Шепот небес

Женевьева опасалась, что Джесси будет настаивать на своем, но она промолчала. Некоторое время подруги слушали шум прибоя и крики чаек над волнами, погрузившись в задумчивость.

– Скажи, моя мама любила кого-то? – неожиданно спросила Джесси. – Я говорю о том времени, когда родители собрались выдавать ее замуж за моего будущего отца.

Лицо девушки опечалилось. Женевьева с жалостью посмотрела на нее. «Неужели твоя собственная судьба так ничему и не научила тебя, Беатрис?» – с горечью подумала она.

– Да, – промолвила Женевьева, выдержав паузу. – Его звали Питер Флетчер – лейтенант, происходивший из знатной, но очень бедной семьи.

– Он любил мою мать?

– Всем сердцем. Когда он узнал о планах родителей Беатрис выдать ее замуж за Ансельма, он предложил ей бежать.

– Но она, конечно, не согласилась.

– Нет. Твоя мать никогда не нарушала правил приличия, принятых в обществе.

У входа в бухту появилось судно под белоснежными парусами. Оно держало курс на юг.

– Я ничего не знала, – задумчиво пробормотала Джесси, пристально глядя на проплывавший на горизонте корабль.

– Должно быть, Беатрис уже забыла о прошедшем. А вернее, заставила себя забыть.

Женевьева прикрыла глаза ладонью от яркого слепящего солнца. Она узнала судно. Фрегат «Отпор» спешил назад в порт Блэкхейвен-Бей.

– Твоя мать до сих пор не догадывается о том, какие чувства ты испытываешь к ирландцу?

Джесси покачала головой:

– Нет. Кстати, Женевьева, как ты узнала о том, что я влюблена в него?

– Я догадалась по выражению твоего лица в ту памятную штормовую ночь. Ты смотрела на него влюбленными глазами.

– Мне, наверное, следует носить шляпки с густыми вуалями, – пошутила Джесси. Но на самом деле она испугалась слов подруги. Ведь о ее чувствах могли догадаться посторонние. – Если бы моя мать узнала… – Джесси помолчала, качая головой. – Я даже не знаю, что бы она в таком случае сделала. В одном я твердо уверена – она заставила бы Лукаса страдать. Она посчитала бы его виновным в том, что я решила расторгнуть помолвку.

– Когда истекает срок его наказания?

Джесси, понурив голову, тяжело вздохнула.

– Никогда. Он обречен до конца своих дней гнить на каторге, Женевьева.

Фрегат находился теперь так близко, что женщины слышали шум полощущихся на ветру парусов и плеск воды о корпус. Женевьева сжала руку подруги.

– Бедняжка Джесси…

– Он мне сказал… – нерешительно произнесла Джесси. – Он сказал, что существуют способы, с помощью которых женщины предохраняются от беременности или в случае необходимости прерывают ее. Ты что-нибудь знаешь о них?

Женевьева испытующе посмотрела на подругу. Она поняла, что в жизни Джесси произошли крупные перемены.

– Да, я помогу тебе.

Джесси кивком поблагодарила ее. В ее глазах блестели слезы. Она всегда выглядела уверенной, сильной и очень требовательной к себе. Даже в детстве Джесси редко плакала.

– Ты, наверное, хочешь предупредить меня о подстерегающей нас опасности. – Джесси старалась сдержать слезы.

Женевьева крепче сжала руку подруги.

– Да, вам грозит опасность, но ведь ты сама все знаешь.

Сердце Женевьевы разрывалось от боли. Она знала, что ее подругу впереди ждут страдания и беды, но ничем не могла помочь ей.

– Помни, дорогая моя Джесси, что бы ни случилось, ты всегда найдешь у меня поддержку и участие.

Мальчик сидел на земле, прислонившись спиной к стене дома из неотесанных камней. Его голову покрывала надвинутая на глаза старая шляпа.

– Она сейчас на лугу за домом пасет овец, – сообщил он, не глядя на въехавшего во двор Уоррика и не дожидаясь его вопроса.

– Спасибо, Диккен, – поблагодарил его всадник и хотел поворотить коня, но снова взглянул на мальчика.

