Эпоха перемен

— Саш… как там у вас вообще? Точно всё в порядке? — обеспокоенно спросил отец.

— Да отлично всё, пап, — ответил я, улыбнувшись. — Правда!

— Просто у тебя взгляд был такой… замученный.

— Устал просто, сейчас «комок» замочу и пойду на боковую, — ответил я. — Кстати! Дай будильник, пожалуйста — мне завтра полседьмого вставать. С наручных могу не услышать, тихие они.

— Вот те раз! А я думал ты до воскресенья! — удивился отец.

— Я до воскресенья. Просто дела есть.

Отец встал и ушёл в свою комнату, чтобы через минуту вернуться с будильником: китайской диковиной из чёрного пластика с хрипящим динамиком, который голосом, на русском, говорил время, если нажать на большую клавишу сверху. Когда-то эта штуковина казалось верхом технологий. Отец подарил мне его на день рождения, по моей большой просьбе.

— Вот же, — сказал он. — Забыл?

— Не-е-т, помню! — возразил я, принимая будильник из его рук.

И тут я вдруг осознал, что моя сводная сестра здесь, в этом времени, ещё жива! Несчастье случиться в зимой, в январе. Значит, ещё есть достаточно времени для того, чтобы всё изменить.

Отец достал сигарету из начатой пачки «Родопи» и собрался закурить. Помню, что сам даже в тяжелые времена такой пакостью брезговал.

— Пап, не надо, — попросил я.

— Что? — удивился отец, замерев с зажигалкой в руке.

— Курить. Можно не надо, а?

Отец с удивлением отложил сигарету.

— Ты что же, сам не куришь больше? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — И ты не будешь.

— Ну, мне-то бросать уже точно поздно, — рассмеялся он. — Да и потом, говорят, от резкого бросания, наоборот, можно здоровье угробить.

— Кто говорит? — спросил я.

— Люди. И врачи вроде бы. У нас в гарнизоне был такой хирург, который…

— Шарлатан, — отрезал я.

— Что-то ты больно резкий стал.

— Пап, тебе придётся работу поменять, — сказал я.

Отец грустно вздохнул.

— Мы же обсуждали это. Мог бы — поменял бы уже. Но нет сейчас работы нормальной. Просто нет. А в торгаши ну не умею я.

— Найдётся, — уверенно ответил я.

— Вот если найдётся — тогда брошу, — упрямо ответил отец и запалил сигарету.

Я убрал тарелки, вымыл посуду и пошёл замачивать «комок».

Перед тем, как лечь спать, я зашёл в общую комнату. Отец всё ещё сидел здесь, допивая остатки чая, который принёс из кухни.

Какое тут всё было знакомое и чужое одновременно! Обязательная советская «стенка» — набор стандартных шкафов, ковёр на противоположной стене. Ещё совсем недавно, по меркам девяностых, всё это было признаком благополучия.

— Спокойной ночи, пап, — сказал я.

— Спокойной ночи, — ответил отец. — Я ещё свой старый будильник завёл. Так, на всякий случай. Надолго у тебя дело-то с утра?

— Не знаю пока, — я пожал плечами.

— Ну, если что, приходи пораньше. Будем драники делать.

— Хорошо, — я улыбнулся и кивнул.

Драники я люблю до сих пор.

Глава 4

Я проснулся от хриплого крика петуха. С недоумением подняв голову, я обнаружил на стуле возле своего раскладного дивана надрывающийся китайский будильник. Хлопнув его по широкой клавише, я заставил замолкнуть несчастную птицу.

Уже рассвело. Я потянулся и огляделся.

Моя комната… сколько мелочей и сколько воспоминаний, казалось, навсегда погребённых под ворохом других мест и событий.

Телевизор на столике, моя гордость в то время. GoldStar ArtB, под ним — видеоплеер AKAI. Всё привезённое из Польши, купленное в лучшие времена… под столиком, на полу, дешёвая китайская копия приставки Nintendo. Точнее, это сейчас я знаю, что это дешёвая копия — а по тем временам вполне себе дорогая и респектабельная вещь. Выменял её на рабочий кассетник «Маяк-232» с колонками «Радиотехника».

Помню, как с пацанами резались по вечерам в «Танчики», Super Contra и Castlevania… сигаретный дым стоял коромыслом, дешёвое пиво лилось рекой. Старшие классы, да… отец мне позволял слишком многое, если уж совсем честно. Кажется, у него просто руки опустились — от всего сразу: и от неудач в личной жизни, и от происходящего вокруг, в стране.

