Страница 16 из 66
Грог внимательно посмотрел на меня, и я понял без слов, о чём он говорит.
— Не знаю. Возможно, это связано с тем, что мы сделали. А возможно нет, и это просто совпадение. Вряд ли они контролировали демонов, и те сейчас вышли из-под контроля.
— Странное совпадение.
— Я тоже не верю в совпадения, но тогда слишком сильно повлияла наша операция на остальных, что странно. Я очень сомневаюсь, что это была единственная и важнейшая ячейка у секты, что все сразу с ума посходили. Однако следи за обстановкой.
— Принял.
Сейчас он сразу сказал, что всё сделает, а едва речь заходила о Нэвии, так сразу начинал сомневаться. Хотя я тоже сомневался. Отношения — вещь крайне хрупкая, непостоянная и непредсказуемая.
Невольно я вспомнил о Катэрии, с которой меня связывали тоже очень сложные и хрупкие отношения. Очень надеюсь, что она решила наш вопрос.
— Господин Ристингаузер, это господин Шалей. Я искреннейше прошу прощения, что тревожу вас, но я по вашему наказу сразу сообщать о любых подвижках в деле Барбинери, — Пилиот Шалей не мог скрыть волнения. Здесь обычный звонок вызывает у него необоснованное волнение, а тут ещё и с плохими новостями.
— Я слушаю вас, господин Шалей, — раздался спокойный и безмятежный голос с другого конца трубки.
— Это по поводу семьи Барбинери, господин Ристингаузер. Они… они подали заявление на отмену статуса погибшего в отношении их младшего сына Калена Барбинери. Заявление пришло буквально пару часов назад, и едва я узнал о нём, сразу позвонил вам.
— Ясно, что-то ещё? — спокойно ответил человек на другом конце провода, словно был совершенно не удивлён подобным.
— Да-да. Барбинери… Марианетта Барбинери подала заявку на регистрацию грузового судна класса «бегемот» и военного корабля поддержки класса «патруль». А ещё на регистрацию оружия, от автоматов до зенитных автопушек и передвижной машины поддержки пехоты в размере трёх штук.
— Передвижная машина поддержки пехоты? — переспросил заинтересованно Ристингаузер.
— Да. Я не знаю, что это и как выглядит, но так указано в заявлении.
— Интересно… очень интересно… — протянул он. — Что ж, и каковы ваши действия?
— Как только заявления дойдут до меня, я сразу дам запрет на предоставление регистрации, — чётко и твёрдо отчеканил Шалей, будто только и ждал этого вопроса. Но затем тихо и трусливо добавил. — Но есть одно «но», господин Ристингаузер.
— И в чём же оно заключается, господин Шалей? — вежливо поинтересовался его собеседник, однако под вежливостью всем своим нутром Шалей прочувствовал всю опасность, что нёс этот человек.
— По поводу… ребёнка. Это проходит не через меня и на такое запрет дать вряд ли удастся. Плюс… я… не могу просто дать запрет на предоставление регистрации. Вернее, могу, но… это может вызвать… вопросы и проблемы, от которых я естественно вас огражу. Но тем не менее… как в прошлый раз… боюсь, что мне потребуется ваше содействие и помощь, — тихо закончил он.
— Что ж, раз такое дело, можете быть уверенными, мы предоставим вам всю необходимую поддержку и содействие. В этом вопросе можете в нас не сомневаться, — великодушно ответил Ристингаузер.
— Большое спасибо, господин Ристингаузер! Можете не беспокоиться ни о чём. Считайте, что этот вопрос уже решён, — тут же с лизоблюдкой радостью ответил Шалей. — Всё будет в лучшем виде.
— Даже не сомневаюсь, господин Шалей. Благодарю за то, что вы оперативно предупредили меня.
— Конечно. Если что ещё будет, я сразу вам сообщу! — произнёс он… и услышал гудки в телефоне.
Лишь после того, как трубка была надёжно положена обратно на рычаги старого телефона, он позволил себе выдохнуть и расслабиться, буквально растекаясь в своём кресле в кабинете. Сердце учащённо билось, пот стекал у него по лбу. Что ж, ради этого его и посадили на это место. Настало время отрабатывать свою должность.
Одновременно с тем, как Шалей радовался тому, что разговор закончился, Ристингаузер уже набирал другой номер по тому же телефону.
