С тобой нельзя

Боже, как стыдно. Снова заливает краской и жаром, только вот последний не имеет никакого отношения к Карине. Кусаю губы, чтобы не проронить ни стона, а когда Мот накрывает их поцелуем, до конца теряю контроль, забывая обо всем.

Его пальцы входят в меня то тягуче медленно, то запредельно быстро. Этот контраст распаляет лишь сильней. Я мечусь в его руках, полностью теряя связь с Землей.

Сейчас есть только Матвей. Только он.

Представляю, как он будет делать со мной то же самое, но только своим членом, и, кажется, теку еще больше.

Озабоченная девственница!

Стоны так и вертятся на языке, я с трудом их подавляю, просто не представляя, как можно молчать в такой момент? Как?

Движения становятся все ритмичней, Мот задевает большим пальцем клитор, надавливает, делает пару круговых движений. Снова и снова, пока я не кончаю.

Ярко. Мощно. Это впервые происходит не от моих пальцев. Ощущения совершенно иные. Тело содрогается, а мозг впадает в эндорфиновую кому. Мои ноги подкашиваются, тело покрывается испариной и становится липким. Чувствую, что силы на исходе. Физически я выжата, а впереди меня ждут моральные муки …

Как я до такого докатилась? Это ведь та самая грань, которую нельзя переступать. Табу! Лезть в чужие отношения нельзя. Противозаконно просто. Но разве это меня сейчас волнует?

Дыхание снова сбивается, перед глазами искры.

Я жадно ловлю дыхание Матвея, а он обсасывает мою нижнюю губу. Толкается каменной эрекцией между моих ног. Пошло, но до жути сексуально.

Приподнимает меня над полом, втягивает губами мой сосок, лижет острие вершинки, издавая урчащий звук удовольствия. Ему все это тоже безумно нравится. Перебираю пальцами его темные волосы, глажу, целую в висок.

Матвей топит меня в наслаждении раз за разом.

Мы оба затаились. Трогаем друг друга молча. Целуемся, одурманенные моментом, пока Карина продолжает звать Матвея за стенкой. Нас разделяет дверь, которая даже не закрыта. Шумаков просто подпер ее мной, а я даже не возразила. Только крепче к нему прилипла.

– Шумаков, блин! Куда ты делся, зараза, – злобно бормочет Карина, видимо снова проходя мимо двери.

Мот медленно облизывает пальцы, которыми меня трахал, пока я завороженно за ним наблюдаю, и, кажется, именно в этот момент прихожу в себя. Вижу нас со стороны, и меня заливает стыд. Накрывает плотной, массивной волной, прибивая к берегу под названием разочарование.

Я в себе разочаровываюсь. Становлюсь себе безумно противной.

Как я вообще до такого додумалась? Как могла…

Распахиваю глаза и тут же упираюсь ладонями Моту в грудь. Он часто дышит и совершенно не хочет останавливаться. Он не согласен, поэтому тянет меня к себе. Фиксирует ладонью шею. Целует. Слизывает с губ тихие стоны и всю ту боль, что пронизывает мое тело острыми стрелами стыда.

В эту секунду меня снова обдает жаром, и я готова позволить ему все. Абсолютно все. Дрожу, но отвечаю. Сил сопротивляться нет. Только не ему. Ему я готова сдаться навечно. Простить все что угодно, пойти за ним на край света…

И пока я нахожусь в плену своих грез, Мот вдавливает меня в дверь и резко оттягивает резинку черных стрингов на бедре. Я только и слышу треск ткани. Шумаков рвет мои трусы.

Снова сталкиваемся глазами. В его чистая похоть. А вот в моих, в моих паника.

Я была так смела, но только не теперь. Теперь страшно. Неужели мой первый раз будет таким? Разве об этом я мечтала?

Матвей расстегивает ремень на своих джинсах. Упирается рукой в стену над моей головой. Делает все на автомате, расчетливо, отточено. Сколько раз они с Кариной вот так же горели в пылу страсти? Сколько раз он целовал ее, ласкал…

Глаза жжет от подступающих слез. Невыносимо больно об этом думать. Просто невыносимо…

Кусаю свои губы, а Мот замирает. Собственнически обхватывает ладонью мою щеку, намеренно ловит взгляд, в его зрачках тем временем начинает мелькать холод и прежнее, такое разочаровывающее, равнодушие.