Табаком в комнате до сих пор пованивало, а белые обои, которыми был оклеен потолок, неэстетично пожелтели.

Я вздохнул и поднялся с кровати. Сделал небольшую разминку. Потом пошёл мыться в ванную.

Посмотрел на себя в зеркало. Совершенно детское лицо с едва наметившейся щетиной и тощее, даже тщедушное тело. Блин, и как вообще во мне душа держится? Как меня ветром не сносило?

С этим тоже надо будет что-то делать — приводить себя в нормальную форму.

Кстати, после вчерашнего борща и здорового сна желание сделать затяжку уже не так сильно донимало. Может, и правда эта зараза больше психологическая? Глядишь, тело за пару-тройку дней окончательно адаптируется к отсутствию никотина и можно будет нормально жить.

Тихо, стараясь не разбудить отца, я постирал вручную «комок», после чего развесил его на лоджии в моей комнате.

Потом сделал себе яичницу на кухне и позавтракал. Заодно нарезал коту немного мяса из борща. Надо будет что-то с кормом придумывать всё-таки. Хотя бы отцу объяснить, как правильно кормить котов, так сказать, из подручных средств. А то он рыбой в рационе злоупотреблял, это я хорошо помню. Возможно, проблемы с Васькиным здоровьем крылись именно здесь.

Дальше пришло время одеваться и, надо сказать, это было очень непросто. Выбор был совсем небольшой.

Я нашёл ещё одну светлую узбекскую футболку из натурального хлопка и лёгкие льняные штаны, сшитые на манер джинсов. Вполне приличные штаны, должен сказать — хотя тогда мне казалось, что они как-то простоваты.

С обувью было сложнее всего. Были заношенные вдрызг туфли, в которых я ходил в школу, да те самые дерматиновые кроссовки, в которых я приехал. Почесав в затылке, я решил остановиться на кроссовках. Подумав немного, накинул сверху ещё клетчатую рубашку, всё-таки на улице не то, чтобы жарко — плюс семнадцать всего.

Я спустился на улицу и пешком пошёл в сторону Советской. Можно было воспользоваться автобусом, идти было не то, чтобы близко, но, во-первых, те ходили нерегулярно, во-вторых — я так и не взял у отца денег, и у меня даже пары бумажек на проезд не было. А ещё мне было интересно прогуляться по городу при дневном свете.

Перед нашим домом был огромный пустырь, на котором в течение следующих десяти лет построят ещё пять домов. Я обошёл его через дворы соседних девятиэтажек и оказался в пятом микрорайоне.

Тут был продуктовый магазин с ещё сохранившейся с советских времён вывеской. Ни о каких сетях в то время в маленьких городах не было и речи.

На тротуарах — разбитый асфальт. Ремонтом никто не занимался как минимум несколько лет, как результат бордюров почти нигде не осталось, а часть дорожек просто погрузилась в грязь, заставляя прохожих искать пути обхода через пустыри. Не в лучшем состоянии были и сами улицы — колдобины, заплатки, прорехи.

Машин во дворах было гораздо меньше и почти все, за редкими исключениями — отечественного производства: «Жигули» разных модификаций, «Москвичи», «Волги».

Через двор пятой школы я вышел к обувной фабрике. В те годы все думали, что она благополучно загнётся, как и большинство предприятий города. Однако же та не просто выжила, а создала бренд детской обуви «Котофей», который потихоньку, к концу десятых годов, стал известен по всей России.

Но сейчас здание, где будет находиться их фирменный магазин, производило удручающее впечатление. Трещины, потёки, пожелтевшие окна — готовая декорация про фильм о зомби-апокалипсисе.

На улице почти никого не было. Лишь круглосуточные ларьки работали у перекрёстка. Возле некоторых толпились личности, для которых пятничная ночь ещё не закончилась. Мимо с характерным металлическим дзиньканьем проехал старенький «Лиаз».

Опять нахлынули воспоминания. А я вдруг почувствовал себя неприятно беззащитным перед миром вокруг. Ведь всё, что у меня есть — это информация. Воспоминания о событиях, которые в этом мире только предстояли. Хватит ли этого, чтобы кардинально изменить свою жизнь? Создать рычаги влияния, которые позволят ворочать камни самой истории?..