Преданный

— Мисс Лиллиан, хотите, я положу это к вашим вещам перед взлетом? — спрашивает стюард, протягивая мне чашку кофе и глядя на куклу-качина, которую я крепко держу на коленях.

Его вопрос привлекает внимание Хадсона. Впервые с прошлой ночи наши взгляды встречаются. Его глаза мерцают так, что все мое тело покрывается румянцем.

Я крепче сжимаю деревянную скульптуру, чтобы выжать из нее все силы, которые нужны мне, чтобы разорвать зрительный контакт.

— Нет, спасибо. Я лучше подержу ее у себя.

— Уверяю вас, она будет в безопасности в задней…

— Нет, спасибо, — огрызаюсь я.

Глаза стюарда расширяются.

Боковым зрением улавливаю улыбку Хадсона.

— Извините, я просто боюсь летать, — говорю мужчине, стоящему в проходе. — Мне сказали, что этот парень олицетворяет силу и власть. Он правитель неба и защитник всех, так что… я буду держаться за него, если вы не против.

— Конечно. — Слегка улыбнувшись, он направляется к передней части самолета.

— Мне было интересно, почему ты выбрала именно его. — Хадсон не отрывает взгляда от экрана своего ноутбука.

— О, так ты сейчас говоришь со мной. — Я дерзко смотрю на его лицо.

Мужчина облизывает губы — почему он так делает? Особенно теперь, когда я знаю, как хороши эти губы на вкус.

— Самое подходящее место, — тихо бормочет он себе под нос. Закрывает ноутбук и отстегивает ремень безопасности. Встает как раз в тот момент, когда самолет катится вперед.

— Что ты делаешь? — Я смотрю, как он пересекает проход и занимает место, которое находится прямо напротив моего.

Опирается локтями на колени, придвигаясь еще ближе. Мой позвоночник и плечи болят от усилия, которое требуется, чтобы вдавить себя глубже в спинку кресла. Находясь слишком близко к нему, я действую импульсивно. Каждый сантиметр расстояния имеет значение.

— О прошлой ночи.

Самолет набирает скорость.

— О, боже. — Я втягиваю воздух и закрываю глаза. Образы огненных взрывов вторгаются в мой мозг.

Подумай о чем-то мирном. О чем-то расслабляющем.

За веками мелькает образ рта Хадсона на моей груди. Жар в его взгляде, когда он смотрел на меня, наблюдающую за ним. Расплавленное желание разливается внизу моего живота, заставляя меня сжать колени вместе.

— Эй. — Голос Хадсона глубокий. Хриплый.

Я чувствую, как его рука ложится на мое колено. Открываю глаза, он так близко.

Присев на краешек своего сиденья, он кладет обе руки мне на колени.

— Ты в безопасности. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

Нелепо верить, что Хадсон может как-то повлиять на то, разобьемся ли мы или нет, и все же уверенность в его голосе заставляет меня думать, что он может в одиночку удержать этот самолет в небе. Мужчина большими пальцами успокаивающе поглаживает мои колени. Я жалею, что надела брюки, а не юбку, чтобы чувствовать его прикосновения к своей коже.

Его глаза — это якорь, они удерживают мои, удерживают меня.

— Дыши, Лиллиан.

Я прерывисто втягиваю воздух.

— Вот так. — Тон его голоса низкий, успокаивающий, как шепот любовника.

Он так близко. Его большое, мощное тело излучает тепло, которое соответствует его глазам. Поглаживание его больших пальцев привлекает мое внимание, когда я представляю, как они скользят выше по моим бедрам. Если мы разобьемся в этот момент, замечу ли я вообще?

— Лучше?

Когда я не сразу отвечаю, Хадсон убирает руки.

— Нет!

Он поднимает брови, и крошечная ухмылка кривит его губы.

— Не останавливайся.

Хадсон снова кладет руки мне на колени. На этот раз они немного выше, а его тело еще ближе.

— Лиллиан, — мурлычет он. — Используешь страх перед полетом, чтобы заполучить мои руки?

Жар поднимается от моей шеи к щекам.

