсту от 22 октября 1821 года он высказал несколько дельных соображений относительно направления течения реки, правда при этом он доказывал, что она «должна оканчивать свой путь и Конго».

Как бы там ни было, а большинство полученных сведений поддерживало у путешественников надежду обнаружить Нигер где-то в Борну, куда они и направились. 4 февраля экспедиция достигла озера Чад. На юге перед ней лежало Борну, на юго-западе — «Хауса», две самые процветающие «империи» Западного и Центрального Судана. Эти страны славились своими богатствами и высокоразвитой культурой.

Населявшие их народы, особенно хауса и канури, имели репутацию наиболее дружелюбно настроенных к чужестранцам. Еще в середине XIV века Ибн Баттута восхвалял их любовь к справедливости, закону и порядку. «Здесь царит полная безопасность, — писал он, — странники и жители могут не опасаться грабежа или насилия». Спустя полтора столетия Лев Африканский в своем «Описании Африки» также нашел нужным обратить внимание читателей на то, что «чернокожее население Западного Судана — самое дружелюбное к чужестранцам» из всех соседних народов. Такое же гостеприимство было оказано в странах хауса и канури «миссии в Борну», причем со стороны не только населения, но и правителей.

По счастливой случайности Денэм, Аудни и Клаппертон, как когда-то автор «Описания», прибыли в Западный Судан в период больших исторических событий, приведших к значительным политическим и социальным переменам.

Если Лев Африканский посетил Западную Африку вскоре после создания великим аскией Мухаммедом I обширной сонгайской державы, то английские путешественники оказались там спустя всего несколько лет после того, как Осман дан Фодио заложил основу еще одной державы народа фульбе на огромном пространстве от Нигера до озера Чад, в нынешней Северной Нигерии.

Уже с XIV века фульбе постепенно проникали с запада на земли, населенные хауса. Некоторое время скотоводы-фульбе мирно жили среди хауса, занимавшихся земледелием. Затем отдельные племена фульбе стали оседать в городах (так называемые фульбе сиире или — на хауса — филанен гида — «городские фульбе») и даже смешиваться с хауса. Прошло еще почти пять веков, прежде чем среди этих городских фульбе в Гобире, одном из наиболее сильных тогда государств хауса, появился мусульманский проповедник Осман дан Фолио, провозгласивший джихад — священную войну мусульман против «неверных»[40].

Мирное сосуществование фульбе и хауса на Нижнем Нигере было нарушено. В течение десяти лет, с 1805 по 1815 год, длились войны, в ходе которых последователи Османа, создавшие значительное войско, одер-кали верх над большинством государств хауса, нупе, джукун и других народов. Уже в 1808 году дан Фодио стал главой обширного фульбского государства, основанного на севере Нижнего Нигера.

В период борьбы против фульбе хауса получали помощь от своих восточных соседей — канури, объединенных в государстве Борну (которое было основано в конце XV века к юго-востоку от озера Чад). Однако фульбе, еще и раньше проникавшие в Борну, теперь активизировались и там. К 1808 году они выросли в грозную силу. Их отряды успешно атаковали, захватили и разграбили столицу Борну — Бирни Нгазаргамо. Правитель и его сторонники бежали к озеру Чад. И лишь неожиданная помощь вождя народа канембу, занимавшего территории Борну (к северу и северо-востоку от Чада), спасла государство от окончательного разгрома.

В 1811–1812 годах новые силы фульбе обрушились на столицу Борну. И вновь канури получили поддержку того же вождя канембу — шейха Мухаммеда ал-Амин ал-Канеми, который объединил все разрозненные отряды армии Борну и сумел отразить атаки врага.

Шейх ал-Канеми

Роль, которую сыграл шейх ал-Канеми (под этим именем он был известен среди местных народов) в борьбе Борну против фульбе, привела к важным внутренним переменам в государстве. Англичане с любопытством наблюдали за тем, как традиционный правитель (май) Борну буквально на глазах терял контроль над страной. Фактическая власть перешла в руки шейха ал-Канеми, хотя он и отказался занять место главы государства.

Маи из старой династии Лефиами сохранил не только царский титул, но и видимость королевского величия. Он содержал многочисленный штат придворных в своем дворце в Бирни Нгазаргамо. При его дворе «миссии в Борну» был устроен пышный прием. Однако путешественники быстро разгадали расстановку сил и истинное положение дел. «Здесь все было лишь видимостью былого блеска и величия, — записывает Денэм после посещения дворца 3 марта 1823 года, — ничто не являлось отражением действительной значимости и могущества, которые одни могли бы оправдать всю эту помпезность. Правитель был оставлен у власти с согласия шейха, который, дабы сделать свое правление более популярным, разрешил май развлекаться всеми теми нелепыми старинными религиозными обрядами, которым с древнейших времен должны были следовать негритянские государи».

В том, что главенствующая позиция в политической, административной и военной жизни Борну безусловно принадлежала ал-Канеми, путешественники неоднократно имели возможность убедиться на протяжении того довольно долгого времени, которое они провели в этом государстве. Для себя и своих сторонников шейх выстроил в 1814 году новую резиденцию в Куке[41]. Этот город по сути дела и стал столицей Борну. Здесь был сосредоточен не только весь управленческий аппарат, но и вооруженные силы, главная опора шейха.