Странный парнишка! Он казался Уоррику далеким от цивилизации дикарем. В последнее время Уоррик часто наведывался в домик на побережье и наблюдал за Диккеном. Мальчик так ловко управлялся с рогаткой, что без труда добывал с ее помощью дичь и даже кенгуру. Убивая птиц и животных, он всегда радостно улыбался. Уоррик подозревал, что именно Диккен заколол ножом Паркера Джоунса.

– Признайся, ты убил того чернокожего каторжника, которого я разыскивал? – неожиданно спросил он.

– Я?! – сдвинув шляпу на затылок и открыв один глаз, переспросил Диккен. – Нет, я предпочитаю пользоваться рогаткой. А ножи любит моя сестра Фиона.

Уоррик натянул поводья так, что его гнедой мерин запрокинул голову и жалобно заржал. Уоррик тут же успокоил коня, потрепав по холке, а потом направился туда, где паслись овцы.

– Почему ты скрыла от меня правду? – спросил он Фиону, когда они, насытившись ласками, лежали в объятиях друг друга на расстеленном под цветущей ивой плаще. – Почему ты не сказала мне, что убила чернокожего каторжника, которого я разыскивал?

Фиона повела худеньким плечом.

– Я же не знала, как ты отреагируешь на такое известие. – Она взглянула в лицо Уоррика. – И уж во всяком случае, тебе бы мое сообщение не понравилось, правда? Я убила его, потому что он беглый каторжник, разбойник да к тому же еще и негр.

– Не говори глупости. – Уоррик погладил девушку по щеке. – Ты убила его, потому что защищалась. Он, наверное, напал на тебя и попытался изнасиловать.

– Нет, все произошло иначе. Он не пытался меня изнасиловать. Чернокожий хотел забрать у нас ослика.

Уоррик оцепенел.

– Значит, ты убила человека из-за ослика? Ты вонзила Паркеру нож в спину?

Фиона легла на бок и подперла голову рукой.

– Ты не понимаешь меня. Ты понятия не имеешь, что такое бедность. Ты, наверное, думаешь, что мы целыми днями валяемся в траве, а по ночам занимаемся любовью под открытым небом, любуясь звездами, что мы беспечны и веселы, потому что нам нечего терять. Но видишь ли, ослик очень важен для нас. Я не могла позволить увести его со двора.

Уоррик внимательно посмотрел на Фиону. Он никогда не задумывался над тем, какая пропасть их разделяет. И теперь он впервые увидел существующие между ними различия. Да, Уоррик никогда не жил в бедности. Может быть, отличительной чертой бедных людей действительно является черствость и пренебрежение чужой жизнью?

– И ты ничего не чувствуешь сейчас? – спросил он, сдвинув брови на переносице. – Никакого раскаяния? Никакого сожаления? Ведь человек мертв…

Фиона тряхнула рыжими кудрями.

– Не надо красть нашего ослика!

Она встала и направилась к журчавшему между камнями ручью, вода в котором текла чистой и прозрачной. Опустившись на колени, Фиона зачерпнула пригоршней воду. Уоррик залюбовался ее обнаженным, покрытым загаром стройным телом. Она так очаровательна в своей непосредственности.

Уоррик, часто навещая девушку, занимался с ней любовью и делился своими планами и мечтами. Но он даже не пытался разобраться в ней, проникнуть в душу, понять, что она за человек. Фиона оставалась для него загадкой. И теперь он думал, что ему вряд ли когда-нибудь удастся разгадать ее.

– Почему ты занимаешься со мной любовью? – спросил он. – Ведь ты говоришь, что не любишь меня.

Выпрямившись в полный рост, она повернулась лицом к нему и лукаво улыбнулась.

– Ты красив словно ангел. И потом, ты пришел ко мне из другого мира. Мне приятно иметь с тобой дело.

– Значит, ты действительно совсем не любишь меня?

Склонив голову, Фиона задумчиво посмотрела на него. Казалось, она силилась понять Уоррика, но не могла. Зачем он спрашивает ее о любви? Мужчины, с которыми она спала до него, ничего не требовали. Они интересовались только ее телом.

– Ты мне очень нравишься, – осторожно заверила она. – Но я не могу полюбить тебя, ведь я тебя совсем не знаю.

– Разве я не стал тебе ближе за то время, что мы встречаемся?

– Да, я немного лучше узнала тебя, но недостаточно. Мы с тобой такие разные.

Уоррик встал и подошел к ней. В отличие от Фионы он еще стеснялся своей наготы.