— Это я, — спокойным и нечеловечески холодным тоном произнёс он, который не имел ничего общего с тем, который слышали другие. — Как я и говорил, она сделала это. И начала набирать силы, подозреваю, не без помощи своих новых друзей. Нам стоит поторопиться, хотя теперь я уже не уверен в успехе…
Глава дома Шнейрдентов и вместе с тем отец Нэвии схватился за голову.
И причина была отнюдь не во врагах дома или в каких-либо проблемах в бизнесе. Всё было куда страшнее.
Причина была в его дочери, которая ураганом ворвалась в его кабинет и устроила настоящий переполох своей просьбой, а затем едва ли не ультимативным требованием. И её уже было не остановить.
— Папа! Пожалуйста!
— Уже всё решено, — отрезал он холодно.
От его сурового голоса слуги дрожали от страха. Враги напрягались. Партнёры уступали.
Для Нэвии это был едва ли не звук горна к контратаке.
— Грога не отдам!
— Никто не трогает Грога.
— Его тронет, если ты не поддержишь их! А значит и меня! — и топнула ногой. — Я против!
Было понятно, откуда растут ноги. Барбинери решили побороться за свои права, которые распространялись и на интересы его семьи и дома. И каким-то образом Нэвия узнала об этом, скорее всего, не без злого умысла, и без задней мысли приняла их сторону, посчитав, что интересы семьи Барбинери касаются Грога, а значит касаются и её.
Переубедить дочь в том, что её нагло используют, у него не получалось. Любовь, тут логика не работает. Он сбегает в страхе, оставляя всё на откуп удаче и случаю.
— Не забывайся, девочка, — тихо произнёс он. — Ты не смеешь так со мной разговаривать.
— Просто ты меня не любишь! — и Нэвия воспользовалась самым страшным оружием — слезами. — Не любишь! Тебе всегда было плевать на меня!
— Здесь речь не о тебе, Нэвия… — начал сразу давать заднюю отец. — Это бизнес, и нам это не выгодно. Мы уже почти договорились о покупке той сети магазинов.
— И ради этого ты гробишь моё счастье⁈ — разрыдалась она. — Сама на баррикады с ними пойду!
— Какие баррикады. Там нет никакой речи о войне.
— Тогда сама отстрою и лично прыгну! — пискнула она. — Грудью прыгну!
Было бы чем прыгать, поморщился отец.
— Нэвия, это дело семьи. А ты лишь школьница, которая не имеет права указывать главе дома, что ему делать, — вновь попытался вернуть он инициативу себе строгим голосом. — Не забывайся, девочка.
Но ту было не остановить. Её ответ был страшен и непреклонен.
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у…
Она зарыдала, уже упав на колени и вытирая глаза кулачками. Нет, всё же приклонен, но не в том смысле.
Нэвия не была избалованной. Совершенно нет. Она много и хорошо училась, подавая большие надежды, её дар был силён. От неё почти ничего не требовали, и тем не менее она сделала всё, чтобы быть той самой дочерью, которой бы гордились и превозносили.
Она всегда стояла на страже своей семьи и её интересов, всегда поддерживала их линию политики. Нэвия не раз отстаивала честь дома в дуэлях между девушками и даже против парней, некоторые из которых были старше, и была непреклонна, когда речь заходила о семье. Как её с любовью называли домочадцы, маленькая защитница.
Её любили абсолютно и безусловной. Любая её прихоть — чуть ли не приказ для дома. Отец и двое сыновей дрожали над девушкой, буквально окружив заботой и защитой. Её не заставляли выйти замуж за кого-то — выгодные партии уже разыграли её братья, и она была по-настоящему вольна в своих желаниях в пределах разумного. Разве что мать могла дать отпор, но и то, лишь когда хотела.
Любимица семьи, иначе не сказать. И этому были причины.
Именно она после той аварии сидела с отцом круглыми сутками, ухаживала за ним и днём и ночью наравне с сиделками, кормила и даже носила утки, как бы ему ни было за подобное стыдно. Надо сказать, что именно такая поддержка от родной дочери заставила его бороться и встать на ноги. И тогда от брата она тоже не отходила сутками, ухаживая за ним с любовью и всеобъемлющей заботой, спя прямо в палате. Не отходила ни на секунду. После такого не удивительно, что её очень любили.