Хадсон продолжает кружить большими пальцами с идеальным давлением, и мне интересно, не воображает ли он эти пальцы на разных частях моего тела. Под лифчиком, между ног… Смогу ли я когда-нибудь снова смотреть на Хадсона Норта без того, чтобы в моей голове не прокручивались порнографические образы нас вместе?

Я теряю одну из его рук, когда мужчина тянется за бутылкой воды рядом со мной. Затем протягивает ее мне.

— Вот. Это поможет.

Он знает, что я в огне. Я бы смутилась своей очевидности, если бы не была так сосредоточена на попытке снизить температуру тела. Что такое в этом мужчине? Я выпиваю половину бутылки, пока он откидывается на спинку сиденья. Без его прикосновений туман в моей голове немного рассеивается.

Ставлю бутылку на место.

— Спасибо. Этот взлет показался мне немного легче, чем первый.

— Рад помочь. — Боже, почему он смотрит на меня так, словно я голая? И почему вообще отказался смотреть на меня сегодня утром? Боялся того, что я увижу? — Нам нужно поговорить о прошлой ночи.

Тянусь за своей бутылкой с водой и выпиваю остаток. Вытираю рот тыльной стороной ладони.

— Хорошо.

— Я не должен был тебя целовать, — говорит он.

— На самом деле это я тебя поцеловала. — Но я не буду извиняться за это. Хоть и была наивна, пологая, что могу целоваться с Хадсоном без эмоциональных связей. Мне больно от того, что он хочет, чтобы эта связь никогда не случалась. Никто не хочет быть чьим-то сожалением.

— Я горжусь своим профессионализмом. — Он хмурится и, кажется, обдумывает свои следующие слова. — Правда в том, что я не перехожу профессиональных границ с сотрудниками, потому что… — Он облизывает губы. Его взгляд становится жестким. Решительным. — Я отказываюсь быть похожим на Августа.

У Августа Норта давняя репутация человека, который спит со своими помощницами и секретаршами. Я даже слышала, что мать Хадсона и Хейса начинала как одна из сотрудниц Августа. И даже сейчас его секретарь обслуживает больше, чем его календарь, по крайней мере, так гласят слухи.

— Использовать служебное положение, чтобы оказать на тебя давле…

— Разве я вела себя так, будто чувствовала давление? Когда мы целовались, у тебя возникло ощущение, что я делаю что-то, в чем не была полностью уверена? Чувствовал ли ты хоть секундное сопротивления с моей стороны?

Он качает головой.

— Нет.

— Я делала то, что хотела, и ты тоже. Так что можем мы, пожалуйста, пропустить речь о харассменте и сразу перейти к той части, где мы говорим о том, что будет дальше?

Его брови приподнимаются в выражении, похожем на приятное удивление.

— Хорошо. — Он прочищает горло, ерзает на своем месте и потирает верхнюю губу. Я заставляю его чувствовать себя неловко? Никогда бы не подумала, что у меня есть сила заставить такого человека, как Хадсон Норт, смущаться, и не поверила бы, если бы не видела это своими глазами, но он явно испытывает неловкость.

— Моя жизнь… сложная, — говорит он.

— Хм. — Я жую внутреннюю часть щеки. — Перевожу: ты берешь назад все, что сказал прошлой ночью, прямо перед тем, как мы поцеловались.

— Лиллиан…

— Все в порядке. Нас захватил момент. Может, это был вихрь? Ты мне ничего не должен. — Нельзя забывать, что он, может, и самый приятный из братьев Норт, но он все равно Норт.

— Я так не поступаю. — Мужчина проводит рукой по своим волосам, выглядя раздраженным. — Это все… неправильно.

— А как ты поступаешь?

— Гораздо более предусмотрительно.

Значит, он не обдумал это. Не взвесил все «за» и «против». Такой очень продуманный и логичный подход к такому эмоциональному и чувственному явлению, как секс.

— Но ты хотел меня.

— Да. — Это единственное слово произносится с гортанной тоской, которую я чувствую у себя в животе.

— А сегодня мы снова стали коллегами и… — Я наклоняю голову, чтобы попытаться прочитать его выражение лица. — И тебя это устраивает.

Мужчина снова наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, но на этот раз оставляет руки свисать между ног.

— Я человек, который ведет очень дисциплинированный и контролируемый образ жизни. У меня большая практика в отказе себе в удовольствии.