Шумаков моргает пару раз, а потом качает головой с какой-то кровожадной улыбкой.

– Бред…

Отталкивается ладонью от стены и отстраняется. Я больше не чувствую его тепла. Смотрю на себя. Платье валяется на полу, трусы порваны и висят где-то в области коленей. Лифчика на мне не было с самого начала. Я растрепана и выгляжу как самая настоящая шлюха.

Прикрываю руками грудь, сглатывая ком едкой горечи. Он, словно кислота, прожигает гортань и отравляет организм.

Только сейчас обращаю внимание на то, что у Шумкова все это время вибрировал телефон. Мот, судя по всему, тоже лишь сейчас это понимает.

Шумно выдыхает, застегивает ремень и проводит пальцем по экрану телефона.

– Да. Я в доме. Жди у машины, я сейчас подойду, – сжимает пальцами переносицу, цепляя меня глазами.

Ежусь от его взгляда и неловко переступаю с ноги на ногу.

– Да. И я тебя. Люблю.

Мое сердце в этот момент начинает кровоточить. Всего одно слово, а способно убить…

Чувствую, что вот-вот расплачусь, поэтому и начинаю суетиться. Надеваю платье, снимаю рваные стринги и засовываю их в свою сумочку. Оттягиваю подол как можно ниже и сую ноги в туфли. Мельком смотрю на себя в зеркало, испытывая отвращение к своему отражению. Стираю с губ остатки помады и в пару движений заматываю волосы в пучок.

Шумаков все это время пристально за мной наблюдает.

Его молчание только усугубляет ситуацию. Чем больше проходит времени, тем отвратительней я себя чувствую.

Он не говорит никаких слов поддержки и не осуждает. Он просто пялится на меня. Я словно под микроскопом сейчас. Ежусь.

– Пошли, – произносит, когда видит меня полностью одетой.

– Куда?

Смотрю на него затравленно. А как еще в сложившихся обстоятельствах смотреть?

– Я обещал Исе отвезти тебя домой.

Он сейчас не шутит? После всего?

– Я сама лучше. То, что произошло…

– Поехали, – цепляет меня под локоть и тащит в коридор. Не дает договорить. Просто тащит за собой.

Я не сопротивляюсь. Не потому, что мямля, нет, просто силы кончились. Я медленно умираю, а как представлю, что сейчас еще и девушку его увижу, которую он любит…

У меня точно сердце остановится. Точно-точно.

На первом этаже гремит музыка, ребята танцуют и продолжают веселиться. Меня же тащат чуть ли не под конвоем домой. Пальцы, которые только что были во мне, теперь намертво сомкнулись на моем запястье.

Матвей ни на секунду не ослабляет хватку. Тянет меня за собой, даже шаг не замедляя, поэтому мне приходится практически бежать.

После того, что случилось, он не сказал ни слова. Ведет себя как последняя сволочь.

Я сама виновата, не надо было лезть. Сама захотела приключений. Только вот разве от этого легче? Наоборот.

Моя злость смешивается со стыдом, а когда я вижу Карину, нарезающую круги у машины, хочу стать невидимкой. Мне ей в глаза стыдно смотреть. Если взгляну, точно превращусь в горстку пепла.

Карина, заметив нас, идет навстречу. Взмахивает рукой, улыбается.

Я же прячу взгляд, блуждаю им где-то по земле, рассматривая мелкие камни.

– Я тебя уже потеряла. Звонила, звонила…

– Музыка орет. Не слышал.

– Да я так и поняла. Алёна, привет.

– Она не в состоянии тебе ответить сегодня, в ноль убуханная, – зло бросает Шумаков.

В груди нарастает протест. Я выпила всего несколько бокалов, уже размыкаю губы, чтобы возразить, но Мот давит пальцами мне в предплечье.

Вскидываю на него взгляд и захлопываю рот.

– Блин, сочувствую, – Карина по-доброму сжимает мою ладонь. – Может, тебе водички, Алён?

– Ее прокапать не помешает, – юморит Шумаков и засовывает меня в тачку, пока я утопаю в чувстве вины перед Кариной.

Несмотря на стереотипы, став популярной, она не зазвездилась. Открытая, добрая, простая девчонка. Вряд ли бы у нее хватило совести вешаться на чужого парня, в отличие от меня.

Забиваюсь в угол на заднем сиденье, крепко обнимая себя за плечи, не озабочиваясь тем, чтобы закрыть дверь.